Читать книгу "Первое кругосветное путешествие на велосипеде. Книга первая. От Сан-Франциско до Тегерана. - Томас Стивенс"

из Еннихана. Вскоре я вхожу в область невысоких холмов, долин и небольших озер, за которыми дорога снова спускается в долину Кызыл-Ирмака. В течение всего дня проезжая часть в среднем оказывается лучше, чем я когда-либо ожидал найти в азиатской Турции. Но преобладающий восточный ветер оказывает сильное сопротивление моему передвижению каждый дюйм пути на протяжении сотни миль или около того, всю дорогу, которую мне нужно преодолеть от Еннихана до Зары, города, к которому я прибываю около заката. Зара находится у входа в узкий проход между двумя горными отрогами, и хотя дорога здесь равнинная, а покрытие ровное, из ущелья ревет ветер с таким огромным давлением, что я испытываю чрезвычайные усилия чтобы только удержаться в седле. Тифтджиоглу Эффенди был джентльменом греческого происхождения. В Зара у меня есть возможность увидеть и испытывая что-то вроде гостеприимства среди армян высшего класса, потому что я привез из Сиваса рекомендательное письмо к Киркор-ага Тартариану, самому видному армянскому джентльмену в Зара. Мне не доставило никаких затруднений с поиском дома, и я сразу же оказался в положении почетного гостя, а пятеро слуг приставлены, чтобы ждать любого моего желания, некоторые принимают участие в неизбежной церемонии приготовления и подачи кофе и зажигания сигарет, в то время как другие настороженно ждут слова или взгляда от меня или моего хозяина или от привилегированных гостей, которые немедленно начинают прибывать. Комната обшита кедровой доской и абсолютно без мебели, за исключением ковров и мягкого дивана, на котором я сижу. Мистер Тартариан сидит со скрещенными ногами на ковре слева от меня и курит кальян. Его младший брат занимает аналогичное положение справа от меня, скручивая и куря сигареты. В это время гости, которые прибывают, садятся на корточки на ковре в положениях, отличающихся по расстоянию от дивана, в соответствии с их рангом и социальной важностью. Никто не рискует занять мягкий диван рядом со мной, хотя диван имеет пятнадцать футов в длину, и мне неловко, как собаке в яслях, чтобы занимать всю его длину в одиночку. В дальнем углу и на слегка приподнятом полу с ковровым покрытием, на котором сидят гости, находится небольшой кирпичный камин, в котором ярко горит огонь, и здесь личный кахвай-джи г-на Вартариана занят приготовлением крошечных чашек крепкого черного кофе. Другой слуга постоянно подходит к огню, чтобы вытащить кусочки светящегося угля с помощью маленьких трубчатых щипцов, с которыми он обходит гостей, разжигая курильщикам сигареты. Третий юноша довольно сносно занят выполнением той же должности для кальяна г-на Вартариана, потому что джентльмен - заядлый курильщик, и во всей Турции едва ли может быть другой кальян, требующий так много возни с ним. Весь этот долгий вечер что-то не получается с этой жалкой трубкой. Сам мой хозяин постоянно переставляет маленькую кучку живых углей поверх влажного табака (табак, выкуриваемый в кальяне, увлажняется, а живые угли помещаются сверху), снимая длинную спиральную трубку и выдувая ее, или подсматривая вокруг в табачной посуде с подобным шилу инструментом в его усилиях заставить его правильно куриться, но без успеха. В то время как его кальянный мальчик постоянно кружит рядом с ним с новым запасом горящих углей. «Сам Иов вряд ли мог обладать большим терпением», - думаю я сначала. Но до того, как закончится вечер, я прихожу к выводу, что мой достойный хозяин не заменит этого особого «хабла-бабла» с его вечным своенравием на самый совершенный и надежный кальян в Турции: подобно курильщику трубки, который никогда не изменит любимой трубке, даже она если она хронически плохо раскуривается, Киркор-ага Вартариан находит свое главное удовольствие в том, чтобы возиться со своим наргиле неделя за неделей. За обеденным столом мой хозяин и его брат оба обращают на меня внимание. Ножей и вилок, конечно, нет, эти вещи редко можно увидеть в Малой Азии, и для велосипедиста, который провел день, крутя педали против сильного ветра, их отсутствие является вопросом нескольких мгновений. Я голоден до безумия, и они оба завоевывают мое самое теплое уважение, передавая пальцами избранные кусочки из своих тарелок в мою. Из того, что я знаю о строгом этикете haut ton (хороший тон) Зара, я думаю, что они на самом деле должны класть эти кусочки в мой рот, и причина, по которой они этого не делают, возможно, потому, что я не могу открыть его принятым здесь haut ton способом. Однако, это неприятная вещь - всегда отстаивать свои личные права.

Куча одеял и матрасов, толщиной три фута, и изобилие пуховых подушек подготовлены для того, чтобы я лег спать. Сопровождающий представляет мне чудесную ночную рубашку, в которой в достаточных пропорциях отображаются изумительные цвета и рисунки. Следуя обычаю страны, слуга приступает к тому, чтобы раздеть меня и помочь мне лечь в постель. Это, однако, я предпочитаю делать без посторонней помощи из-за большого запаса природной скромности. Я никогда не падал в общество людей, оказывающих мне более преданное внимание во время моего пребывания. Они думали только о том, чтобы мне было удобно. Но они очень церемонные и редкие приверженцы этикета.

Я намеревался стартовать, как обычно, рано утром, но мой хозяин воспринимает с открытым неодобрением - мне кажется, даже с выражением недовольства - мое предложение уехать без первой трапезы. Это почти восемь часов утра, прежде чем я наконец смогу уехать. Сразу после подъема приносят неизбежный кофе и появляются ранние утренние посетители. Позже прибывает слуга с завтраком для меня на маленьком деревянном подносе. Мистер Вартариан занимает при мне точно такую же должность, что и вчерашним вечером, так же как и его брат. Как только несчастный слуга появляется с едой, эти два человека одновременно вскакивают на ноги, по-видимому, в ярости и гоняют его обратно из комнаты, преследуя его потоком гневных слов.

Затем они возвращаются на свои места соответствующие их положению. Десять минут спустя слуга снова появляется, но на этот раз подносит большой поднос с едой достаточной и распределенной на три персоны. Это, как потом выясняется, не потому, что мой хозяин и его брат намереваются скушать что-либо, а потому, что это армянский этикет, и поэтому армянский этикет становится ответственным за зрелище единственного едока, сидящей за завтраком с блюдами и всем необходимым, приготовленным для троих, в то время как из двух других, один курит кальян, другой - сигареты, и оба они с большим удовлетворением наблюдают за моей трапезой из яичницы и холодного мяса птицы. К этому времени решил просто плыть по течению намерений