Читать книгу "Дунайские волны - Александр Харников"

До Херсона мы добрались на «Рапторе» – решили, что нефиг гонять «Дениса Давыдова» почем зря. Было еще жарко и солнечно, как будто это был не октябрь по новому стилю, а самый что ни на есть июль либо август.

Перед посадкой меня представил принцу Плон-Плону сам генерал Хрулёв как «мсьё лё капитен Николя Домбровски», с ударением на «и». Тот сказал мне что-то по-французски, на что я попытался ответить по французски и вспомнил лишь «voulez-vous vous coucher avec moi ce soir?»[7], но эта фраза, по вполне понятным причинам, в данной ситуации была явно неуместной. Так… Же не манж па сис жур… Нет, тоже не то, да и грамматически неправильно. И вдруг меня озарило:

– Мсье ле пренс, пардонне-муа, же не парль па франсе[8]…

– Do you speak English? – осведомился принц.

– Да, конечно, – ответил я на этом языке.

– Мсье ле капитен, если б я не знал, что вы русский, я бы подумал, что вы родом из Североамериканских Соединенных Штатов.

– Так и есть, мсье ле пренс, я действительно там родился и вырос.

– Но вы же русский?!

– Да, я и русский, и американец, мсье ле пренс.

– Зовите уж меня мистер Бонапарт, – улыбнулся он. – Американцев я видел много, русских тоже, но русского американца вижу впервые. Познакомьтесь, это мой адъютант, капитан Фэ. Мой капитан – это капитан Домбровски.

Тот посмотрел на меня не очень приязненно и сказал что-то типа «очень приятно» по-французски, что явно не соответствовало выражению его лица. Потом капитан с самой короткой фамилией добавил не самым вежливым тоном, что, дескать, по-английски он не говорит. Впрочем, насильно мил не будешь. Сидел бы он в своей разлюбезной Франции, лакал бы сейчас бургундское и слышал только свое французское кваканье.

А Плон-Плон заинтересовался моей персоной и начал меня расспрашивать, откуда я и как давно в России. Я рассказал правду, попутно следя за языком, чтобы не сболтнуть лишнего. А вот про место рождения все же пришлось соврать – принц, по моему первому впечатлению, совсем не дурак, и если я ему расскажу, что родился в Калифорнии, то он явно что-нибудь заподозрит. Он и так смотрел на меня довольно-таки странно.

Впрочем, скоро мы вышли из Севастопольской гавани, и «Раптор», поднимая за кормой пышный бурун, взял курс на Херсон. На палубе было находиться небезопасно – запросто можно было загреметь за борт, – и потому мы направились в салон. Усевшись в кресла, мы продолжили нашу беседу. Оба наших французских «гостя» время от времени посматривали в иллюминатор, с изумлением глядя на пролетающие мимо морские пейзажи.

А потом началась самая экстремальная часть нашего путешествия – на курьерских тройках. Насчет «пуховой подушки» Хулиович, как оказалось, дал правильный совет. Вот только мне не хватило ума им воспользоваться. Представьте себе – летите вы со скоростью километров под пятьдесят (все зависело от качества дороги – на ухабистой приходилось снижать скорость), вдыхая полной грудью ядреную дорожную пыль, и все это под палящим солнцем.

Я мстительно радовался, наблюдая, как физиономия Хулиовича приобретала восхитительный салатный оттенок, хотя, конечно, хреново было всем, и мне в том числе. Вот разве что Степан Александрович Хрулёв и оба адмирала, а также капитан Фэ перенесли поездку стоически. Принц старался не показывать усталости, но не был в состоянии разговаривать даже во время остановок, так что возможности продолжить нашу беседу пришлось подождать.

Где-то под Брянском солнце спряталось за облака, и стало легче, но ненадолго – не успели мы доехать до Калуги, как зарядил мелкий противный моросящий дождик, и вместо пыли из-под копыт и колес полетели липкие комья грязи, а скорость наших тарантасов резко уменьшилась.

И вот, наконец, Москва. На утренний поезд мы опоздали, и нас шагом прокотили по Первопрестольной, дав нам и нашим французским гостям насладиться красотами древней русской столицы. Даже ворчун Фэ открыл рот от удивления при виде древнего Кремля, храмов и монастырей, прекрасных особняков… Я не преминул напомнить нашим французам, что Москва была еще красивей до пожара 1812 года, когда войска дядюшки Плон-Плона разграбили и сожгли здесь все дотла. Принц только развел руками и произнес:

– À la guerre comme à la guerre.

Капитан же дипломатично промолчал.

Нас быстро покормили и отвезли на Петербургский вокзал, где нам выделили вагон первого класса в хвосте поезда, подальше от нещадно дымившего паровоза. А еще через несколько минут я услышал свисток кондуктора и звон станционного колокола. Наш железный конь начал свой путь в Петербург. Как говорится, «со скоростью в шестьдесят километров в час, но очень быстро».

«Эх, – с грустью подумал я, – где же вы, „Сапсаны“, или хотя бы „Красная стрела“»?

Разместились мы на мягких диванах на двоих. Спальных мест не было, и ночь пришлось коротать полусидя, набросив на себя теплые пледы – отопление в уже прохладные октябрьские ночи отсутствовало даже в вагонах первого класса. Удобств в этом вагоне тоже не было никаких – в туалеты и для того, чтобы набрать холодной или горячей воды, приходилось выскакивать на крупных станциях во время стоянки поезда.

Кондуктор разбудил нас в половине шестого – надо было наскоро собраться и привести себя в порядок. Светало, и скоро стали видны деревья, а потом и дома. И вот, наконец, поезд сбавил ход. Через три минуты мы уже подкатили к перрону. Я распрощался с начальством, раскланялся с Плон-Плоном и, когда пришла моя очередь, схватился было за багаж, но кондуктор, стоявший у двери, с удивлением посмотрел на меня и спросил:

– Господин штабс-капитан, что вы? Ведь есть же носильщики-с. Все ваше доставят в лучшем виде-с!

Так что вышел на перрон я налегке, держа в руках только портфель с документами и ноутбуком. Так как я был последним пассажиром, то встречающих было ровно двое – Юрий Иванович Черников, мой шеф по журналистской линии, и моя несравненная и любимая Мейбел.

5 (17) октября 1854 года.

Санкт-Петербург. Зимний дворец

Генерал-майор Гвардейского Флотского экипажа Березин Андрей Борисович, советник министра иностранных дел

– Ваше императорское величество, – произнес Перовский. – С вашего позволения я хотел бы рассказать вам о новостях, поступивших в мое министерство и касаемых военных действий, которые ведет русская армия против англичан и французов.

Николай кивнул, и министр продолжил:

– Вчера посланник Пруссии господин фон Бисмарк сообщил нам, что в Санкт-Петербургский порт на зафрахтованном голландском корабле пришел груз – пятьсот ружей системы Дрейзе – подарок вам от короля Пруссии Вильгельма. Вместе с ружьями прибыли инструктора и большое количество боеприпасов.