Читать книгу "Исчезновение Эсме Леннокс - Мэгги О'Фаррелл"

– Нет, – говорит она. – Я не могу. Я… Я даже не…

Эсме, не дослушав, убирает руки и отворачивается. Что-то неуловимо меняется в ее лице, и у Айрис вдруг перехватывает дыхание – по лицу пожилой женщины скользнула какая-то тень, будто облако пролетело над гладью пруда. Айрис еще долго сидит неподвижно, глядя прямо перед собой, даже когда Эсме поднимается, пересекает комнату и выходит в одну из дверей. Айрис не верит своим глазам. В лице Эсме она на мгновение увидела черты своего отца.

– Не понимаю, – говорит Алекс, стоя перед прилавком. Сегодня суббота, полдень, они с Фран заглянули в магазин, принесли Айрис несъедобный сэндвич из невероятно дорогой кулинарии. – Я ничего не понимаю.

– Алекс, я четыре раза тебе объясняла, – отвечает Айрис.

Она оперлась о прилавок и крутит в руках детскую кожаную перчатку. Материал слишком мягкий, вещица сделана безвкусно, и Айрис пробирает озноб.

– Сколько еще раз мне нужно повторить те же слова, чтобы они пробили твой слишком крепкий череп и…

– По-моему, Алекс хочет сказать, что ему сложно понять мотив твоего поступка, – мягко прерывает ее Фран. – Ты берешь на себя огромную ответственность.

Айрис внимательно оглядывает невестку. Какая-то она вся однотонная, светло-бежевая – и волосы, и кожа, и одежда. Фран, скрестив ноги, сидит на стуле возле примерочной, и – не может быть! почудилось? – на вешалке висит ее плащ. Она не любит подержанные вещи, одежду с чужого плеча. Так и сказала однажды Айрис. «Что, если в этих вещах кто-то умер?» – спросила она. «Ну и что?» – ответила ей тогда Айрис.

Алекс все выспрашивает о Юфимии Леннокс.

– Ты хочешь сказать, что никто о ней даже не слышал? Ни ты, ни твоя мать – вообще никто?

Айрис вздыхает:

– Именно так. Мама говорит, что папина мать была единственным ребенком. Она и сама об этом часто упоминала. Говорила, что у нее не было ни братьев, ни сестер.

Алекс откусывает от сэндвича и спрашивает с набитым ртом:

– И откуда мы знаем, что все это не чья-то ошибка?

Айрис вертит перчатку в руках. На запястье мерцают три перламутровые пуговицы.

– Ошибки нет. Я ее видела, Алекс. Она… – Айрис прерывает себя, бросив взгляд на Фран. – У них есть документы. Официальные, заверенные нотариусами документы. Неопровержимые доказательства. Это бабушкина сестра, живая и здоровая, в сумасшедшем доме.

– Поразительно… – Фран никак не может подобрать слова, даже глаза закрывает от усилий. – Такое происшествие в семье… Очень… очень…

– Неожиданно? – подсказывает Айрис.

Именно это слово Айрис терпеть не может всей душой.

– Да. – Их взгляды встречаются. Фран моргает. – Айрис, я не говорю, что у тебя странная семья, я просто…

– Ты ничего не знаешь о моей семье.

Фран смеется:

– Я знаю Алекса.

Она протягивает руку, чтобы коснуться его рукава, но он стоит слишком далеко, и ее рука виснет в воздухе.

Айрис молчит. Хотя ей хочется сказать: «Что ты знаешь о моей семье?» И еще: «Я притащилась на твою свадьбу аж в чертов Коннектикут, а никто из твоих родственников не соблаговолил сказать мне хоть слово. Это, по-твоему, не странно?» И добавить: «Я подарила тебе самое прекрасное на свете скандинавское платье-пальто, а ты его ни разу не надела».

– Вопрос только один, – произносит Айрис. – Как я управлюсь. Мне или…

– Подожди-ка. – Алекс ставит на стол бутылку с водой, и Айрис внутренне ощетинивается от его командного тона. – К тебе это не имеет ни малейшего отношения.

– Имеет, Алекс, она…

– Нет. Эта женщина твоя очень далекая родственница, и…

– Она сестра моей бабушки, – отвечает Айрис. – Не такое уж и далекое родство.

– Неважно. Эту кашу заварил кто-то другой, скорее всего твоя бабушка. Не ввязывайся. Ты меня слышишь, Айрис? Пообещай, что не ввяжешься.

Бабушка Айрис сидит в кожаном кресле, ее ноги покоятся на низкой скамеечке, плечи укутаны кардиганом. За окном пожилой мужчина прогуливается по террасе, заложив руки за спину.

Айрис стоит у двери. Она нечасто сюда приезжает. Раньше, в детстве, мать возила ее на встречи с бабушкой раз в неделю. Ей нравился угрюмый старый дом, заросший сад. Она любила бегать по мшистым тропинкам, заглядывать в беседку. И бабушке нравились эти визиты. Она встречала ее в красивом платье и хвасталась подругам: «Вот моя Айрис, мой цветочек». Однако позже, когда Айрис подросла, бабушка растеряла свое восхищение внучкой.

– Выглядишь отвратительно, – заявила она однажды, когда Айрис пришла к ней в собственноручно сшитой юбке. – Ни один здравомыслящий мужчина тебя не захочет, если ты будешь выставлять себя на посмешище.

– Она только что поужинала, – сообщила медсестра. – Правда, Кэтлин?

Услышав свое имя, бабушка подняла голову, однако, не заметив знакомых лиц, опустила взгляд.

– Привет! – поздоровалась Айрис. – Это я, Айрис!

– Айрис… – повторила бабушка.

– Да.

– У моего сына есть дочка, ее зовут Айрис.

– Правильно, – отвечает Айрис, – и это…

– Конечно, правильно, – нетерпеливо перебивает пожилая женщина. – Думаешь, я дура?

Айрис придвигает стул и усаживается, пристраивая сумку на коленях.

– Нет, я так не думаю. Просто хотела сказать, что это я и есть. Я дочь твоего сына.

Бабушка долго пристально рассматривает Айрис. На ее лице мелькает недоверие, почти страх.

– Не говори глупостей, – требует она и закрывает глаза.

Айрис оглядывается. Пол в комнате застелен толстым ковром, старинная мебель не дает свободно вздохнуть, из окна открывается вид в сад. Вдали изгибается фонтан, и, если приглядеться, темнеют крыши Старого города и строительный кран, возвышающийся на фоне неба. На тумбочке у кровати лежат две книги; Айрис поворачивает голову, чтобы прочесть их названия, и тут бабушка открывает глаза.

– Я жду, когда мне застегнут кардиган, – произносит она.

– Я застегну, – отвечает Айрис.

– Холодно.

Айрис встает и склоняется над пожилой женщиной.

– Что ты делаешь? – вскрикивает та, сжимаясь в кресле и сбрасывая руки Айрис. – Что ты делаешь?

– Помогаю тебе застегнуть пуговицы.

– Зачем?

– Тебе же холодно.

– Мне?

– Да.

– Все потому, что кардиган не застегнут. Надо застегнуть.

Айрис опускается на стул и переводит дыхание.

– Бабуля, – говорит она, – я пришла спросить тебя об Эсме.

Бабушка поворачивается к ней, но отводит взгляд, заинтересовавшись носовым платком за манжетой своего рукава.