Читать книгу "Королевство Акры и поздние крестовые походы. Последние крестоносцы на Святой земле - Стивен Рансимен"

Когда крестоносцы две недели простояли перед Никополем, пришли вести о приближении турок. Армия султана спешно выдвинулась из Фракии. Она была легко вооружена, ее всадники были куда мобильнее франкских, лучники — превосходно подготовлены, и она обладала огромным преимуществом превосходной дисциплины и подчинения единственному главнокомандующему — султану, который и сам был человеком исключительных способностей. Он послал вперед часть войск, которые на одном из балканских перевалов разбили французы сеньора де Куси, но зависть маршала Бусико, который обвинил де Куси в попытке украсть у Жана Неверского честь победы, помешала дальнейшим попыткам предотвратить наступление турок. Тем временем рыцари решили перебить взятых в Рахове пленников.

В понедельник 25 сентября 1396 года авангард османской армии показался в виду Никополя и разбил лагерь в холмах примерно в 3 милях (около 5 км) от христианского.

На следующее утро перед рассветом Сигизмунд обошел всех своих соратников-командиров и уговаривал их стоять в обороне. Он честно сказал, что не может доверять своим трансильванцам и валахам, но только де Куси и Жан де Вьен поддержали его. Другие предводители похода твердо вознамерились сразу же навязать туркам бой. Сигизмунд проявил слабость и уступил. Он собрал свою армию в три подразделения, в центре поставил свои собственные венгерские войска, валахов — слева, а трансильванцев — справа. Авангард состоял из западных христиан под началом Жана Неверского.

В свете наступившего утра из османской армии видны были только отряды легкой нерегулярной конницы, стоявшие на склоне холма. За нею, защищенная линией из кольев, расположилась пехота с полком лучников. Основной корпус сипахов — кавалерии под командованием лично султана — скрывался за гребнем холма. Дивизия сербской конницы князя Стефана Лазаревича, верного вассала султана, находилась на его левом фланге.

Битва, как и вся предшествующая стратегия, показала, что крестоносцы ничему не научились за все прошедшие века. Авангард западных рыцарей не стал ждать, чтобы сообщить Сигизмунду о своих планах. В порыве самоуверенного воодушевления они бросились вверх по склону и разметали перед собою легких османских всадников. Пока турки перестраивались позади своей пехоты, рыцари оказались перед преградой из кольев. Они сразу же спешились и продолжили атаку, вынимая колья на ходу. Таков был их напор, что османская пехота тоже рассеялась перед ними. Некоторые турки успели отступить за перегруппированную кавалерию, но многие были убиты или загнаны на равнину. Но когда крестоносцы, торжествующие, но усталые, поспешили дальше и добрались до вершины холма, они оказались лицом к лицу с султанскими сипахами и сербами. Атака этих свежих войск застигла их врасплох, пеших, изможденных, томимых жаждой, обремененных тяжелыми латами. В их рядах вскоре началась неразбериха, и победа обернулась полным разгромом. Немногие рыцари вышли живыми из бойни.

Среди погибших были Гийом де ла Тремуй и его сын Филипп, Ян ван Кадзанд, адмирал Фландрии, и великий приор тевтонских рыцарей. Жан де Вьен, гранд-адмирал Франции, пал, сжимая в руках великое знамя Девы Марии, вверенное его заботам. Жан Неверский уцелел только потому, что его свита прокричала его имя и титул и уговорила его сдаться. Вместе с ним в плен взяли графов д’Э и ла Марша, Ги де ла Тремуя, Ангеррана де Куси и маршала Бусико.

Когда рыцари спешились, их лошади, оставшись без всадников, помчались назад в лагерь. Валахский и трансильванский контингенты сразу же решили, что битва проиграна, и бросились отступать и захватили все подвернувшиеся им под руку лодки, чтобы переправиться через реку. Но Сигизмунд приказал войскам идти вперед на помощь западноевропейцам. Поднимаясь по склону, они перебили много османских пехотинцев, отбившихся от остальных, но, когда подошли к месту сражения, оказалось, что уже слишком поздно. Конница султана обрушилась на них и, нанеся тяжелые потери, оттеснила на берег реки.

