Читать книгу "Добронега - Владимир Романовский"

— Ладно, — сказал он. — До Лапландской Лужи, положим, не пол-аржи, а все три, и вовсе не там она, а вон там, — он показал рукой. — Но, в общем, наверное действительно нужно где-то пристроиться. Драккары либо уже в Луже, либо тоже заночевали.

* * *

Ночь, несмотря на ветер, выдалась ясная. Жареная рыба показалась Эрику пресной, но человек с бревна ел жадно и молча, временами кашляя и вздрагивая.

— Жар у тебя, — сказал Эрик.

— Нет. И не такое видел, и не в таком побывал.

— Ладно, — сказал Эрик. — Давай знакомиться.

— А мы знакомы, — сказал юноша мрачно, вгрызаясь в рыбу. — Ты — Эрик Рауде. Я тебя в прошлом году видел в Ютланде. На празднике.

Эрик задумался.

— Точно, — вспомнил он. — Только ты тогда совсем мальчик был. Как же тебя зовут-то? Сейчас вспомню. Тор? Лиф? Нет, что-то более распространенное. О! Хелье. Точно, Хелье.

Юноша ничего не ответил.

— И что же ты здесь делаешь, Хелье? Помимо плавания на бревнах?

— Изучаю фауну, что же еще.

— И много успел изучить?

Хелье вдруг насмешливо посмотрел на Эрика.

— Ниддинг ниддинга видит, — сказал он.

Эрик не удержался — оглянулся по сторонам. Гребцы спали вповалку, кроме одного, но он сидел далеко и не слышал замечания. Большого секрета в том, что он, Эрик — ниддинг, не было. Гребцам это было прекрасно известно. Но вслух такие вещи лучше не произносить. Как говорят христиане — не след подвергать ближнего твоего соблазну великому.

Удивительно было то, что Хелье тоже оказался ниддингом. Что мог натворить этот семнадцатилетний… нет, пожалуй, все девятнадцать есть, при ближнем рассмотрении… ну хорошо, девятнадцать — но что он мог такое сделать, что теперь он был — пария, изгой, легкая добыча для любого, носящего сверд и любящего получить выкуп?

— Куда же ты все-таки едешь, Хелье? — спросил Эрик с любопытством.

— Еще не знаю. Может, в императорские варанги заступлю в Кьельгарде.

Эрик засмеялся тихо.

— Не возьмут, — сказал он. — Хлипок ты больно.

— Ну и что, — возразил Хелье. — Зато ловок и быстр.

— Теперь такие не нужны, — заметил Эрик. — Императорская охрана раньше была боевая и деятельная. А нынче, при Базиле Втором, она только для виду. А для виду требуются малые, на кряжистые дубы похожие. Поменьше соображения, побольше мяса. Кроме того, даже если ты дуб, платить все равно надо. Место в охране императора стоит денег. Это все славянские дела. Как славяне повалили в охрану, так сразу придумали, чтобы за это деньги брать. А у тебя денег нет.

— Ну, не знаю, — сказал Хелье. — Может, я в Хольмгарде остановлюсь. А то и в Киеве. Дело всегда найдется.

— Я бы на твоем месте ехал бы прямо в Африку, — сказал Эрик. — Оно, конечно, восточные князья спелись со славянами, и сами стали славяне, и колонии больше не колонии но суть независимые государства, все честь по чести, а только связи старые все остались. Для тебя, если не врешь, что ты ниддинг, что Киев, что Сигтуна. Везде найдут.

— А ведь ты тоже туда едешь.

— Нет. То есть, в данный момент да. Но это не конечный причал. Собираюсь я ехать значительно дальше. И предлагаю тебе ехать со мной.

— Это куда же?

— Далеко. Очень далеко. Что тебе делать у славян?

— А я сам почти славянин, — сказал Хелье. — Большинство предков из Смоленска.

— По-славянски говоришь?

— Не переставая.

Эрик засмеялся.

— Это хорошо. Но ты подумай. Рассказать тебе, куда я ехать собрался?

— Расскажи. Люблю байки.

А ведь действительно славянин, подумал Эрик. Вон какие скулы вздыбленные. А глазищи-то огромные, синие. Славянин Хелье, надо же.

— Когда-то, а было это давно, — сказал он, — отца моего сослали в Исландию, и я его там навещал.

Хелье доел рыбу, вытер руки о сленгкаппу, которая выглядела не как сленгкаппа, а как тряпка, которой моют полы в богатых домах, лег на бок, подпер щеку рукой, и посмотрел на Эрика вопросительно.

— А дальше, за Исландией, есть еще один остров. И даже не остров, а большая земля, — сообщил доверительно Эрик, делая большие глаза. — Очень большая. Там хорошо.

— Чем же?

— Луга там, поля, солнце все время, и виноградные кущи, огромные. Каждая виноградина величиной с поммель. Пасутся там дикие коровы, молоко у них — как вино. И золото там есть, и серебро.

— И залежи горячей каши для завтрака в прибрежных горах, — добавил Хелье.

— С новым поколением невозможно разговаривать, — помолчав, сказал сердито Эрик. — Это влияние христианства. Все стали циничные и глупые, ничему и никому не верят, и делать ничего не хотят. Ты христианин?

— Да.

— Ну вот, что я говорил. Ну да ладно. Времени много, пока до Ладоги доберемся, может надумаешь дослушать. Давай теперь спать.

До Ладоги добирались долго. Эрик приглядывался к новому спутнику. Хелье, выспавшийся, повеселевший, и умудрившийся не заболеть после купания в балтийских волнах, оказался приятным собеседником. Давешний его цинизм объяснялся, очевидно, усталостью. Слушал он охотно, с интересом, а комментировал мало, и Эрику это нравилось. Гребцы были люди неловкие, полностью поглощенные нехитрым своим делом, и на посторонние вещи отвлекаться не любили, поэтому до появления Хелье Эрик скучал. Теперь ему было весело. О себе Хелье говорить отказывался, и причины его ниддингизма оставались загадкой, но все загадки все равно не разгадаешь.

Поведал ему Эрик, что у Содружества Неустрашимых есть свои пути и свои связи, и даже тайные хувудваги с подставами, чтобы можно было быстро добираться из одного большого поселения в другое по суше, все время скача рысью. К примеру, из Константинополя в Киев — неделями добираются, ежели обычным путем, а путник с опознавательным знаком Содружества идет себе на юго-западную окраину Константинополя, и там, сразу за городской стеной, пройдя через Тибериевы Ворота, у конюшен, встречает нужного человека по имени Гильом Старый Франк, и тот дает ему лошадь, и разъясняет, как ехать к следующей подставе, а там другая лошадь, и через земли болгар добирается путник до Киева в считанные дни, а подставы все тайные, спрятаны хорошо.

На Ладоге было очень холодно, но как только кнорр вошел в Волхов и начал продвигаться к Хольмгарду, сделалось теплее и уютнее. Величественная северная флора по берегам умиляла Эрика своей первозданностью, настраивала на торжественный лад. Он перестал болтать непрерывно о Винлянде, который якобы видел с какого-то совершенно безумного хребта в исландских горах, и перешел на легенды об истории этих мест, заговорил о скифах и их стычках с римлянами, о древних путях, о том, что там, где нынче кнеррир переволакивают или переносят между реками, раньше были прорыты каналы, о древних летописях, в которых таятся разные непонятные премудрости, о Золотом Руне, которое хранилось когда-то именно в этих местах, или чуть южнее. Рассказывал он всегда интересно, завораживал, и Хелье нравилось.