Читать книгу "Ирландия - Эдвард Резерфорд"

– Дай мне. Я отнесу его обратно.

Медленно и нарочито, по-прежнему тараща глаза в притворной серьезности, Фионнула подняла яблоко, словно собираясь протянуть его Уне, но вместо этого преспокойно откусила от него кусок. Ее насмешливо-серьезные глаза не отрывались от Уны.

– Слишком поздно.

Уна круто развернулась, решительно направилась к лотку, где хозяин только что закончил разговор с французом, и взяла одно яблоко.

– Сколько за два? Моя подруга свое уже надкусила. – Она очаровательно улыбнулась и кивнула на Фионнулу, которая подошла следом.

– Ты ведь работаешь в больнице? – с улыбкой спросил торговец Фионнулу.

– Да. – Девушка уставилась на него огромными глазами.

– Ну и хорошо. Берите бесплатно.

Уна поблагодарила его и увела подругу прочь.

– Видишь, он их нам подарил. – Фионнула покосилась на девушку.

– Дело не в этом, и ты это знаешь. – Они прошли еще немного. – Я, кажется, просто убью тебя когда-нибудь, Фионнула.

– Вот ужас-то. Я тебе не нравлюсь?

– И не в этом дело.

– Нет, в этом.

– Ты не понимаешь разницы между хорошим и дурным, Фионнула, и ты плохо кончишь.

Фионнула ответила не сразу.

– Пожалуй, ты права, – наконец сказала она.

К счастью для отца Фионнулы, он ничего не знал о ее поведении, иначе это могло бы испортить ему такое приятное утро. Потому что в то самое время, когда две девушки уносили с рынка подаренные им яблоки, именитый церковник с достоинством направлялся к постоялому двору, где теперь жил его сын Гилпатрик. Настроен он был серьезно, поскольку одно важное семейное дело требовало скорейшего решения. Впрочем, дело это было из числа приятных, утро в тот день выдалось теплым и солнечным, и Конн с радостным нетерпением ждал встречи с сыном. Поэтому, увидев Гилпатрика, он вскинул свой посох в торжественном приветствии.

Постоялый двор Святого Кевина представлял собой небольшое, огороженное частоколом пространство, внутри которого находились часовня, дом для ночлега с общей спальней и несколько скромных деревянных построек для разных нужд. Размещался он всего в двухстах ярдах от древнего родового монастыря и принадлежал монахам Глендалоха, которые пользовались им, приезжая в Дублин. Последние два года Гилпатрик часто останавливался здесь. Он стоял в воротах, когда увидел отца, и сразу шагнул к нему навстречу.

Однако было в его движениях нечто такое, что заставляло предположить, будто он вовсе не так рад встрече с отцом, как следовало бы. Старик это сразу почувствовал.

– Ты не рад меня видеть, Гилпатрик? – спросил он.

– Ну что ты! Конечно рад. Правда.

– Это хорошо, – кивнул его отец. – Давай-ка пройдемся.

Они могли бы пойти по южной дороге, через фруктовые сады. Или на восток, чтобы по небольшому мостику перейти речку и оказаться среди заливных лугов и маленьких рощиц. Но они выбрали северную дорогу, которая плавно огибала земли древнего монастыря и, минуя темную заводь, устремлялась к Тингмаунту и Хогген-Грину.

Шагая рядом с отцом, Гилпатрик думал, что их прогулка напоминает королевскую процессию. Едва завидев его отца, все тут же улыбались и с почтением и любовью склоняли головы, а Конн торжественно кивал им в ответ, как самый настоящий вождь племени из древних времен.

