Читать книгу "Здесь живу только я - Александр Пелевин"

— Да. Это помешает работе?

— Ни в коем случае. Просто я заметил, как вы смотрите на эту пепельницу. Закуривайте ради бога. Итак, в 1913 году Фейх знакомится с поэтами-футуристами. Вот тут — посмотрите сюда — фотография, на которой он стоит рядом с Маяковским. Оба в смокингах и в цилиндрах. Красавцы.

— А кто на этой фотографии? — Петр указал на снимок, где рядом с Фейхом стоял молодой человек с большими грустными глазами.

— Стыдно, Петр Алексеевич, — усмехнулся Грановский. — Это Хлебников.

— Не люблю Хлебникова.

— Каждому свое. Итак, в это время Фейх пишет много стихов, которые, в конце концов, вошли в его первый сборник. Постоянно выступает в «Бродячей собаке». Образ жизни ведет, как и полагается поэту того времени, разгульный. Известно, что он употреблял кокаин. Типичные стихи того времени — «О необходимости убивать собак», «Проснувшийся в Финском заливе», «Снегопад каждый день»…

Петр понимающе кивал.

— С футуризмом, впрочем, Фейх экспериментирует неохотно, отдавая ему все необходимые почести, но при этом не скатываясь в разнообразные извращения с языком, столь популярные у его коллег. Крученых, например, на дух не переносил. Впрочем, взаимно. Так прошел тринадцатый год, наступило лето четырнадцатого.

— Война.

— Да. Фейх был мобилизован. Первый сборник вышел уже без него, через два месяца после начала войны. Большая часть тиража сразу пропала, с этим была связана очень неприятная история. Юлиан Александрович увидел единственный экземпляр только в двадцать третьем. На войне в составе Первой армии он участвовал в ВосточноПрусской операции, при отступлении был ранен. Провел в лазарете несколько недель. Именно тогда, после этого ранения, были написаны первые после долгого перерыва стихи, такие, как «Кости», «Мой добрый друг», «Отступление». Здесь заметен окончательный уход от футуризма — Фейх начинает тяготеть к кровавому и шокирующему реализму. С октября Фейх снова в строю. Принимает участие в Лодзинской операции. Продолжает писать стихи. Сохранились его дневниковые записи тех времен — точнее те, которые он хотел сохранить. В конце концов, в августе 1915-го он снова был тяжело ранен осколком в бедро. Выжил чудом. По состоянию здоровья его демобилизовали. Фейх вернулся в Петербург.

— А жена?

— Да, о жене. Вернувшись домой, он женился на девушке, с которой имел роман до войны. Этот брак, увы, не был счастливым и распался через год. Зато Фейх пишет огромное количество гениальных стихов. Пополняет свой золотой фонд. Я вообще заметил, что в период сложностей с личной жизнью появляется много хороших стихов. Его поэзия приобретает тонкую сюрреалистичную образность, как, например, «У меня есть глаза…». Это было очень тяжелое время для Юлиана Александровича, но крайне благодатное для его стихов. Именно после расставания с женой Фейх начинает общаться с социалистами. Осенью 1916 года вступает в РСДРП. Тесно дружит с большевиками, активно ведет агитацию, пишет стихи для листовок. В начале декабря был арестован на 10 дней. А вскоре произошла Февральская революция, в которой Фейх принял самое непосредственное участие.

— Он участвовал в беспорядках?

— Да. В воспоминаниях, кстати, он подробно рассказывает об этом. Не поленитесь, почитайте. Итак, в семнадцатом году Фейх — убежденный революционер, большевик, записывается в ряды Красной гвардии. Продолжает писать стихи. К этому периоду относятся его мистические революционные тексты. А в октябре Фейх был уже в первых рядах петроградского восстания. Затем — Гражданская война. Об этом много написано в его воспоминаниях — был красноармейцем, участвовал в обороне Петрограда, воевал в Карелии и Финляндии. Получает ранение в ногу, от которого так никогда и не оправится. С 1922 года он командир отделения. Стихов с этих времен сохранилось мало, зато воспоминания были изданы отдельной книгой. После войны он редактирует воспоминания, женится на подруге детства Татьяне Сергеевне Лазаревой, живет тихой жизнью в Петрограде. Пишет стихи. Много стихов. Смерть Ленина воспринял как личную трагедию. Вступает в РАПП, но не пользуется особой популярностью. Начинает экспериментировать с прозой — от этого периода сохранились рассказы «Полынь» и «Красные звезды». Задумывает глобальный роман о Гражданской войне, но написал для него только пролог. Продолжает совершенствовать свою поэзию и по-прежнему дружит с Маяковским. Вот, посмотрите — это фотография 1928 года. Они за одним столом.

