Читать книгу "Часовщик с Филигранной улицы - Наташа Полли"

Он получил здесь работу четыре года назад и считал, что ему повезло. До этого он служил младшим бухгалтером на локомотивном заводе в Линкольне. Там было очень скверно и всегда холодно. В Хоум-офисе его жалованье было гораздо выше, и служащие здесь не обязаны были покупать уголь в счет собственного заработка, как на заводе. Но работа телеграфиста была слишком однообразной, для нее не требовалось никаких знаний, кроме владения азбукой Морзе и умения писать. В то же время у него не было достаточного образования, чтобы серьезно продвинуться по карьерной лестнице. В этом году на горизонте замаячила неясная перспектива получить должность помощника старшего клерка. Услышав об этом, он сначала обрадовался, но потом пришел в ужас от собственной радости, ведь радость по поводу такого унылого занятия означала, что он, сам того не замечая, деградировал до уровня этой работы. Он никогда не думал, что будет служить телеграфистом на протяжении долгих четырех лет.

Однако суровая реальность заключалась в том, что прокормить вдову с двумя мальчиками, работая в оркестре, невозможно. После смерти мужа Аннабел ему пришлось продать пианино. Довольно долго он не мог себе позволить пойти на концерт или в оперу, но со временем стало немного легче. Теперь ему удавалось примерно раз в сезон покупать себе дешевые билеты. Та часть его натуры, о которой он приказал себе забыть, иногда погружала его в тоску, но он отбрасывал грустные мысли: Таниэль не мог допустить, чтобы сестру вместе с детьми отправили в работный дом.

До сегодняшнего дня, в который ирландцы могли осуществить свою угрозу и взорвать Уайтхолл, он работал по шесть дневных или ночных смен в неделю, от шести до одиннадцати часов каждая, за исключением Рождества. Он не был беден и мог позволить себе еженедельно закупать десяток свечей и дважды в неделю принимать ванну. Он не собирался топиться в Темзе, хотя и не чувствовал себя особенно счастливым; к тому же ему прекрасно было известно, что бо́льшая часть лондонских обитателей жила в условиях гораздо более тяжелых. Понимая все это, он, тем не менее, не мог не думать, что жизнь должна быть чем-то большим, нежели десяток свечей и два купания в неделю.

– Как считаете, взлетим мы сегодня на воздух? – спросил повар, вручая ему чашку с супом. Выговор выдавал в нем уроженца Южного Райдинга, напомнив Таниэлю о доме.

– Не думаю. В прошлый раз, если помните, они бросили бомбу в окно первого этажа, – сказал Таниэль, заметив тревожное выражение на его лице. – Впрочем, это было бы избавлением от бесконечной писанины.

Повар натянуто рассмеялся.

Часовая стрелка неуклонно приближалась к девяти, и клерков постепенно охватывало оцепенение. Телеграфисты делали большие пробелы, передавая сообщения азбукой Морзе и одновременно прислушиваясь, не раздастся ли где-то взрыв. В большом офисе напротив машинистки переговаривались шепотом и печатали уже не в прежнем стремительном ритме. Парк крепко сжимал телеграфный ключ, и Таниэль видел, как побелели костяшки его пальцев. Таниэль осторожно отобрал у него ключ и вышел в коридор. Телеграфисты последовали за ним. В телеграфном отделе не было окон, но зато огромные окна машинописного офиса выходили прямо на Уайтхолл-стрит. Машинистки сгрудились у открытого окна, через которое в помещение вливался запах озона. Над бессонным городом погромыхивали раскаты грома, но и они были негромкими, как будто знали, что сотни людей замерли, прислушиваясь.

Биг-Бен отсчитал девять ударов, и ничего в городе не изменилось, нигде не было видно ни вспышек от взрывов, ни дыма. Дождь забарабанил по оконным стеклам. Клерки переглянулись, но никто не двинулся с места. Таниэль достал часы. Прошла минута, две – все было тихо. Десять. Наконец с улицы раздался взрыв смеха. Клерки из Форин-офиса уже расходились по домам, некоторые по двое под одним зонтом.

Старший клерк зазвонил в колокольчик.

– Всем спасибо, отличная работа! Утренняя смена свободна, ночная начинает через две минуты. Отправляйтесь домой, и если по пути вам попадется ирландец, не забудьте дать ему хорошего пинка от имени Хоум-офиса.

