Читать книгу "Любимые женщины клана Крестовских - Марина Болдова"

– Правильно. И еще качели пусть мне сделают. Смотри, вон там. – Алена показала рукой на два стоящих рядом столба.

– Ладненько. Смотрю, ты обживаешься? Иди мать поддержи, она что-то совсем раскисла. – Махотин подтолкнул Алену в дом. – А я пойду, договорюсь с Еленой об обеде. Вас же готовить не заставишь!

Махотин шел по улице и присматривался к соседским домам. Ему вдруг захотелось, чтобы кто-нибудь вышел за ворота – просто поздороваться с ним. А он бы тут же познакомился, разговорился. На простые такие темы про огород, про грибы в лесу или рыбалку. Но из-за заборов раздавался лишь лай собак. Псы лаяли так, для порядка, совсем не злобно. «Словно вымерли все. Эй, где народ?» Махотин уже дошел до конца улицы. Елена жила на соседней. Завернув за угол, он увидел старушку на лавочке.

– Здравствуйте, бабушка! – чуть не кинулся он к ней.

– И тебе не болеть, милок, – зорко осмотрела его старушка. – Не наш ты, гляжу.

– Мы дом купили, крайний, у реки. А где люди? Иду, иду, и – никого. Работают? Так выходной вроде…

– Кто работает, а кто сынка Ленкиного пошел искать. Ты у ней дом-то купил? У Ленки Тихоновой?

– Да, у нее. К ней и иду. Хочу попросить, чтобы готовила нам и убиралась в доме.

– Не до тебя Ленке теперь. Старший у ей пропал. Вторые сутки как. Мужики ищут, в лес пошли. Места у нас спокойные, но мало ли что! Кровь нашли, на кладбище, возле могилы, – почти зашептала она.

– Убили?

– Свят, свят! – перекрестилась старушка. – И не думай так-то! Ты к Ленке-то пойди, только не говори про кровь-то. Это зять мой забегал, сказывал. Может, и не Мишкина кровь это вовсе. Иди, может, поможешь чем. А еду, если хочешь, моя дочка варить станет, не работает она, с дитем сидит. И приберет в доме. Елена откажет, точно. Не до тебя ей будет, чую, ох не до тебя!

«Как-то неладно все начинается. Тихое вроде место, а человек пропал. И чем я могу помочь? Меня и не знает никто. Беда!» Махотин двигался в сторону дома Елены. Тут же в памяти всплыла другая беда. Беда его жизни. Вот говорят, преступника тянет на место преступления… А он и не преступник, а тянет. Кротовка совсем близко, полчаса езды. Вот и занесло его: не в Кротовку, так рядом. Вот тебе и причина! А не каприз совсем! Такая же тихая деревенька, рядом речка, лес. И мельница.

Его, молодого инженера, заводское начальство откомандировало на две недели помочь колхозникам с зерном. Он обрадовался: другим повезло меньше – основная разнарядка была на овощехранилище, перебирать картошку и морковь. Хорошая практика для молодого специалиста! Расселили их по домам. Махотин попал к одинокой пожилой женщине. Надежда Федоровна жила в просторном пятистенке, постояльцу выделила комнатуху с отдельным входом из сеней. Кормила просто и сытно. По вечерам к ней приходила в гости племянница с полуторагодовалым сыном. Но уходила она до возвращения Махотина. Однажды он, вернувшись с посиделок с местными девицами раньше обычного, увидел у калитки молодую женщину с малышом на руках. Он просто хотел сказать «здрасте», но слова застряли в горле. Любава подняла на него свои темные глаза, и он пропал. Он протянул руки к ребенку, и она отдала его ему. Всю дорогу до ее дома они молчали. Он таки выдавил из себя «спокойной ночи», когда она, забрав из его рук спящего малыша, закрывала за собой калитку. Она ласково улыбнулась в ответ. В этот вечер Махотин еще долго сидел в саду, куря одну сигарету за другой. Понять, что влюбился, он смог только под утро. В пять часов, проснувшись от громкого стука своего сердца, он вскочил с постели и вышел во двор.

