Читать книгу "Тайны Великой Скифии. Записки исторического следопыта - Игорь Коломийцев"

Мог ли отец историков ошибиться и принять термин «половиноглазый» в качестве указания на единичность органа зрения, одноглазие? Вполне. Геродот не настолько хорошо знал скифский язык, чтобы улавливать все его нюансы. Тем же недостатком могли страдать и его толмачи, переводчики из числа местных греков-колонистов. Так родилась великая легенда о племени одноглазых всадников.

Попробуем перевести теперь загадочный отрывок из Геродота о начале азиатской миграционной волны на современный язык: «Узкоглазые (да простят меня все монголоиды мира) изгнали протохунну-карасукцев из их страны, затем предки хунну вытеснили скифов, а киммерийцы под напором скифов покинули свою страну».

В самом деле, этнические «черноголовые» китайцы под руководством императора Суаня (827–781) начали глобальное наступление на предков хунну. Изгнанные из Поднебесной европеоидно-китайские метисы были вынуждены отступить в степи Монголии и Западного Китая. Карасукское оружие и предметы быта того времени широко распространяются на востоке Великой степи, в зоне от алтайского нагорья до Восточного Казахстана. То есть там, где до этого происходило формирование народов скифского круга. Это значит, что под напором выходцев из Китая сарматы и скифы стали перемещаться к границам государств Передней Азии. Так возникло то движение племен, которое в конечном итоге забросило скифов в Европу.

Если мы все правильно поняли, то «аримаспы» в данном конкретном случае — не кто иные, как многочисленные этнические китайцы, оказавшиеся виновниками грандиозной подвижки внутри Великой степи. Впрочем, скорее всего, термин «половиноглазые» использовался скифами достаточно широко, в качестве синонима любого монголоида. Поскольку жители Поднебесной никак не могли угрожать безопасности алтайских курганов и никогда не воевали со «стерегущими золото грифами». Напротив, если кто и проникал с целью поживы в этот регион, так скорее — монголоидные племена Сибири, предки монголов и тюрок. «Давление монголоидов заставило нас покинуть Азию, они же теперь угрожают безопасности могил наших предков», — вот о чем сообщали скифы грекам.

Но не показалось ли вам, любезный читатель, что мы далеко не все сказали о характере этой оригинальной кочевой культуры — афанасьевско-катакомбно-скифской? Что здесь, на востоке Великой степи мы столкнулись с уникальной, невиданной ранее нигде цивилизацией? Она как бы распадается на почти самостоятельные фрагменты, которые, тем не менее, связаны меж собой незримыми нитями и, вообще, зачастую не могут существовать друг без друга. Смотрите — племя скифов, главная ударная сила этого мира, вполне похожа на армию, которая однажды ушла в далекий поход и из него не вернулась. Известный скифолог Дмитрий Раевский одним из первых указал, что захоронения скифов в Европе и Передней Азии «однозначно демонстрируют чисто воинскую культуру»{170}. Археолог Владимир Еременко обратил внимание на «отсутствие женских погребений» у ранних скифов и сделал вывод: «Кочевники передвигались без женщин»{84}. В это же самое время в степях Средней Азии появляются, напротив, чисто женские племена — легендарные амазонки.

Трудно не связать одно с другим: где-то мужчины без женщин, в другом месте — наоборот. Тагарцы Минусинской котловины демонстрируют нам близкую скифам, тем не менее, сугубо земледельческую культуру. Протохуннские, карасукские племена играют роль уникальных ремесленников — творцов «звериного стиля». И, конечно же, пазырыкцы — «стерегущие золото грифы», выступающие жрецами-хранителями общих могил, довершают эту картину. Если мы правильно оценили то, что творилось на востоке Великой степи, перед нами — единственная в мире «расчлененная цивилизация» — назовем ее так по праву первооткрывателей явления — общество, части которого, распавшись по разным историческим причинам, тем не менее, испытывают тягу друг к другу, сознают себя элементами единого целого. Когда настала пора, самый сильный фрагмент — царские скифы устремились назад, домой, к могилам предков, чтобы собрать наконец степную мозаику в один народ.

Скифия и Александр

Не знаю, что испытываешь ты, мой любезный читатель, а что касается автора этих строк, то он всегда переживает сложное, подчас мучительное чувство, когда очередная историческая задача внезапно получает свое решение. Как будто в детстве открываешь яркую, цветную, перевязанную бантом коробочку с сюрпризом: хочется поскорее заглянуть туда, увидеть, обрадоваться подарку. И одновременно что-то сдерживает: пока шуршащая бумага не сброшена — ты владелец всего, что позволяет представить твое богатое воображение, разверни — и тайны улетят, как бабочки, оставив тебя наедине с хорошим, полезным или вкусным, но одним-единственным и сугубо материальным предметом. Погоня за секретами прошлого, с моей точки зрения, чем-то сродни сбору гербария или коллекционированию насекомых. Вот ты сорвал необычный цветок или насадил на булавку изумрудную стрекозу — ты их покажешь всем, и люди будут восхищены, но твои экспонаты уже мертвы, и никакая сила в мире не позволит им расправить лепестки или воспарить в пронзительное летнее небо. Приклей к геродотовским аримаспам ярлык «монголоиды» — и чудесная легенда о далеких одноглазых кочевниках растает, как дым, уступив место грубой прозе реальной расовой истории Евразийского материка.

Утешение лишь в том, что кто-то, быть может, не согласится с тобой и отправится на поиски своих единооких всадников, других охраняющих золото грифов и иной Гипербореи. В добрый путь — в исторической науке, слава Богу, ни у кого нет права собственности на ее загадки, здесь каждый следопыт выбирает свою тропу к Вечности. Да и потом, мало ли у прошлого секретов?

Иногда, напротив, удивляешься тому, как целые поколения исследователей равнодушно проходят мимо клада, лежащего фактически на поверхности. Возьмите, к примеру, тайну исчезновения царских скифов из Северного Причерноморья. Разве кто-нибудь из историков озадачился этой проблемой, принялся искать прославленное племя по другим странам и континентам? А ведь порой до истины, оказывается, подать рукой.

Куда могли отправиться «конные стрелки», как не в Азию, откуда когда-то явились к берегам Черного моря? Стало быть, в глубины континента, по их горячим следам, надлежит держать путь и нам. Будем помнить, однако, что эта дорога весьма непроста, недаром в одной из глав мы с вами назвали большую часть этого региона «терра инкогнита», то есть — землей незнаемой. Представители цивилизованных народов в древности не часто заглядывали в этот закоулок нашей планеты. Да и то, что они там видели, разительно отличалось от наших сегодняшних представлений о Центральной Азии — пустынном сердце евразийского материка.

Пожалуй, одним из первых приоткрыл для европейцев завесу над глубинами азиатского континента великий полководец древности Александр Македонский. Но и он, готовя поход на Восток, лишь весьма приблизительно представлял себе, с чем вынужден будет столкнуться. «Ему очень хотелось узнать, — пишет о повелителе Ойкумены его биограф Квинт Флавий Арриан, — с каким морем соединяется море Каспийское, называемое и Гирканским: с Евксинским (Черным), или же Великое море (Индийский океан), обойдя индов с востока, вливается в Гирканский залив… Никто еще не открыл, где начинается Каспийское море, хотя вокруг него живет немало племен и в него впадают судоходные реки: из Бактрии течет Окс (Амударья), самая большая из азийских рек, кроме индийских; проходя через землю скифов, впадает в это море Яксарт (Сырдарья)»{11}.