— А Маяковский? — спросил Смородин. — Как к нему относился Маяковский?

— Ценил и уважал. Иногда критиковал за излишнюю тягу к классике. Но в целом они дружили. Когда Маяковский покончил жизнь самоубийством, Фейх был абсолютно сокрушен и подавлен. Посвятил ему несколько стихов.

— А сталинские репрессии? Коснулись его?

— Нет, — улыбнулся Грановский, — в тридцать девятом году был расстрелян один из его хороших друзей. Впрочем, насколько известно, он действительно совершил нечто плохое. И все же Фейх до самой смерти был преданным коммунистом. Вы знаете, что у него есть стихи, восхваляющие Сталина?

— Хотелось бы почитать.

— Все издано. Почитайте. Я даже подарю вам книгу. Вы должны ознакомиться с его творчеством.

— Обязательно.

— Когда началась Великая Отечественная война, Фейх пошел на фронт, но уже через неделю его отправили домой — из-за старого ранения в ногу он с трудом ходил. Даже не успел повоевать. Кстати, эта форма, которая здесь висит — именно с тех времен. Он хромал и ходил с тростью. Перед блокадой его семье предложили эвакуацию в Ташкент, но он отказался и отправил туда жену. Остался в Ленинграде один. Последнее дошедшее до нас стихотворение было написано в сорок первом. Это «Мой друг пыль».

— А жена? Она бросила его?

— Понимаете, он настоял на том, чтобы она уехала в эвакуацию. Татьяна Сергеевна всегда любила его. Запомните.

— Что дальше? — Петр рассматривал последнюю прижизненную фотографию Фейха, сделанную незадолго до блокады. Здесь он стоял на набережной Фонтанки, опершись на трость, и улыбался.

— Он жил здесь. О его жизни во время блокады известно мало. Он писал письма жене. Последнее датировано двадцатым ноября сорок второго года. Умер в феврале сорок третьего. От голода. В этой квартире. Точная дата смерти неизвестна. А теперь я покажу вам эту комнату.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Однажды красноармейца Петра вызвал в штаб командир.

— Даю тебе, товарищ, важное поручение, — говорит. — Растет здесь недалеко трава, которая дает необыкновенную силу и мудрость. Ею накормим мы наших бойцов, и они любого врага победят. Ильич-трава называется. Сходи в лес, нарви этой травы и возвращайся поскорее.

Плевое дело, подумал красноармеец Петр. Почесал он в затылке, повесил на плечо винтовку, взял с собой сухарей мешок да фляжку с водой — и отправился в лес.

Идет он по лесу и ищет траву. Час идет, второй идет — не видать нигде Ильич-травы. Вот уже и солнце село, и ночь прошла, второй день наступил — не видно нигде. «Вот незадача! — думает Петр. — Где ж я найду эту траву?» Второй день прошел — снова солнце запряталось за горизонт, снова ночь опустилась на лес. А лес уже совсем незнакомый, с каждым шагом темнее и гуще, и не видно ему конца. Идет красноармеец Петр — ищет Ильич-траву. А вокруг ухают совы, дубы-раскоряки царапают небо своими сгоревшими пальцами, дикие звери воют, и страшно Петру, да назад поворачивать глупо — кто знает, вдруг до травы уже и рукой подать? Хочется есть, да только в кармане лишь три сухаря осталось. Хочется пить, но фляга почти пуста, надо оставить на крайний случай. И вот настал третий день — и вышел Петр на поляну, и на этой поляне избушка стоит на курьих ножках.