Читать книгу "Прощай, цирк - Чон Унён"

Только получив визу, я впервые почувствовала, что еду в Корею. Прижав к груди сумку, где бесценный документ лежал вместе с паспортом, я быстро, точно опасаясь, что кто-нибудь может вырвать ее у меня и убежать, выскользнула из консульства. Очередь, которая и без того была огромной, стала еще длинней. Как раз в это время начали падать первые капли дождя. Но толпа, стоявшая перед консульством, не расходилась, несмотря на то, что дождь все усиливался.

Как только самолет поднялся выше облаков, я провалилась в сон. До самого прилета в международный аэропорт Инчхон я ни разу не проснулась. Когда я открыла глаза, за иллюминатором было уже темно. У меня вдруг возникло ощущение, будто я вышла из состояния комы и попала в какой-то другой мир.

Там, впереди, ждал мой муж. Мой муж — вон тот мужчина с широкой улыбкой. Когда он шел мне навстречу, мне вдруг почудилось, что этот человек мне совершено незнаком. Словно я никогда раньше его не видела. Я замерла и оглянулась, но люди, шагавшие позади, подталкивали меня, и я не могла долго оставаться на месте. Теперь мне придется жить, дыша воздухом чужой страны, ступая по незнакомой земле. Я обязательно стану счастливой.

Я убеждала себя, будто успокаивала маленького ребенка. Робкие надежды — мой милый малыш, зародившийся внутри, внимательно слушал мои слова. В любом случае, деваться ему было некуда.

3

Мать с братом сидели рядом на низкой деревянной скамейке. Мать смотрела на персиковое дерево, а брат — в сторону горы. Она ждала появления цветов, а он — девушки. Судя по их виду, они сидели так уже несколько часов.

Мать сидела неподвижно, сгорбившись, и казалась похожей на старое высохшее дерево, с которого с шелестом облетает кора. Впрочем, нет, она действительно походила на дерево, но этот ствол оголила не старость, а зима. На первый взгляд оно может показаться мертвым, но придет весна — и на этом дереве сначала набухнут бутоны — хранилища тайных желаний, а затем разом, одновременно, распустятся цветы.

В течение всей зимы мне чудилось, что над матерью кружила смерть. В воздухе витала ее тень. Теперь уже стало очевидно, что сахарный диабет матери вылечить не получится. Морщины у нее над бровями сейчас лежали гуще, мешки под глазами стали еще больше. А прошлой зимой из-за осложнений пришлось сделать операцию: левую ногу отрезали до самой лодыжки. Мать прооперировали, но до сих пор временами у нее вырывались болезненные стоны: она говорила, что из-за плохого кровообращения нога немеет.

И все же я думал, что она вряд ли уйдет из этого мира в ближайшее время. Она обязательно доживет хотя бы до того дня, когда персиковое дерево распустит свои цветы. Желание матери увидеть эти цветы всегда поражало меня своей силой. Обычно, когда опадали цветы персика, она начинала ждать, что ветер принесет ароматы сирени и пионов, а стоило тем сбросить свои лепестки, как она принималась мечтать о бутонах циннии, про которые говорят, что они трижды распустятся и опадут, прежде чем можно будет есть свежий рис. Кто знает, быть может, когда персик снова пышно зацветет, мама избавится от ауры смерти и к ней вернутся жизненные силы.

Моя мать — не тот человек, который легко расстанется с жизнью. Проживая свои дни в предвкушении цветения персика, она отказывалась умирать, потому что до сих пор не забыла тягуче-сладкий вкус персикового сока. Ни мрачные прогнозы врача, ни черные пятна, покрывшие ее лицо, ни высокий уровень сахара в крови, приведший к операции по удалению пальцев, ни прочие осложнения — ничто не могло убедить ее отказаться от этого напитка.

Брак моего старшего брата мог бы стать тем необходимым стимулом, чтобы самочувствие матери этой зимой немного улучшилось. Она как-то призналась мне, что не сможет упокоиться с миром до тех пор, пока он не женится. Именно мать организовала нашу поездку в Китай на поиски невесты. Теперь, когда он женился, она заявила, что должна увидеть хотя бы первого внука и что уйдет с легким сердцем лишь после того, как тот начнет сам переворачиваться на животик, ходить, говорить… Я подумал, что, когда придет этот момент, она обязательно найдет еще какой-нибудь предлог, чтобы жить дальше.

Я очень устал. Я вечно улыбался, но думал лишь о том, как уехать из дома, караулил подходящую возможность. Мне хотелось снять этот груз со своих плеч и отбросить его как можно дальше. Я не хотел и не мог допустить, чтобы он и дальше камнем висел на моей шее. По крайней мере, мне нужен был кто-то, кто мог бы разделить эту ношу со мной. Я вспомнил лицо девушки. При встрече она напомнила мне жалкого, мокрого птенчика, только что вылупившегося из яйца и верившего, что первое существо, увиденное им в этом мире, — это его мама. Именно такими глазами девушка смотрела на моего старшего брата, не подозревая, что он сам нуждается в ее защите.

Когда мы приехали в Китай, первой нас встретила даже не будущая невеста брата, а желтая пыль. Она долетала и сюда, оседлав сильный ветер, пролетев над Дуньхуа, родным городом девушки, и над Западным морем. Брат вдыхал воздух, словно в этой желтой пыли могли сохраниться нотки ее запаха. Запаха девушки, которая пообещала, что приедет через месяц, но дала о себе знать лишь два месяца спустя. Мне подумалось, что к тому времени, когда она доберется к нам, персик будет уже весь в цвету.

Все приготовления к встрече были завершены. Мы с братом наклеили новые обои, заново выложили пол, купили мебель. Пока мы работали, брат расхаживал по комнате, весь измазанный обойным клеем. Мать сидела у себя в уголке и, поглаживая новые обои, бормотала: «Красиво… красиво». Обои были розовые, в мелкий цветочек. В итоге мы поклеили новые обои и в комнате матери, где стены пропитались запахом лекарств.

— Перед глазами летают какие-то мушки, — бубнила мать себе под нос, ни к кому особенно не обращаясь и размахивая перед собой руками.

Когда она моргала, в уголках ее глаз выступали слезы, походившие на гнойные выделения. Брат, мельком взглянув на нее, снова уставился вдаль.

— Когда приедет невестка, мы пойдем любоваться цветами. Можно сходить во дворец Кёнбоккун[11] или в ботанический сад Чхангёнкун[12].

Услышав эти слова, брат повернулся к матери и улыбнулся. У него сразу улучшилось настроение, он просиял, решительно поднялся на ноги и с разбегу выполнил стойку на руках.

«Сейчас начнется», — понял я. Когда он принимался делать сальто, остановить его бывало нелегко; в такие минуты я не мог долго смотреть на него.

Брат с самого детства мечтал показывать акробатические номера. Спрыгнуть с высокого забора, быстро залезть на дерево, исполнить какой-нибудь трюк, стоя на заднем сиденье несущегося на полном ходу мотоцикла, — все это было его собственным цирком. Он искренне наслаждался проявлениями восторга, который испытывали наблюдавшие за ним люди.