Читать книгу "Иоанн Мучитель - Валерий Елманов"

— Вот ты как, — неживым голосом глухо выговорила старуха, которая вновь на глазах царицы превратилась в бабку Стешу. — Что ж, самой хуже. Хотела подобру тебя проводить, в память о твоем вежестве, а ты… Теперь жди иного. — И… исчезла.

Куда и как она делась — Анастасия не поняла. Да она и не задумывалась над этим. Сердце стучало, в висках ломило, а крестик по-прежнему горел, обжигая кожу. Молитву она так и не дочитала, лишившись чувств, и пришла в себя лишь от того, что кто-то энергично растирал ее виски уксусом.

— А где бабка Стеша? — спросила она первым делом, даже не успев еще открыть глаза.

— Ну слава богу, очнулась, — облегченно вздохнула та, что растирала, и бодро попрекнула царицу: — Не след бы тебе, государыня, челядь свою так-то пугать. Слаба ты еще, чтобы самой за питьем хаживать. Вона и разлилося все.

— Где бабка Стеша? — повторила она, открывая глаза и в упор глядя на одну из своих боярынь, толстую и уже в годах вдову Ивана Ивановича Челяднина Прасковью Семеновну — место старшей среди дворни царицы прочно держалось за этим боярским родом. Та как-то быстро ответила:

— Да где ей быть-то. Нешто я за ней доглядываю.

Голос звучал фальшиво, и Анастасия, мгновенно почувствовав ложь, уточнила:

— Она… померла?

— А на кой ляд вопрошаешь, коль сама ведаешь? — пожала та плечами.

— Давно?

— Да уж два дня, как отпели да схоронили, — неохотно пояснила Прасковья Семеновна.

— Два дня, — задумчиво произнесла Анастасия и… вновь лишилась чувств.

В себя она пришла ближе к вечеру, но на все вопросы царя, не на шутку встревоженного внезапным ухудшением ее состояния, отвечала односложно и сослалась на вчерашний пожар, вовремя вспомнив, как о нем рассказывала одна из девок.

— Медведь покрепче человека, а и с ним с испугу что бывает, — Анастасия, удивляясь сама себе, даже нашла сил, чтобы улыбнуться. — Пройдет, государь. Денек, другой и выздоровею я. Ей-ей, выздоровею. То пожар всему виной.

Сослалась и тут же пожалела об этом, потому что нахмурившийся Иоанн кивнул и вышел, и почти сразу после его ухода многочисленная челядь ринулась распихивать по сундукам и коробьям царицыну одежду, собирая все к переезду.

На вопрос Анастасии все та же боярыня Челяднина ответила, что царь повелел на время пожара и пока не польют дожди вывезти царицу из города и со всевозможным бережением доставить до сельца Коломенского. Выезд намечен был уже к утру, потому возиться закончили чуть ли не к полуночи.

Ее прощание с Иоанном вышло коротким и сумбурным. Анастасии хотелось сказать что-то очень важное, но вот беда — на уме вертелось, да на язык не шло. Лишь когда он повернулся, чтобы уходить, она наконец-то поняла, что именно хотела сказать.

— На пожар не езди, — произнесла она еле слышно.

Или не произнесла?

Если бы она знала, что до Иоанна на самом деле не донеслось ни слова, она непременно бы повторила, но царь, глядя на ее беззвучно шевелившиеся губы, утвердительно кивнул, и она с облегчением решила, что он все-таки ее услышал.

Царь охотно бы выехал следом, но предстояло разобраться с этими непрестанными пожарами, которые на сей раз, как ему доносили, происходили не просто по причине летней суши, а из-за неведомых злоумышленников. Во всяком случае, так уверяли его в Земском дворе, ведавшем всем городским благочинием.

— Может, все же из-за печей? — допытывался царь.

— Сторожа повсюду ставятся, когда мыльню топят али поварню. Да и на колокольнях в церквях тако же народишко бдит на совесть. Ежели бы не Трифон Косой, кой о прошлом дне дымину узрел, подлинной беде бы быть, а так лишь один дом у пирожницы Марфы сгорел, — наперебой тараторили подьячие. — Опять же сильнее всего у нее дольний угол обгорел, что на огород глядит, а тамотко отродясь печи у нее не стояло.

— А малец ейный не мог баловство учинить?

— Так нет у нее детишков-то подходящих, — разводили они руками. — Самому молодшему третий десяток давно идет. Не дети, чай, чтоб с огнем резвиться. Нет, государь, воля твоя, но тут явный умысел. Подпалил кто-то, не иначе. А кто да как, тут ужо Разбойный приказ вопрошать надоть.

— Ну и вы тоже чтоб глядели, — буркнул Иоанн напоследок, но только ради приличия, дабы оставить за собой последнее слово. — Дворы еще раз осмотреть у всех, чтоб ни дров наваленных, ни прочего, ну и вообще, — он неопределенно пошевелил в воздухе пальцами.

— Чтой-то ныне государь разошелся. Подумаешь, пяток изб полыхнуло, — хмыкнул подьячий Орех. — Не царское это дело — поджогами заниматься.

— Он все правильно сказал, — вступился за Иоанна старик Егоза. — Не царское, коль Суздаль горел бы какой-нибудь, али там Торжок, либо Тверь, а не Москва-матушка. Опять же Арбат[19] палят, а он уж больно близехонько к городу стоит. Коль займется от недогляда, дак ветерок ишшо дунет, огонь вмиг чрез стены перелетит.

— Можа, людишек послать? — зевнул Орех.

— Спрос за недогляд не с них — с нас будет, — вздохнул Егоза. — Потому и надо самим все доглядеть. Чичас поделим поровну да пойдем. Да гляди на кружало[20] не загляни, как прошлый вечер. Я однова промолчал, а боле не собираюсь. Давай досасывай свое пивцо с баклажки, да ныне чтоб ни-ни больше, — и добродушно проворчал: — И когда ты только угомонишься, племяш.

Царь между тем уже вышагивал перед вытянувшимися в струнку подьячими Разбойного приказа. Иоанн и сам чувствовал, что Земский двор не просто перекладывает свою вину на плечи соседей, а так оно и есть на самом деле. Те в ответ на расспросы лишь смущенно помалкивали, стараясь не смотреть в глаза государю. Наконец, так и не добившись от них ничего путного, Иоанн обреченно махнул рукой — мол, идите уж, чего там. Все с облегчением ринулись кто куда, норовя забраться в самый дальний уголок избы, но большинство подались на улицу — в тесном помещении приказа, как ни прячься, все едино сыщут.

Государь рассеянно посмотрел по сторонам, провел пальцем по цветному сукну одного из столов, с отвращением покосился на старый кожаный тюфяк, лежащий на скамье вместо полавошника, повертел в руках глиняную чернильницу с торчащими из нее гусиными перьями и уже повернулся, чтобы уходить, но тут ему заступил дорогу один из подьячих.

Иоанн недоуменно нахмурился, глядя на его согнутую в поклоне спину, но тут же посветлел лицом, опознав кланяющегося. То был Андрей Щелкалов — еще одна находка государя, которой он мог по праву гордиться. Совсем юный — и двадцати пяти годков не исполнилось, — он отличался необыкновенной работоспособностью и умением. Царь доподлинно ведал, отчего за последние пару лет вдруг так сильно изменился в лучшую сторону слог всех докладов Разбойного приказа, которые зачитывал на заседаниях думы возглавлявший приказ дьяк Шлепа. Писал их только Андрей, и все они отличались выверенным слогом, где каждое словцо аккуратно и ровно ложилось в строку — ни убавить, ни прибавить.