Читать книгу "Революция. От битвы на реке Бойн до Ватерлоо - Питер Акройд"

Большие серые глаза Наполеона, казалось, ничего не выражали, однако один старый французский генерал признавался: «Я трепещу, как дитя, когда подхожу к нему». Важнее всего то, что Наполеоном владело безудержное желание победить, которое он передавал своим солдатам. «Разговаривать должно с душой человека», – говорил он. Гегель наблюдал, как Наполеон объезжал улицы Йены накануне сражения: «Самого императора – эту мировую душу[225]… я увидел, когда он выезжал на коне на рекогносцировку»[226].

Пока Бонапарт одерживал победы на суше, Британия делала успехи на море. В феврале 1797 года французский и испанский флот потерпели поражение в битве со Средиземноморским флотом Британии под командованием адмирала сэра Джона Джервиса у мыса Сан-Висенте в Португалии, а спустя еще девять месяцев адмирал Адам Дункан одержал победу над голландцами в сражении при Кампердауне в Северном море. Миссия мира во главе с Джеймсом Харрисом, лордом Малмсбери, дважды отправлялась к французам, и оба раза предложения о мире были отклонены. В Англии всерьез обсуждали возможность прекратить сухопутную кампанию и расширить владычество на море, объединив колониальные богатства и владения там, где это возможно. Однако это попахивало капитулянтством. В стране по-прежнему было сильно желание продолжать борьбу, поэтому после воодушевленного обращения Питта к палате общин с призывом не сдаваться все присутствовавшие, как один, встали и запели «Бейте в цель, британцы!» (Britons, strike home!). В выражениях, которые бы весьма воодушевили Эдмунда Берка, Питт заявил, что ни перемирия, ни мирные договоры не способны укротить «безжалостный дух» Франции «в разрушении каждого государства, в которое она с оружием проникла силой или обманом».

Нескончаемая война продолжалась. Агрессивный и бескомпромиссный дух приводил в смятение тех либерально настроенных вигов, которые по-прежнему находили положительные стороны в революции и революционном настрое. В результате они просто решили отойти в сторону, или, точнее, уйти. Виги-либералы встали со скамей и покинули зал, понимая, что ничто из сказанного или сделанного ими не поможет изменить курс правительства. Теперь, когда Питт заручился поддержкой «умеренных» вигов, он был несокрушим на пути реализации практических задач. Так какой смысл было либералам утруждать себя и ехать в Вестминстер, где их голоса в любом случае не будут услышаны? Возможно, это разумное решение не прибавило симпатий Фоксу и его друзьям в политическом мире: их обвиняли в отсутствии политической смелости и преданности, а также в преследовании собственных интересов в ущерб нормальной работе правительства.

Некоторые из них отходили от дел на неопределенный срок, а сам Фокс в последующие пару лет держал речь три или четыре раза. Отсутствие вигов на политической арене подорвало планы претворения в жизнь общенациональных реформ.

Разумеется, война требовала денег, и все усилия Питта были направлены на обеспечение дохода. Он уже ввел налоги на кирпичи и сахар, алкоголь и чай, однако теперь ему в голову пришло смелое решение разделить всех налогоплательщиков на три категории в зависимости от их платежеспособности. Эта мера получила название «тройное налогообложение» и основывалась на так называемой потребляемой собственности, например часы, экипажи и окна (ранее налог на окна был введен в 1696 году). В сущности, это был налог на расходы, однако существовала еще одна мера, которая таила в себе новые перспективы. Питт намекнул на нее в тексте Акта о тройном налогообложении (Triple Assessment Act), где говорилось, что человек мог выбирать – платить налог с потребляемой собственности или с дохода. Уже на следующий год Питт представил законопроект о прогрессивной шкале налога на доходы свыше 60 фунтов в год, и, несмотря на ожидаемый шквал критики из-за посягательств на свободы людей, закон был принят. Впрочем, просуществовал налог лишь до окончания войны, а после все документы налоговой службы были уничтожены. Англичане негодовали, что государство «сует нос» в их кошельки.

Тень Бонапарта всегда маячила на горизонте. Именно из-за него были введены новые налоги. Зимой 1797 года его армия заняла позиции вдоль французского побережья, твердо намереваясь начать вторжение в Англию. Руководство страны тут же поручило местным властям опросить каждого дееспособного мужчину о возможности и желании взять в руки оружие. Вполне ожидаемо весной 1798 года было задержано несколько членов английских радикальных обществ. Пятерых арестовали в Маргите как раз в тот момент, когда они собирались взойти на корабль, чтобы отправиться во Францию. Уильям Блейк сделал надпись на полях книги: «Защищать Библию в 1798 году может стоить человеку жизни. Зверь и блудница правят безраздельно». Страх вторжения сохранялся всю весну и лето того года, пока наконец не стало ясно, что планы Бонапарта поменялись.

Царившее в воздухе ощущение сильнейшей опасности вынудило Общество объединенных ирландцев предпринять еще одну попытку восстания весной 1798 года. Оно получило название «Великое восстание», однако на деле эту плохо организованную и бестолковую затею быстро усмирили. Однако революционные настроения некоторых ирландцев и глубокая неудовлетворенность народа заставили английское правительство поверить, что лучшим решением назревшей проблемы станет заключение союза между двумя странами. Несмотря на определенные трудности и подозрения как со стороны короля, так и ирландцев, инициативу активно проталкивали в Вестминстере и Дублине в течение двух лет; все это сопровождалось многочисленными спорами, угрозами и взятками. Акт об унии с Шотландией 1707 года был принят с помощью взяток шотландцам; теперь для заключения унии с Ирландией взятки щедро давали ирландцам. Можно сказать, что Соединенное Королевство родилось в горшке с золотом. Новый союз приветствовали все его участники. Лидер ирландской оппозиции и умеренный виг Генри Граттан, говоря о своей стране, заявил: «Я вижу ее в забытьи, однако она еще жива и, хотя лежит в могиле беспомощная и неподвижная, на ее губах еще играет жизнь, а на щеках светится красота».

Тем временем Бонапарт пустился в плавание, которое обернулось для него серьезными неприятностями. Ранней весной 1798 года он отказался от планов вторжения в Англию и взял курс на Египет. Как оказалось, это решение было крайне неосмотрительным, однако в то время провинция Османской империи казалась весьма лакомым куском: она могла обеспечить сухопутный путь в Индию, признанную мировую сокровищницу, и бесконечно расширить возможности французской торговли. «Солдаты! – обратился Наполеон к своей армии, отплывая из Тулона. – На вас обращены взоры всей Европы! Вам уготована величайшая миссия».

В погоню за ним отправился адмирал Горацио Нельсон, который под звуки победных фанфар впервые появляется на страницах нашей истории. Он, подобно Наполеону, знал о своем предназначении и чувствовал собственную избранность; он вдоль и поперек избороздил Средиземное море в поисках своей жертвы. Бонапарт захватил Мальту, а затем устремился на восток. Нельсон отправился в Александрию, однако не нашел его там; обыскал Левант, а затем взял курс на запад, на Сицилию. И вновь Наполеона нигде не было. Наконец, спустя несколько недель поисков, Нельсон обнаружил корабли Наполеона в заливе Абукир неподалеку от Александрии, куда французский флот успел тайно вернуться. Был дан сигнал к бою. «Завтра, еще не наступит сей час, – сказал Нельсон с присущим ему тщеславием и напыщенностью, – а я уже получу пэрство или вечное упокоение в Вестминстерском аббатстве».