Читать книгу "Заводная - Паоло Бачигалупи"

— Черт знает что у меня внутри. Аккарат приложился к ребрам пистолетом.

Карлайл глядит на него внимательно.

— Точно никакую заразу не подхватил?

— Шутишь? — У Андерсона от смеха опять ноют ребра. — Я же на «Агроген» работаю. Меня привили даже от тех болезней, которые из пробирок пока не выпустили.

Угольно-дизельный лимузин набирает ход и отъезжает от обочины в окружении целого роя сопровождающих пружинных скутеров. Устроившись поудобнее, Андерсон смотрит, как за стеклами проплывает город. Карлайл задумчиво постукивает пальцами по кожаной обивке.

— Как пойдет торговля, обзаведусь таким же. Ведь надо будет куда-то потратить кучу денег.

Компаньон рассеянно кивает.

— Немедленно займемся отправкой калорий — допустить голода нельзя. Я хочу сейчас же, пока нет кораблей, заказать у тебя дирижабли. Привезем ю-текс — пусть Аккарат порадуется, поймет, чем хорош свободный рынок. Потом газеты — нужна волна положительных отзывов, закрепить ситуацию.

— Не можешь просто насладиться моментом? — смеясь, спрашивает его Карлайл. — Тебе будто каждый день надевают на голову черный мешок, а потом оставляют в живых. Первым делом найдем бутылку виски, крышу с хорошим видом и поглядим на рассвет над страной, которую только что купили. Это — сначала, а остальная ерунда подождет до завтра.

Быстро светает. Эскорт уезжает вперед, лимузин сворачивает с шоссе на Пхрарам-роад и катит в объезд разрушенной во время ночного боя башни. Несколько человек уже бродят по завалам, но оружия ни у кого не видно.

— Вот все и кончилось, — негромко произносит Андерсон. — Вот так просто. — Он чувствует усталость. Двое убитых в белых формах, похожие на порванные тряпичные куклы, свисают с дорожных бордюров. К ним бочком подходят стервятники. Андерсон потирает ребра и вдруг ощущает радость от того, что жив. — А где бы нам раздобыть виски?

46

Китаец с девочкой осторожно стоят в сторонке и наблюдают за тем, как жадно она пьет. Эмико удивилась, когда старик помог ей залезть на балкон, но теперь, под дулом пистолета, понимает, что спасли не просто так.

— Это правда, что их убила ты?

Пружинщица бережно берет стакан и снова пьет. Если бы не боль, мысль о том, что ее боятся, доставила бы удовольствие. От воды ей гораздо лучше, несмотря на распухшую руку, которая безжизненно лежит на коленях. Эмико ставит стакан на пол и, часто дыша от боли, осторожно прижимает к себе пострадавший локоть.

— Ты убила?

— Я была очень быстрой, а они такими медленными.

Беседуют на мандаринском — языке, который не был у нее в ходу со времен Гендо-самы. Говорить и читать по-английски, тайски, французски, мандарински, вести бухгалтерию, соблюдать протокол, сервировать стол, знать правила гостеприимства — сколько этих умений ей теперь ни к чему. Всего несколько минут — и язык вспомнился, будто отброшенная за ненадобностью, атрофированная конечность вдруг чудесным образом ожила и набралась сил. Эмико гадает, заживет ли так же легко рука, удивит ли ее тело еще раз.

— Вы работали на фабрике. Секретарем. Хок Сен, желтый билет. Так? Андерсон-сама рассказывал, что вы сбежали, когда пришли белые кители.

— И вот я снова здесь.

— Зачем?

Старик отвечает, невесело улыбаясь:

— Мы все цепляемся за то, что осталось после крушения.

Грохочет далекий взрыв. Все смотрят в окно.

— Похоже, дело к концу, — негромко произносит девочка. — Уже больше часа было тихо.

Они отвлеклись, и Эмико думает, что могла бы легко прикончить их даже одной рукой, но уж слишком устала — от разрушения, от смертей. В балконном проеме на фоне светлеющего неба встают столбы дыма. Весь город — в клочья, а из-за чего? Из-за пружинщицы, которая отказалась знать свое место.

Она закрывает глаза от стыда и видит перед собой осуждающее лицо сенсея Мидзуми. Даже удивительно, почему эта женщина до сих пор на нее влияет. Девушке, наверное, уже никогда не избавиться от наставницы — та стала такой же частью ее естества, как и катастрофически суженные поры.

— Хотите получить за меня награду? Заработать на том, что поймали убийцу?

— Тайцы жаждут тебя заполучить.

В двери щелкает ключ. В квартиру входят Андерсон-сама с еще одним гайдзином — радостные, веселые, хотя и изукрашенные синяками, — и замирают, переводя взгляд с Эмико на старика, со старика на ствол пистолета, направленного прямо на них.

— Хок Сен?..

— Какого черта тут происходит? — подает голос второй гайдзин из-за спины Андерсона-самы.

— Мне тоже интересно, — говорит тот. Его бледно-голубые глаза оценивают обстановку.

Маи машинально делает ваи, Эмико улыбается про себя — ей хорошо знаком этот рефлекс, сам собою складывающий ладони.

— Что ты тут делаешь? — спрашивает Хок Сена Андерсон-сама.

— Разве вы не рады поимке убийцы Сомдета Чаопрайи?

Тот молчит, переводя взгляд со старика на Эмико и обратно, и наконец задает другой вопрос:

— Как ты сюда попал?

— Все-таки эту квартиру господину Йейтсу нашел я, я же и отдал ему ключи.

— Глупец он был, правда?

Хок Сен согласно кивает.

Эмико со страхом понимает, что плохо эта встреча может закончиться только для нее. Из всех ее одну могут пустить в расход. Если действовать быстро, можно выхватить пистолет, как у тех медлительных охранников. Будет, конечно, больно, но не трудно — старик ей не соперник.

Второй гайдзин молча выходит за дверь, а Андерсон-сама, к ее удивлению, остается и спокойно проходит в квартиру, подняв руки — показывает, что в них ничего нет. Одна его ладонь забинтована.

— Чего ты хочешь, Хок Сен? — спрашивает он миролюбиво.

Старик отступает, выдерживая дистанцию.

— Ничего. Справедливого наказания для убийцы Сомдета Чаопрайи, и все.

— Надо же, — с усмешкой говорит Андерсон-сама и, морщась, кряхтя, осторожно усаживается на диван. — И все-таки чего ты хочешь на самом деле?

Старик, чуть ухмыльнувшись, отвечает:

— Того же, чего и всегда: будущего.

Гайдзин задумчиво кивает.

— Полагаешь, за эту девушку тебя хорошо вознаградят?

— За поимку того, кто убил приближенного королевы, мне наверняка дадут столько, что этого хватит на возрождение моего клана.

Андерсон-сама молча смотрит на Хок Сена, потом переводит холодный взгляд на Эмико.

— Ты действительно его убила?

Пружинщица хочет солгать, видит, что и гайдзин ждет того же, но не может.

— Простите меня.