Читать книгу "Изолятор - Джошуа Спэньол"

– Сначала займемся локтевым нервом.

– Постарайся не попасть в сосуды.

– Спасибо за предупреждение.

Если бы Брук случайно задела вену или артерию и ввела в них то количество лидокаина, которое она набрала в шприц, то, скорее всего, дело закончилось бы смертельной аритмией сердца. А поскольку ни я сам, ни моя боевая подруга не могли видеть того, что делаем, ошибку мы заметили бы далеко не сразу.

– Ну как, ты еще не передумал?

– Черт возьми, Брук, лучше вспомни уроки анатомии.

Доктор Майклз нажала на иглу. Укол оказался болезненным и сам по себе, к тому же еще лидокаин жег, словно кислота. Я поморщился.

Брук вытащила иглу.

– Срединный нерв.

Игла вонзилась в самую середину запястья. Оказалось, что немного не туда. Еще одна попытка. Я выругался.

– Ты заканчивала медицинский факультет или нет?

Девушка не ответила.

– Подожди, дай возьму еще несколько пузырьков.

Взяла из моей правой руки пузырьки и надломила кончики. Рука уже начала неметь.

– Быстрее, – скомандовал я, глядя на дверь, ведущую в комнату наблюдения.

Судя по всему, Учитель всерьез обсуждал проблему нашего уничтожения. С тех пор, как он ушел, прошло уже минут пять.

Игла вонзилась в запястье прямо над большим пальцем.

– Радиальный нерв.

И этот укол пришлось повторить – попала не сразу.

– Давай еще разок в локтевой нерв.

Брук ввела лекарство.

Я попытался пошевелить пальцами, чтобы разогнать лидокаин. Игла снова вошла в центр запястья, но боли уже не ощущалось, лишь давление.

– Достаточно, – решил я.

– Ты уверен?

– Вполне. Возвращайся на свое место.

Доктор Майклз отъехала в сторону, потом повернулась на сто восемьдесят градусов, чтобы посмотреть на меня. Я вдохнул поглубже, снова пошевелил пальцами левой руки и потянул как можно сильнее.

Даже анестезия не смогла предотвратить пронзившей руку острой боли. Затрещала кость: кисть сжалась и начала медленно просачиваться сквозь узкое металлическое кольцо.

– Натаниель, Бог мой, Натаниель!

Я уперся спиной в операционный стол. Рука скользила слишком медленно.

Хрустнула еще одна кость. Потом еще и еще. Я пошевелил кистью, стараясь просунуть ее сквозь кольцо. Эпинефрин, как известно, сужает кровеносные сосуды. Но, несмотря на это, кровь ручьем текла по полу в дренажную решетку. Я с трудом подавил резкий приступ тошноты. Когда дело дошло до суставов пальцев, снова раздался хруст – опять начали ломаться кости. Но рука продвигалась уже легче. Очевидно, обилие крови и переломы помогают скольжению.

Я с силой еще раз потянул кисть. Операционный стол немного сдвинулся, и внезапно я оказался на свободе. В фонтане брызжущей по комнате крови левая рука выскочила из наручника.

89

Я взглянул на то, что от нее осталось, и уже не смог сдержать приступа рвоты. Кости сломались и сместились, а кроме того, большая часть кисти оказалась без кожи – медики образно называют это состояние «без перчатки». Ткани оголены от запястья по направлению к большому и указательному пальцам, кожа свисает, словно приспущенная перчатка, обнажив мускулы и сосуды. Кровь текла, но благодаря действию эпинефрина не так обильно, как можно было ожидать. Сворачивалась она вяло.

Плечо тоже болело. По-видимому, от неестественных усилий порвались мышцы.

Брук смотрела на руку расширившимися от ужаса глазами и лишь повторяла:

– О Боже, Натаниель! О Господи!

– Все в порядке.

– Ой, милый!

Правой рукой я натянул кожу на левой кисти вверх – к запястью. Кровь и куски кожи прилипли к наручнику, болтавшемуся на хорошей руке. Внезапно мне пришло в голову, что если доведется жить дальше, то правая рука навсегда получит это определение: хорошая рука, – потому что от левой вряд ли можно будет ожидать дальнейших действий.

Я собрался с силами и рывком поднялся. Адреналин и тошнота не способствуют равновесию, а потому я с большим трудом, едва не упав несколько раз, допрыгал до двери операционной.

В тот момент, когда я поравнялся с Брук, она выдохнула:

– Тебе срочно нужно к врачу.

– Знаю, – огрызнулся я.

Открыв дверь в операционную, я проскакал через небольшой коридорчик, ведущий в комнату наблюдения. Добравшись до двери, споткнулся и тяжело упал на изуродованную руку, измазав кровью весь пол. Но прямо передо мной оказалась ручка, и я смог быстро подняться. На столе лежали ножницы, мой бумажник, мой сотовый. Вещи я забрал, а ножницами разрезал связывающий ноги шнур. Уже нормально, быстро вернулся в операционную и освободил от пут ноги Брук. Помог ей подняться.

– Уходим, – коротко скомандовал я.

– Возьми бинт, и давай перевяжем руку.

– Некогда…

– Ты дурак! – шепотом завопила Брук.

Глаза ее были красны, в них стояли слезы.

Пришлось направиться к металлическому шкафу и найти в нем бинт. Я сделал себе перевязку, причем наручник на правой руке немилосердно гремел. Бинтовал как можно туже, чтобы прижать кожу к кровеносным сосудам. Вполне возможно, что таким образом я запечатывал инфекцию, зато кожа будет получать питание и, если повезет, проживет еще несколько часов.

– Ну вот, – удовлетворенно заключил я, закончив процедуру.

Мы быстро прошли через гигиеническую комнату. Я направился было в сторону, но Брук меня остановила.

– Куда ты?

– Мы не можем просто так уйти.

– Что?

– Подожди здесь.

Я вошел в наблюдательную и прижал ухо к ведущей в коридор двери. Тишина. Никаких жарких обсуждений нашей участи не слышно, никаких разговоров Учителя с кем-то еще.

– Пойдем! – прошипела Брук.

Я повернулся к ней.

– Ты иди. Мне нужно кое-что взять. Не для того же я вконец оборвал руку, чтобы просто смыться. Так ведь никто не поверит в то, что я буду рассказывать.

– Придется поверить.

– Нет, не поверят. И ты это прекрасно знаешь. – Взяв со стола скальпель, я разорвал пластиковую упаковку. Отполированное лезвие блестело, словно зеркало. Как раз то, что нужно. – Если хочешь, подожди меня. А хочешь – уходи.

Очень осторожно я приоткрыл дверь в коридор и высунул скальпель. Несколько раз повернув лезвие, поймал отражение коридора. Никого. Я открыл дверь.

Быстро прошел в сторону патологоанатомической лаборатории. Брук, со сцепленными за спиной руками, не отставала ни на шаг.