Пожалуй, Конн действительно пользовался здесь бóльшим уважением, чем любые другие вожди Уи Фергуса до него. Его мать была последней из рода Килинн, владелицы Ратмайнса. Именно она воссоединила две ветви потомков Фергуса, и от нее Конн унаследовал кровь древнего королевского дома Ленстера. А заодно и кубок, сделанный из древнего черепа и вместе с другим приданым привезенный его матерью в Ратмайнс. Более того, женившись на родственнице Лоуренса О’Тула, Конн породнился с одним из самых знатных королевских родов Ленстера. И пусть поселение викингов теперь захватило и место последнего упокоения Фергуса, а Церковь прибрала к рукам многие древние пастбища, все равно нынешний вождь Уи Фергуса мог пасти свой скот на огромной прибрежной полосе земли, вплоть до гор Уиклоу. Вдобавок, многие поколения семья управляла маленьким монастырем, что всегда наделяло вождей рода некой священной силой. И хотя их монастыря больше не существовало, а его часовня превратилась в приходскую церковь, отец Гилпатрика по-прежнему оставался не только викарием, но и, по существу, жрецом, что, по мнению его сына, было истинно ирландским, весьма любопытным явлением. Неудивительно, что прихожане относились к нему с особым трепетом.

Гилпатрик побаивался предстоящего разговора, поэтому был только рад, что отец долгое время, пока они шли по дороге, не изъявлял желания поговорить. Наконец Конн все-таки нарушил молчание.

– Не получал вестей от своего друга Фицдэвида? – небрежно спросил он.

Поначалу Гилпатрик был немного расстроен, что Питер Фицдэвид так и не написал ему, но время шло, и он почти забыл о нем. Может, его вообще уже убили.

Король Диармайт с его иностранными наемниками не слишком продвинулся вперед. О’Коннор, верховный король, и О’Рурк вышли к Уэксфорду, чтобы расправиться с ним; две серьезные стычки закончились для него плачевно. Диармайта вынудили отослать заложников к верховному королю и заплатить О’Рурку солидную сумму золотом за увод его жены. Ему позволили вернуться в его наследственные земли на юге, но этим все и ограничилось. Почти год он оставался там, и никто ничего о нем не слышал.

Однако в прошлом году он умудрился набрать войско посолиднее: тридцать всадников, около сотни пехотинцев и более трехсот лучников. Было среди них несколько рыцарей довольно известных фамилий, о которых Гилпатрику приходилось слышать: Фицджеральд, Барри и даже дядя самого Стронгбоу. Фицджеральду и его брату был пожалован порт Уэксфорд, что, скорее всего, не понравилось тамошним торговцам-остменам, и благодаря содействию дублинского архиепископа О’Тула верховный король согласился на новую сделку.

– Пришли мне в заложники своего сына, – предложил он Диармайту. – И можешь получить весь Ленстер. Кроме Дублина, разумеется. – Правда, при этом он чуть слышно добавил: – Если сможешь его взять.

Диармайту также пришлось пообещать, что он, как только обеспечит покой в Ленстере, отошлет обратно за море всех своих наемников.

Но это было год назад, а он до сих пор так и не рискнул проникнуть в северную область Ленстера. Ему было твердо сказано: «Здесь у тебя друзей нет».

– Сомневаюсь, – продолжал отец Гилпатрика, – что ты скоро увидишь своего уэльсца.

Они миновали поворот дороги над заводью и остановились, глядя вниз, на место старых могил. Гилпатрик подумал о том, какой, должно быть, великолепный простор был здесь прежде. Берег вдоль Хогген-Грина был тогда совершенно пустынным, и духи умерших могли свободно бродить везде, где им вздумается. Ныне новая вера воздвигла на этом месте свои храмы, окружая духов еще и невидимыми тисками, и теперь если им захочется побродить, то придется отправиться на восток, мимо древнего камня викингов, к устью реки Лиффи, где с отливом их, без сомнения, унесет в открытое море. Слева, за заводью напротив городской стены, в окружении бревенчатых домов, теперь стояла маленькая церковь Святого Эндрю. Справа, чуть выше Тингмаунта, начиналась огражденная стеной территория единственного в городе женского монастыря, а на берегу Лиффи, на месте бывших болот был возведен небольшой мужской монастырь Святого Августина.