Читать книгу "Видео Иисус - Андреас Эшбах"

Но когда он уже замахнулся камнем, изнутри кто-то отпер задвижку смотрового окошка. Окошко откинулось, наружу выглянула пара старых, усталых глаз, оглядела их недоверчиво, и человек, которому принадлежали глаза, произнёс:

– Уходите!

Только одно это слово, и смотровое окошко снова захлопнулось, и задвижка со скрежетом вошла в своё гнездо.

– Вот так дела, – растерянно пробормотал Стивен. – Эй! – крикнул он через стену. – Мы пришли, чтобы взглянуть на зеркало, которое хранит образ Иисуса!

Мрачная стена высилась перед ними, как неприступный бастион средневековой крепости, и оставалась немой и непостижимой.

– Может быть, он нас не понял, – сказал Иешуа.

– Как это? – удивился Стивен. – Он же говорил по-английски.

– Ну да, – возразила Юдифь. – Он сказал только «leave!». He так много английского.

– Ну хорошо. Тогда повтори это ещё раз на иврите.

В этот момент за дверью снова послышался скрежет, на сей раз другой, более серьёзный. В своём пазу шевельнулся другой, больший засов, что-то загремело – чугунное кольцо, может быть, – потом дверь изнутри потянули. Она не поддавалась, просмолённый брус, из которого лет двести назад была сколочена эта дверь, отчаянно скрипел – и потом наконец раскрылась.

За дверью стояли двое стариков – истощённых, немытых отшельников – босые, в прозрачном от ветхости тряпье, которое когда-то было чёрным. На первый взгляд они походили на узников, изнурённых десятилетиями концлагеря. Однако глаза их светились мирным, живым огнём, какого Стивену ещё не приходилось видеть, а осанка излучала какую-то особую силу, которая находилась в загадочном противоречии с их убогим общим обликом.

Видимо, они отвыкли много говорить. Один из них попытался что-то сказать, но потом поперхнулся, будто должен был сперва вспомнить слова, которые уже очень давно не употреблял.

– Тридцать лет эта дверь не открывалась, – наконец произнёс он. – Последним в неё стучался я. Входите.

* * *

Основная группа преследования отставала от первой машины примерно на час. После того, как Стивен Фокс и его «хвост» миновали Беэр-Шева, выехал и Райан, чтобы примкнуть к своим людям.

Затем пришло сообщение, что джип покинул дорогу на Эйлат. Сперва, как оказалось, покинул не там, где надо, и преследователи чуть было не выдали себя, потому что тоже собирались свернуть следом за джипом, но вовремя заметили через полевой бинокль, что джип возвращается.

Если бы они не держались на такой большой дистанции, то столкнулись бы с ним на узкой дороге, а так они смогли проехать вперёд и спустя несколько километров переждать в надёжном месте, пока джип с молодыми людьми снова их не обгонит.

Через двенадцать километров джип окончательно свернул в пустыню. К счастью, он оставил на пыльной дороге след такой же заметный, как после стада слонов, – будь они на лёгкой машине, преследователям пришлось бы туго.

– Должно быть, эта поездка была задумана с самого начала, – сказал Райан Кауну по телефону, мчась на повышенной скорости мимо Хеврона. – Поэтому он и взял напрокат джип.

Позднее, углубившись далеко в пустыню, они обнаружили джип, оставленный на склоне, покрытом осыпью камней, а наверху – мрачное строение среди расщелин, построенное как орлиное гнездо. Поставив свою пропылённую, перетруженную машину в укрытии за большим выступом скалы, они издали в бинокль наблюдали за тяжёлым восхождением трёх молодых людей.

– Ничего не предпринимать, – приказал по телефону Райан. – Соберёмся все под горой и решим, что делать.

* * *

Дорога в сторону Тель-Авива была забита машинами. Петер Эйзенхардт сидел на заднем сиденье, поставив рядом с собой дорожную сумку, и смотрел на ландшафт, который казался ему таким чужим и в то же время ставшим уже привычным за эти несколько дней. Солнце здесь было ярче и белее, чем у него на родине, а скудная зелень – бледнее и истощённее. Он вспомнил фильмы Карла Мэя и один библейский телефильм, который он лет в четырнадцать видел однажды на Пасху, лёжа с температурой на диване в гостиной. Картина, как в запястья Иисуса вгоняли толстые плотницкие гвозди, ещё долго терзала его в горячечном бреду.

Вернётся ли он в эту страну когда-нибудь ещё? Шансы не просматривались: он был недостаточно охоч до путешествий, чтобы приехать сюда ещё раз.

– Мы не опоздаем? – спросил он двух молчаливых горилл, сидящих впереди.

– Не беспокойтесь, – сказал тот, что на пассажирском сиденье, растягивая слова, как жевательную резинку. – Всё рассчитано.

– Вы не знаете, когда я буду во Франкфурте?

Ему передали назад конверт с его билетом:

– Вот ваши документы.

Эйзенхардт изучил билет. Хоть он и уговаривал себя, что это не его проблемы, пот волнения всё-таки проступил у него на лбу. Дорожные указатели подсказывали, что до Тель-Авива ещё тридцать два километра, при этом сейчас, наверное, уже началась регистрация на его рейс. И что это был за рейс – сначала самолёт летел в Афины, оттуда в Милан, там стоял несколько часов и только в 11 часов вечера приземлялся во Франкфурте.

– Скажите, – вдруг пришла ему в голову одна мысль, – ведь у вас наверняка есть с собой телефон? Мне обязательно надо позвонить жене. Она не знает, что я прилетаю сегодня, а ведь она должна приехать за мной в аэропорт.

Оба сотрудника службы безопасности вопросительно переглянулись. Водитель – решения принимал наверняка он – протяжно вздохнул и после этого кивнул. Тогда другой достал из кармана мобильный телефон, включил его и протянул писателю.

* * *

Первое впечатление, когда они ступили за дверь, было такое, будто они попали в оазис. Наружная стена монастыря огораживала прямоугольную территорию и походила на ограду тюрьмы, в которой держали взаперти всю зелень этой местности. У Стивена даже промелькнула сумасшедшая мысль, что, может быть, именно поэтому в пустыне вокруг так голо и безжизненно.

Пахло пряностями, влажной землёй, перегноем. В каждом углу монастырского огорода к стене прижималось какое-нибудь утлое низенькое строение, а каждая пядь земли была возделана и разделена на грядки, на которых монахи выращивали всё, что было им необходимо для жизни. Стивен увидел пшеницу, лук, бобы и свёклу, между ними росла всяческая зелень, которую он даже не мог идентифицировать. Каждый клочок земли явно был на вес золота, тем не менее здесь была и клумба с цветами, причём немаленькая!

Монахов было человек семь, все старые, худые и хрупкие, как засушенные цветы. Они стояли, склонившись над грядками, и с любопытством смотрели в сторону вошедших, на шее у каждого качался простой деревянный крест на потёртом шнурке. И в глазах у всех горел тот же огонь, который Стивен увидел у тех двух, что встретили их у дверей: жар, который казался слишком горячим для столь измождённых и изношенных тел; искра, глядя на которую начинаешь верить, что она непременно вольётся в огонь неугасимый, как только покинет свою бренную оболочку.