Когда армия Сигизмунда рассеялась, советники уговорили короля выйти из боя. Он укрылся на одном из венецианских кораблей, который доставил его в Константинополь и дальше домой через Эгейское и Адриатическое море. Он боялся добираться по суше, так как подозревал измену со стороны валахов. Его солдаты вместе с немногими уцелевшими из западных крестоносцев добирались до своих стран, как могли, терзаемые враждебными местными жителями, дикими зверями и тяготами рано наступившей зимы. Пфальцграф дошел до отцовского замка в лохмотьях и умер несколько дней спустя. Немногим другим беглецам повезло больше.

Баязид одержал великую победу, но и потери его были очень тяжелы. В бешенстве, помня и о резне, совершенной крестоносцами, он приказал хладнокровно перебить всех пленников числом три тысячи душ, пощадив лишь немногих дворян, за которых можно было потребовать хороший выкуп. Опознать их заставили французского рыцаря Жака де Элли, который говорил по-турецки, и затем ему разрешили отправиться на Запад, чтобы договориться о сборе денег на выкупы. Только в следующем июне западное посольство прибыло к султану в Брусу и передало ему огромную сумму, которую требовал он. Многие христиане из разных стран, сострадая судьбе пленников, пожертвовали свои деньги на их освобождение, но большую часть внесли король Сигизмунд и герцог Бургундский, предоставившие более миллиона франков. Освобожденные пленники добрались до дома к концу 1397 года.

Крестовый поход в Никополь был крупнейшим и последним из великих международных крестовых походов. Его печальная история с прискорбной точностью повторяла великие неудачные походы прошлого с той лишь разницей, что поле битвы теперь находилось в Европе, а не в Азии. И там и там совершались одни и те же ошибки и глупости. И там и там начальный энтузиазм рассеялся из-за ссор, зависти и нетерпеливости. Единственное, что извлек Запад из этого окончательного провала, — это то, что священная война уже невозможна.

Крестовых походов больше не было. Но мусульмане по-прежнему угрожали самому сердцу христианского мира. Они добрались до Дуная и берегов Адриатического моря. Константинополь пока еще оставался христианским, но находился в изоляции и уцелел только потому, что султану не хватало достаточно сильной артиллерии, чтобы разрушить его массивные стены, и кораблей, чтобы прервать его коммуникации по морю. Рыцари ордена госпитальеров на Родосе и итальянские сеньоры островов Эгейского архипелага оказались на границе между христианством и исламом, а Кипр был отдаленным форпостом.

Король Венгрии, воеводы Валахии и Молдавии, вожди Албании обратились за помощью к Европе для защиты своих границ. Итальянские республики углубились в расчеты, какой политический курс наилучшим образом отвечает их коммерческим интересам. Папа в полной мере осознавал угрозу, нависшую над христианским миром. Но державы Запада этот вопрос больше не занимал. Их последний опыт был слишком горьким; и после такого краха уже невозможно было вызвать прежний энтузиазм. И даже сам понтифик постоянно интриговал в Венгрии, пытаясь заменить Сигизмунда Владиславом, королем Неаполя, невзирая на то, какой ущерб нанесет гражданская война обороне Центральной Европы. Французский король, который с 1396 по 1409 год оказался сюзереном Генуи, обеспокоился судьбой генуэзской колонии в Пере, что напротив Константинополя, и послал маршала Бусико и тысячу двести солдат к Босфору в 1399 году. Его присутствие предотвратило нерешительное наступление турок на императорскую столицу, но, поскольку никто не платил ни ему, ни его солдатам, вскоре он удалился оттуда. Тогда византийский император Мануил II с надеждой отправился на Запад искать помощи. Итальянцев потрясло, насколько обеднел наследник цезарей; герцог Миланский щедро одарил его, чтобы состояние Мануила более соответствовало его титулу. Его с пышностью приняли в Париже и Лондоне. Но никто не предложил материальной помощи. Курию не интересовали его дела, поскольку Мануил был слишком честен, чтобы обещать подчинить свою церковь Риму, зная, что его народ с этим не согласится. Но в 1402 году он поспешил вернуться к себе в столицу, обрадованный новостями, которые, как казалось, предвещали упадок Османской империи.