Читать книгу "Тоннель - Яна Михайловна Вагнер"

Ему даже доклады читают вслух и лет десять уже стараются покороче. Господи, а дверь-то он как открыл, чип ему, что ли, на руку прицепили? Ей захотелось выдернуть желтую жабу из креслица, закатать ему рукава и проверить. А потом, если надо, обшарить карманы. Или, может быть, в саквояже? Как он выглядит, этот ключ — на бумажке, браслет? Карточка, может, какая-то флешка? Ну не отпечаток же пальца.

Вероятно, она при этом качнулась вперед, потому что старик заерзал и даже поискал глазами майора. Тот, впрочем, тоже на мгновение как-то вдруг растерялся — уж больно она была на себя не похожа: страшная, рваная, вся в кровавых потеках, словно выбралась из окопа. И большая, очень большая. Не должны быть бабы такими большими.

Старик явно собрался снова заорать, но осекся. Нервно глянул на ополченцев, набившихся в комнату, где им было не место, и на рослую свою ассистентку, которая тоже стояла как-то не по уставу, неприятно близко, а уж выглядела точно не по уставу, и стратегию выбрал другую. Сел покрепче, поправил очки и быстро, сухо напомнил, что ключи такой важности кому попало не раздают и что если у кого-то возникнут глупые идеи, то ему хорошо бы иметь в виду, что без этих ключей ничего как надо не заработает. Ничего. Так что если человеку, у которого эти ключи есть, нужен доктор, все идут и находят ему доктора. Немедленно, бегом, первым делом. Потому что, если с человеком этим, не дай бог, случится что-нибудь — скажем, он потеряет сознание, умрет или просто забудет, где они у него, эти ключи, — через пару часов тут начнется то же самое. Перегреется, погаснет и отключится навсегда, как снаружи.

И на слове «снаружи» ткнул пальцем в почерневший экранчик в нижнем ряду. Все послушно, как по команде, туда обернулись — ополченцы, майор, и чиновница, и даже Валера, который обещал себе не смотреть. И подумали одинаково: всё, отключилось, — а потом стали думать разное. Девочка из Тойоты, например, просто снова подумала — папа, хотя на экранчике его уже не было и вообще ничего больше не было, словно ей померещилось.

Желтый старик тем временем огляделся еще раз, гораздо уверенней, и спросил: а чего они, собственно, ждут — непонятно задание? Оружие взяли, пошли! И теперь уже точно — доктора первого. Выйти, найти и доставить, и чтоб без фокусов. А потом уже набирать технарей, если времени хватит. Есть вопросы? Нет? Выполняйте.

Бледнолицый майор увял и полез под мышку проверять кобуру. Новая задача, очевидно, совсем его не манила. Ополченцы хмуро поволоклись собирать ненавистные ружья, сваленные в тамбуре на полу. Только женщина в рваном костюме медлила, глядя на старика сверху вниз. У нее вопросы, похоже, еще не закончились.

— Ну давайте пойдем, ну пожалуйста, — сказала ей Ася.

— А ну села, — тут же гавкнул майор, сам не зная зачем, просто на всякий. Указаний насчет девчонки все-таки не было никаких.

А большая женщина обернулась, словно вспомнила про нее только что или вовсе увидела в первый раз. И в размерах как будто сразу уменьшилась.

— Пусть идет с нами, — попросила она, и это была ошибка. На любые просьбы и в хорошие времена дед всегда отвечал «нет», просто так, чтоб не расслаблялись. А сейчас просить тем более было нельзя. Так и вышло: дед тут же откинулся в кресле и улыбнулся.

— Нет, пускай посидит, — сказал он с удовольствием, а затем повернулся к майору. — И ты тоже сиди, куда собрался? Мудила.

Майор вспыхнул от радости, отпустил кобуру и понял, что с девчонкой все-таки угадал. И вообще угадал, а проклятая баба с ее гонором и зарплатой с пятью нулями — нет. Облажалась баба по полной и поэтому хромала теперь за клоунами на выход босиком, в рваных штанах, оставляя на чистом полу розовые следы. Тут он, кстати, заметил, что и его собственный костюм как-то непрезентабелен (а если попросту — грязен) и для сверкающей комнаты никак не годится. С этой мыслью он плюнул себе в ладонь и начал счищать с рукава белесую пыль. ВТОРНИК, 8 ИЮЛЯ, 00:54

— Понимаете, люди в массе своей не хотят делать зло, — сказал горбоносый профессор. Он совсем запыхался, и шли теперь медленно. — Даже вместе, толпой — не хотят, это им несвойственно. Если спросите их по отдельности, каждого — они будут хотеть хорошего, почти все. Обязательно кто-то должен начать, понимаете? Обязательно. Обмануть их, запутать или напугать. Бросить первый камень. Раздать им оружие, показать врага пальцем. И вот этот, кто начал, всегда виноват больше. Или даже этот единственный и виноват... — Тут профессор снова споткнулся, охнул, и в колене у него хрустнуло.

— Вы под ноги смотрите, — сказал лейтенант.

Он и сам уже здорово устал, а добрались только до Опеля-универсал с пустой люлькой на заднем сиденье и открытыми окнами. Воздух был тяжелый, гнилой, как если бы запах у решетки приклеился и тащился за ними. Елки, мы так до автобуса никогда не дойдем, подумал с тоской лейтенант, который поганый этот маршрут еще с прошлой ночи запомнил крепко во всех поганых деталях. 

— Может, это, передохнем? — Он просунулся в водительское окошко и включил в Опеле фары.

— Что?.. — спросил профессор. — Нет, дорогой мой, отдыхать нам с вами нельзя, — и сердито, горячо заговорил дальше про то, что такие люди опаснее всего, даже если сами не стреляют, и что их не мучает совесть, потому что совести у них нет, понимаете, ни стыда, ни морали, ни жалости, и что надо их останавливать, вот именно их, любым способом, их первыми, и тогда все остальные сразу остановятся сами. Или что-то в таком же роде, причем добрых пятнадцать уже минут.

А лейтенант шел следом и не мог взять в толк, отчего этот старый горбоносый человек, у которого хрустят колени, рассажена щека и две мелких дочки вообще-то, не остался сидеть со своими дочками, а рвется кого-то там останавливать. Хотя дочки ревели и висли на нем, и вообще это все уже было неважно. Да и пользы от горбоносого, если честно, было немного. Он настаивал, что проверить надо каждую машину, дорогой мой, каждую, а машины при этом на своей стороне пропускал, оглядывался и махал руками, так что проверял машины лейтенант, и фары включал тоже лейтенант, и ловил его еще, чтоб не расшибся.

Но какой-то он был, черт знает, симпатичный и понравился лейтенанту с самого начала, прямо сразу там у Майбаха, непонятно почему. И еще случилась у него, похоже, какая-то беда — не как у всех, а другая, хуже.

А вот все остальные люди, кстати, лейтенанту совсем не нравились. С каждым рядом их становилось все больше и вели они себя паскудней некуда, так что даже неловко было перед горбоносым. Хотя почему неловко, лейтенант понимал не очень, как вообще ничего не понимал про себя весь этот последний час. Или ладно, не час, а день. Целый длинный и ни на что не похожий последний день, который закончился вроде пятьдесят четыре минуты назад — а никак не заканчивался. Если б дали ему выбирать, лейтенант бы, ей-богу, выбрал другое и вот этих людей в его дне бы уж точно не было.

Понимаете, у них отняли надежду, говорил горбоносый профессор, так бывает, им просто страшно, и потом говорил еще,