Читать книгу "Когда возвращается радуга. Книга 2 - Вероника Горбачева"

… После таких слов авторы придворных хроник обычно добавляют: «Впервые за… столько-то столетий или десятков лет…» Но нет, в нынешнем случае это пышное уточнение оказалось бы не к месту. Большой Зал для королевских приёмов, бальный зал, пышная столовая, способная вместить более трёх сотен гостей, Большая Лазурная и Малая Зеркальная гостиные появились совсем недавно, и сквозь аромат мастики для мозаичных паркетов и восточные ноты душистых свечей в них всё ещё пробивался запах свежего дерева, флер старины и хранилищ от картин в широких багетах со свежей позолотой, и неподражаемый, любезный сердцу каждого художника, букет недавно просохших красок с расписанного плафона и стен. Лучи заходящего солнца, льющие сквозь огромные окна, растекались по зеркалам и в завитках жирандолей, оживляли тёплыми оттенками мраморные тела статуй, играли в драгоценных камнях, щедро разбросанных по всему Парадному Залу — на шейках прелестных дам, на лифах и пышных юбках, в изысканных и сложных причёсках, в аграфах и перевязях кавалеров, а то и на камзолах и пряжках, ибо щегольством мужчины сего достойного собрания порой затмевали своих спутниц. Король праздновал не только годовщину своего благого прихода к власти и завершения войны, но и новоселье. Эти залы распахивались для его подданных и гостей впервые.

Как обычно, в ожидании монаршей особы, придворные и иже с ними не теряли времени зря. Разбившись на группки, они вполголоса, сдерживаясь, дабы неосторожным смешком или чересчур громкой репликой не уронить торжественности момента, обменивались последними новостями, а заодно и сплетнями, и стороннему наблюдателю, пожалуй, затруднительно было бы отделить одно от другого.

— Как вы думаете, господа, Бесс удастся изобразить у себя в Виндзоре нечто подобное? Говорят, она приглашала самого Веронезе!

— Веронезе творил здесь, дражайший маркиз, а в Бриттанию, говорят, заманили самого Рафаэля Санти!

— Не может быть…

— На этом свете возможно всё, маркиз, было бы чем оплачивать. Остаётся только удивляться нескончаемому источнику золота в казне королевы: как-никак, подавление этих постоянных беспорядков в Ирландии и Шотландии требует затрат, и немалых. Сдаётся мне, Её Величеству пришлось увеличить налоговое бремя…

Шепотки, шепотки, шепотки… Лучшего места для шпионов не найти. Вот только отделить зёрна от плевел весьма затруднительно.

— …Да, корсары уже не приносят такой прибыли, как раньше!

— Тс-с-с! Не забывайтесь, торговля патентами ведётся от имени отнюдь не государыни, а Кабинета её министров. Коронованная особа не может потворствовать практически узаконенному пиратству.

— Ну да, ну да, она лишь поглядывает неодобрительно… Очень мудро.

— Но сияние очередных трофеев ослепляет и заставляет отводить глаза.

— Тише, господа, тише! Бриттская делегация неподалёку, нам ни к чему скандал. Во всяком случае — во время переговоров… Сменим тему.

От одной группки склонённых к друг другу голов к следующей. Сплетни, шашни, интриги…

— А вот кстати: переговоры! Как вы думаете: готовиться ли нам к новой королеве? Моя супруга уже изучает моду при бриттском дворе, и ужасается: дамы там носят настолько декольтированные платья, что совершенно не оставляют своим воздыхателям простора для воображения. Фу, это так грубо…

— Абсолютно с вами согласен, дорогой виконт. Полузакрытость и намёк более распаляют фантазию, нежели полная — или почти полная — обнажённость. А помните, с каким недовольством наши прелестницы встретили эти веяния из Эстре? Если бы не насмешки самого Его Величества…

Завитые, украшенные пышными беретами головы кивают.

— Да, да…

— А порой и откровенные высказывания по поводу нравственности некоторых придворных дам…

— Нам никогда не пришлось бы понять разницы между откровенным нарядом и нарочито скромным. Нет, право же, господа… и дамы, разумеется! в этой полувосточной моде есть нечто. Этакий скрытый эрос, я бы сказал…

«Эрос!» — прокатилось по толпе со смешками. Превосходное новое словечко, надо ввести в обиход! Эрос!

— Хо-хо! Только не проболтайтесь об этом при графине де Камю, если не хотите потерять её благорасположение, друг мой. Вся Лютеция знает: с недавних пор она ненавидит всё, связанное с Востоком.

— Вот как? Это с каких же?

— Злые языки поговаривают — с того момента, как узнала о женитьбе своей вечной жертвы, графа де Камилле!

— Да что вы говорите?

— Женится?

Дамы, собравшиеся вокруг троицы представительных молодых людей, одетых, вроде бы, неброско, по сравнению с вертопрахами, крутящимися поблизости, но ужасающе дорого, дружно ахнули. Стыдясь искренних чувств, прикрылись веерами, и, всё больше молчавшие до сей поры, защебетали:

— Не может быть! Бедняжка де Камилле, наконец, решился!

— Вырвал из сердца эту ехидну? Ах, не томите, господин де Келюс, подробности, подробности!

— Дамы, дамы! — Молодой человек шутливо раскланялся. — Не так уж много мне известно. Вот уж не знаю, свободно ли, наконец, его сердце, но рука — теперь уж точно занята. Пока не могу сказать, кому она протянута, ибо Его Величество изволил приказать своему подданному жениться, но вот на ком… Однако молва упорно связывает его имя с именем некоей почтенной вдовы, прибывшей к нам недавно с Востока…

— Тс-с-с…

Прелестницы дружно зашипели.

— Потише, господин Келюс!

— Она идёт!

— Она — это, разумеется, наша несравненная Лулу… О, простите, Анжелика де Камю, — пробормотал достаточно громко тот, кого называли графом де Келюсом и… вытаращил глаза до неприличия широко.

Справедливости ради следует отметить, что изумился не только он.

Явление в Большом Зале роковой женщины, трижды вдовы, сопровождалось изумлёнными оханьями со стороны не слишком воздержанных на язык мужчин и жгуче-завистливыми взглядами женщин, особенно в возрасте… стыдливо умолчим, но в том, когда красота считается не только распустившейся, но и малость прихваченной осенью. Двадцативосьмилетняя Лулу, казалось, скинула лет десять, не меньше, и теперь блистала юным свеженьким личиком. Ей не нужна была пудра, ибо она затмила бы прелестный румянец на щёчках, нежных, как дижонские персики, и без надобности краска для теней и сурьма, поскольку голубые глаза её и без того были прекрасны и выразительны. Золотые локоны, уложенные в простую причёску, блестели, будто осыпанные искрами, а белизне пышной и в то же время обманчиво девичьей груди позавидовал бы мрамор.

— Что за чудодей поколдовал над вашей красотой, графиня?

Галантно склонившись над ручкой, унизанной кольцами, кавалер де Келюс, один из новых любимчиков Его Величества, озвучил всеобщее недоумение, приправленное, как и полагается, почти искренним восхищением.

— О-о, вы мне льстите, дорогой граф, — лукаво рассмеялась та. — Всего лишь хороший лекарь… Представьте, недели две назад у меня ни с того, ни с сего разыгралась ужасная лихорадка, и это почти перед самыми торжествами! Но одна высокопоставленная особа… — Она хитро сощурилась. — Разумеется, имена не озвучиваются, вы же понимаете… предоставила мне своего личного докторуса, и вот вам результат!