Читать книгу "Кровь завоевателя - Замиль Ахтар"

и я буду бороться за него.

– Я знал, что ты так скажешь. – Он встал и начал расхаживать между стойкой с зерцальными доспехами и, увы, пустым горшком для мяса. – Гулямы… Нам их не победить. Их аркебузы стреляют вчетверо быстрее наших. Их золоченые доспехи насмехаются над нашими стрелами, как солнце смеется над летящими мимо птицами. Пока мы сидели во дворце, эту позицию еще можно было удержать. Но сейчас.

– Но сейчас? – Я разочарованно покачала головой: – Так, значит, это правда – вам хорошо удается только запугивать простонародье. Тех, кто не ударит в ответ. Но, столкнувшись с настоящим соперником, вы струсили так же, как те, кого когда-то пугали. Уже намочили штаны.

Он засмеялся. Я не хотела, чтобы он смеялся. Я хотела, чтобы он рыдал!

– Так скажи, как нам выиграть сражение.

Я никогда не представляла себя стратегом. Генералом. Визирем. Что я вообще знаю о том, как выигрывают сражения?

– Я молилась. И тут явилось существо из детских сказок и спасло меня. Разве ты не понимаешь, Пашанг? Как мы можем проиграть, если будем молиться?

Его взгляд стал пустым.

– Много лет назад у меня было три видения, а с тех пор – ничего. Лишь встретив тебя, я снова ощутил эту связь. Связь с чем-то там, наверху.

Он показал на дыру в центре юрты, через которую виднелось темное небо.

– Зедра сказала, что мы молимся тьме. Мы язычники, Пашанг? В основе нашей веры – почитание Лат, и все же мы.

Пашанг разжег огонь в очаге. Юрту наполнил запах горящего дерева и углей.

– Мы идем другим путем, но это наш путь. Мы никого не принуждаем на него становиться, как остальные.

Я кивнула, хотя и не знала, чему верить. Единственный бог, который мне помог, был не тем, которому меня учили молиться родители. Эше сказал, что мы взываем к одной и той же звезде, но есть ли разница – молиться или взывать? Нужно как-нибудь спросить его, почему то, что я делаю, кажется таким… греховным.

Но Пашанг, похоже, зашел еще дальше. Поклонялся тому, кто говорил с нами, свернул с истинного пути к Лат.

– Как мы можем проиграть, Пашанг?

– Не забывай, на их стороне колдунья. Наша магия против их магии, наш бог против их бога. Звучит почти поэтично, и все же. Несмотря на все, что я видел… людей я боюсь гораздо больше. Все молятся в пылу битвы, но все приходят в отчаяние. Все храбры, но все боятся. Один человек, решивший броситься вперед или убежать в страхе, может решить ход сражения. Что боги могут знать о трепещущем сердце?

– Пашанг. – Мне начало нравиться, как звучит его имя. Может, потому, что он и йотриды остались моей последней надеждой. Даже собственный народ меня покинул, как только умер мой брат. Мое же племя. – Пашанг, а что, если нам помогут силгизы?

Он захохотал, словно я рассказала его любимую шутку.

– Ты про тех силгизов, которые многие поколения были кровными врагами моего народа?

– Кровные враги – это преувеличение. Некоторое время у нас были неплохие отношения. Ты даже жил среди нас!

– Я был на положении заложника, Сира. И стоило мне вернуться домой, как мы тут же снова начали воевать. Между нами нет доверия, тем более что силгизы следуют Пути потомков.

– Но у нас общий враг – Селуки. – Я потерла подбородок, почти желая, чтобы можно было подергать себя за бороду. – А если мы будем следовать одному Пути, это поможет делу. Вот я и подумала…

Пашанг вздохнул и передернул плечами:

– Колесики в твоей голове никогда не перестают крутиться, да?

– Я попросила брата встать на Путь святых, чтобы скрепить альянс с Тамазом, и он согласился. Так вот. Что, если йотриды встанут на Путь потомков, скрепив альянс с силгизами?

Пашанг опрокинулся на пол от смеха, и я легонько наступила ему на руку, чтобы он замолчал.

– Лат всемогущая, да прекрати уже смеяться! Я не дура! Просто задумайся – аланийцы отстаивают Путь святых и преследуют латиан, следующих другим Путем. А что, если мы в союзе с силгизами выступим за другую сторону? Ты знаешь, сколько людей поклоняется Потомкам, но вынуждены скрывать свою веру? Если мы покажем им свою силу, покажем, что мы на их стороне, они присоединятся к нам!

Пашанг завершил припадок смеха глубоким вздохом:

– Если силгизы с такой легкостью готовы сменить Путь, значит, они недостаточно стойки в своей вере.

– Зато они очень серьезно настроены относительно власти, как и ты. Как и я. Вот почему… вот почему нам с тобой нужно пожениться. Я дочь и сестра каганов, ты тоже каган. Для объединения двух племен лучше способа не придумаешь.

Он выпрямился и кивнул. Похоже, мне наконец-то удалось его вразумить.

– Что ж… мысль интересная. Но она далека от насущной проблемы – десяти тысяч гулямов, которые собираются напасть. И это еще не все их силы – со дня на день прибудут новые, по морю и по земле. Как поступим с ними?

Не могу же я знать ответы на все вопросы!

– Ты же воин, а не я.

– И как воин я знаю, что мы не сумеем победить, не заняв укрепленную позицию.

– Но продержаться-то мы можем? Почему бы не разместить наших солдат в домах, лачугах и на виллах, а не на открытой местности? Заставь Кярса атаковать собственный народ, если он хочет победить.

– Можно попробовать, но время на их стороне. Разве что…

Он уставился в дыру на потолке, его глаза заблестели.

– Разве что?…

Он встал на цыпочки и потянулся к звездам, мерцающим сквозь дыру.

– Скажи-ка, не хотела бы ты навестить наших старых друзей Философов?

Пока Пашанг отправился советоваться с Текишем и другими по поводу следующего маневра, я навестила Эше. Он храпел, лежа на боку, и для меня это было большим облегчением. В тот миг, когда стрела пронзила его живот… я испугалась, как никогда в жизни. Я подвергла его опасности… и ради чего?

Я погладила бинты, закрывающие шрам на его животе, – ни капельки крови, благодарение Лат. Сила, заключенная в моей крови, его исцелила. Надеюсь, теперь ему нужен только отдых, чтобы стать прежним.

– Какой же ты глупый, – сказала я, вспоминая его признание после того, как его подстрелила кармазийка. – Но… спасибо, что ты меня не бросил. Я никогда тебя не покину.

– Говоришь прямо как я, – раздался за моей спиной мужской голос.

Я резко обернулась. У полога юрты стоял мужчина с кудрявыми белокурыми волосами. Он подошел, и в свете свечей я