Читать книгу "Про девушку, которая была бабушкой - Наталья Нестерова"

Напоследок продавщица, добрая душа, почти подруга, видевшая, что в кошельке у меня осталась рублей тысяча с небольшим, сказала:

– В подвале соседнего дома открыли секонд-хэнд, там за копейки можно прилично одеться.

– Спасибо тебе огромное! – искренне поблагодарила я. – Ты даже не представляешь, как много для меня сделала!

– Да ладно! – отмахнулась девушка. – Заходи!

– Непременно! Если… если амнезия не вернется.

Итак, уже трижды и за короткое время я обманула: Светлану Ильиничну, сына, продавщицу. Поставила личный рекорд. Обычно я избегаю вранья. Не потому, что я личность хрустально-нравственная, а потому что брезгливая – лукавство для меня прочно связано с душевной грязью, и к тому же я ленива: вранье надо помнить, а мне это, как выражается Данька, в лом. В дальнейшем – определенно – количество обманутых и масса вранья будут только возрастать. Получила новое тело – будь любезна заодно принять связанные с ним правила игры.

Игра – вот подсказка. Как сказал Вильям наш Шекспир: «Весь мир – театр и люди в нем актеры»[1]. В другом переводе развернутее: «Весь мир – театр. В нем женщины, мужчины – все актеры. У них свои есть выходы, уходы, и каждый не одну играет роль»[2]. Не одну, обратите внимание! Выражение «Totus mundus agit histrionem» (весь мир играет комедию) украшала здание театра «Глобус», для которого писал свои пьесы Шекспир.

В подвальном секонд-хэнде пахло мерзко. Я потянула носом, замерла, скривилась.

Продавщица, такая же милая девушка, как давешняя, в «Нижнем белье», но усталая, не иначе как отравленная постоянной химической атакой, на невысказанный мной вопрос (Чем тут воняет?) с монотонной привычностью пояснила:

– Дезинфекция, повышенная химчистка, весь товар проходит специальную обработку. У нас имеются брендовые, абсолютно новые, неношеные вещи, в том числе из гардеробов ультразвезд Голливуда и Европы.

В ее, продавщицы, воображении Голливуд был, вероятно, таким же континентом как Европа или Европа – страной, как и Голливуд.

– Убедили! – с излишним энтузиазмом воскликнула я. – Мне нужны брендовые джинсы с прорехами и футболка, исконно неношеная. Все – на тысячу семьсот двадцать рублей. Больше у меня ни копеечки, а надо выглядеть стильно. Очень надо!

Дырявые джинсы, я убеждена, еще один признак беспомощности дизайнеров моды. Что им (потребителям) еще навязать (впендюрить, втюхать)? Что еще абсурдное?

Когда художник не обладает истинным художественным даром, когда он не способен достучаться до сердца образами на полотне, когда его кисть беспомощна, когда он маляр, а не живописец, он придумывает полотна с цветовыми пятнами, кульбитами ломаных линий, с приклеенными перышками и мелкими зубчатыми колесиками – деталями часов. Называет это как-нибудь вроде «Муки Вселенной». Зритель стоит, пялится, пытается соответствовать, художник-то модный! Зритель изображает постижение идеи. Народ – пленник моды и модных идей.

Данька никогда не был Народом и Зрителем, кодированным технологиями массового потребления (одежды или произведений искусства). Но однажды заявился ко мне с Машей и Катенькой, наряженный, как внучка и невестка, в дырявые джинсы. У Маши прорехи с бахромой красовались на левом бедре и ниже правого колена. У Даньки они шли как тире – по обеим ногам сверху донизу. У внучки стильные мелкие дырочки проклюнулись там и сям.

– Бедные вы мои! – всплеснула я руками и припечатала ладони к щекам. – Как износились-то! Рвань на рвани рванью погоняет, хоть на паперть идти за подаянием. Ручки протянуть, добрые люди монетку бросят. Может, я вам, детки, свою пенсию стану отдавать? Оденетесь по-людски, а там, глядишь, и повернется к вам судьба…

Маша и Даня мгновенно включились в игру, хотя их реплики были из разных пьес.

– Сто долларов, – выставила Маша ногу вперед. – Сто пятьдесят, – ткнула в колено Даньке. – Гуманные тридцать на Катюхе. Фирма́!

Она потешалась, я видела. Потешалась надо мной – деликатно, с подмаргиванием, над мужем – с иронией.

– Какая разница, – говорил Данька, – чем зад прикрыть? Если Машке хочется, пусть покупает. Но в желтом халате кришнаитов я на работу не пойду! Машка! Я тебе авторитетно заявляю! Мама! Не дай ей купить мне облачение «Хари Кришна!»

Маша снова мне подмигнула, шумно вздохнула, прижала руки к груди, изобразила затаенный страх, повернулась к Даньке:

– Как? А ради нашей любви?

Я не выдержала, расхохоталась. Что я, не видела в кино, в чем нынче молодежь щеголяет? И, наконец, предоставила слово Кате, ради которой и затеяла этот спектакль. Пусть в памяти у внучки останется маленький штришок, точка, запятая, вопрос: почему бабушка странно отреагировала на дырявые модные джинсы.

Благие намерения воспитателей, рассказывающих о подвигах героев против разбойников, нередко имеют противоположный эффект: разбойник нравится больше, чем герой. Русский фольклор вообще антипедагогичен: лежи на печи, потом тебя печь сама повезет, и женишься на царевне.

– Хочу на патвельть (паперть)! – заявила внучка. – Бабушка, где патвельть? Мне там денежек дадут? Я видела. Надо так…

Катя плюхнулась на пол, трогательно протянула ручку и скривилась плаксиво:

– Памагите-е-е! Фвлиста лади! На пловитание! (пропитание, очевидно).

Неудивительно, что она видела подобное. Недалеко от нашего дома находится храм Воскресения Христова в Сокольниках. Маша верующая, ей нравится этот храм, и она часто водит в него дочь.

Маша и Даня оторопели, не нашли в первую минуту, что сказать.

Даня, мой материнский привет из твоего детства! Внуки, как известно, отомстят нашим детям. За твое цитирование классики в неподходящие моменты. Трехлетний Данька наизусть знал «Конька-Горбунка». К нам пришли гости, уселись за стол, Данька оглядел их и изрёк: «Тьфу ты, дьявольская сила! Эк их, дряней, привалило!»

– Вы тут разбирайтесь, – сказала я. – Мне надо ужин подогреть.

И улизнула на кухню. Я не вмешиваюсь в воспитание единственной и ненаглядной внучки, просто вношу сумбур.

Мое желание купить дырявые джинсы, исходя из вышесказанного, не просто отдает снобизмом, а предстает абсолютным ханжеством. На первый взгляд. Ведь остается мир – театр, опять-таки смотрите выше. Театр – это костюмы.

С помощью продавщицы я подобрала джинсы, были ли они ношенными, по линялой ткани не определить, но обтягивали меня как рейтузы гусара, побывавшего в сражениях – прорехи добрая маркитантка еще не успела заштопать. Белая футболка с веночком мелких цветов, рассыпанных по диагонали от правого плеча до низа, определенно новая – с биркой.