Послышались одобрительные возгласы, и Таниэль впервые за несколько месяцев вдохнул полной грудью. Он как-то не замечал раньше, что дышит стесненно. Это происходило постепенно, как будто, начиная с ноября, кто-то ежечасно клал ему на грудь по мелкой монетке, а теперь тысячи этих монеток разлетелись, больше не мешая ему дышать.

Все направились в сторону Трафальгарской площади, возле которой находился паб «Восходящее Солнце» и множество других баров и клубов. В толпе клерков Таниэль шагал по Уайтхолл-стрит мимо длинной вереницы ночных кэбов, ожидающих пассажиров под дождем. Он всегда держал в офисе зонт, и сейчас, раскрыв его над головой и полузакрыв глаза, он слушал, как дождь барабанит по натянутой ткани. Звуки накатывались волной пульсирующих полутонов. Кто-то позади него рассказывал анекдоты об англичанах, шотландцах и ирландцах; он согнул шею и поднял плечи, растягивая позвоночник. Влажные булыжники мостовой были оранжевыми от света фонарей. Раньше он этого не замечал.

Человек, стоящий в дверях «Восходящего Солнца» на другой стороне улицы, мог видеть вход в Скотланд-Ярд; неудивительно, что это был самый порядочный и законопослушный паб в Лондоне. Таниэль толкнул дверь и, войдя внутрь, ощутил запахи пива, мебельной политуры и мокрой одежды. Паб быстро наполнялся клерками и полицейскими, и, хотя никто еще не успел напиться, посетители громко перекликались через головы и смеялись. Долли Уильямсон болтал с девицей за барной стойкой. Это был крупный мужчина с бородкой, которую он подкоротил с тех пор, как Таниэль видел его последний раз. Он заметил Таниэля в зеркале и обернулся, улыбаясь ему.

– Ну, наконец-то! Что вы будете пить?

– Бренди, спасибо, – ответил Таниэль, пожимая ему руку, и Уильямсон похлопал его по плечу.

Девица, которую звали мисс Коллинз, стала наливать им бренди, и в это время он почувствовал громкий стук часов у себя в кармане. Он открыл крышку и увидел, что тесно расположенные под часовым механизмом детали двигаются с возрастающим ускорением. Не успел он удивиться, как вдруг из часов раздался пронзительный звук. Он ничем не напоминал звон будильника, нет, это была ужасная, оглушительная сирена. Он вертел часы в поисках кнопки, кожей ощущая на себе испуганные взгляды и отчасти опасаясь, что его могут схватить или даже пристрелить. Кнопки не было.

– Извините, – громко сказал он Уильямсону, пытаясь перекричать шум, и, выскочив наружу, свернул в пустынный проулок справа от здания. Несколько кэбменов, стоявших со своими лошадьми напротив паба в ожидании седоков, посмотрели на него с любопытством. Чтобы скрыться от взглядов, ему пришлось вжаться спиной в наклонную стену паба.

Звук прекратился. Таниэль облегченно вздохнул и сделал шаг, чтобы выйти из своего укрытия.

Земля задрожала от чудовищного взрыва. Из здания Скотланд-Ярда вырвались языки пламени и клубами повалил дым. Таниэля обдало нестерпимым жаром, он увидел подхваченного взрывной волной кэбмена – тот пролетел через дорогу и врезался головой в окно паба. Оттуда слышались тяжелые удары – это массивные столы рушились, как костяшки домино. Вокруг стоял непрекращающийся гул, сквозь который пробивалась канонада более резких звуков. Мимо Таниэля пронесся вихрь клавиш, вырванных из печатной машинки. Уворачиваясь от них, он обнаружил, что кожа у него затвердела от покрывшего ее слоя сажи. Проулок за стеной паба оказался самым безопасным местом, он полностью защитил Таниэля от взрыва, до него долетело лишь несколько небольших, уже потерявших скорость осколков кирпича и стекла, упавших у его ног. Внезапно шум смолк и наступила долгая тишина; повсюду от земли поднимались струйки дыма и язычки пламени, в воздухе кружились обрывки бумаги. Закрывая глаза, он видел перед собой огненные вспышки.