– Что ты маешься с утра, Боря? Замужем она, забудь! Муж любит ее, ревнует страшно. Не лезь!

– А она?

– Что она?

– Она мужа любит, тетя Надя?

– А уж это тебя не касается. Ребенок у них. Сам-то ведь невесту в городе оставил, так?

– А? Да, Лизу.

– Вот и возвращайся к ней. А Любаву не трогай. Она сирота. Родители рано ушли, царствие им небесное, ей и двух лет не было. Сначала Анфиса, а через год и Мирон, брат мой старший. Росла Любава у меня. Так что она мне как дочь. В обиду не дам!

– Да разве я смогу ее обидеть? Я… я люблю ее.

– И думать не думай! А обидеть каждый может. Она ведь, как ангел, чиста душой. Слово худого ни про кого не скажет. Жалеет всех. Вот и замуж пошла, отказать не посмела. Любит муж ее, еще раз тебе говорю. А коли ребенка решилась родить, то и она его тоже любит.

Махотин упрямо покачал головой:

– Пусть она сама меня прогонит.

Надежда Федоровна вздохнула.

– Видела я вас, шла за вами до самого Любавиного дома.

– Я и не заметил!

– Еще б ты заметил! Для тебя, Боря, это блажь. Пройдет, как домой вернешься. Женись на своей городской невесте. Не порть Любаве жизнь. А я ей скажу, чтобы пока ко мне не ходила. И ты к ее дому не ходи.

Махотин прожил оставшиеся три дня как в бреду. Особенно худо ему было по вечерам. Надежда Федоровна отпаивала его домашней наливкой, и только так он засыпал. А через три дня он вернулся в город. Лиза-то как все сразу поняла! Он вроде и не говорил ничего. Сказал коротко: «К свадьбе готовься». Засветилась вся, обрадовалась. А потом глянула так внимательно, прямо в глаза. А он возьми и отвернись! И все. Сразу сникла, страшненькая такая стала, смотреть было больно. И жалко. «Уходи», – процедила глухо. Вышел за дверь, и с груди как жаба спрыгнула. Легко стало, светло. Даже стыд куда-то делся. Утром он уже в Кротовке был, около дома Надежды Федоровны. Она, как увидела его из окошка, выскочила за калитку и, оглядываясь тревожно, в дом затащила. Замахнулась было кулаком сжатым, да в бессилии руки опустила. Головой на занавеску показала. У него сердце тогда чуть из груди не выпрыгнуло: сразу догадался – там она. Шагнул, тряпку отдернул в сторону. А ноги к полу приросли. Ничего не видел, только глаза ее широко раскрытые, темные омуты. Сама к нему шагнула. Упала на грудь, телом теплым от предутреннего сна прижалась, слилась с ним воедино. Сколько они так стояли?!

Махотин резко остановился. Перед глазами словно стена выросла, в груди холодно, а тело в жар бросило. И ноги не идут. Опять! Стоило ему только о ней вспомнить, как он терялся. В мире проклятом, без нее уже который год, места себе не мог найти. Уж дочери их, Ларке, двадцать два, а он и ей будто простить не может, что не сгорела она тогда с матерью в том безумном огне. Никто бы тогда так не напоминал ему о ней, Любаве. У Ларки глаза матери, такие же бездонные, губки полные, брови вразлет, а нет в ней красоты внутренней, не светится она, как мать. Недобрая она, Лариса, расчетливая на ласку. Выгодно – поможет, откроется вся. Нет – так ежом встретит. Ему, отцу, иногда от нее убежать хочется. Если б не похожесть лицом, подумал бы – не их с Любавой дочь!

Елена сидела на крыльце, словно поджидая Махотина. «Нет, не меня она ждет. Весточку хоть какую про сына, извелась, видно, вся!» Он толкнул незапертую калитку.