Читать книгу "Проповедь о падении Рима - Жером Феррари"

~

Либеро не собирался повторять ошибки своих неудачливых предшественников. Он отдавал себе отчет в том, что, как и Матье, мало что понимал в управлении баром, но он не сомневался — тот факт, что он был здесь местным плюс минимум здравого смысла в этот раз не собьют их с пути. О будущем он говорил отвлеченно, но Матье внимал ему, как пророку; им необходимо было несколько умерить свои амбиции, но и совсем отказываться от высоких целей тоже не стоило; в настоящий ресторан превратить бар они никак не могли — каторжная работа и бесконечная трата денег; но надо было и предлагать клиентам перекус, особенно летом — что-то простое — копчености, колбасу, сыры, допустим, салаты, — и не скупиться на качество — Либеро был в этом уверен — за качество люди готовы платить деньги, но теперь — что поделаешь — везде толпы туристов, не считая уймы небогатых клиентов, — нельзя делать ставку только на изысканность, надо уметь смело продавать и дешевое дерьмо; и Либеро знал, как разрешить эту каверзную задачку: его брат Совер и Виржиль Ордиони будут поставлять им отборную ветчину трехлетней выдержки, а также сыры, да самые ядреные, просто потрясающие, так чтобы любой, отпробовав всего этого, безропотно, прослезившись от удовольствия и благодарности, сразу бы раскошелился; и потом — не стоит заморачиваться с второсортными продуктами, той фигней, которую продают в магазинах в отделах «местное производство», со всей этой лабудой, упакованной в псевдодеревенские сеточки с наклейками головы мавра и сбрызнутой заводскими спреями с ароматом каштановой муки; так уж лучше сразу пуститься во все тяжкие — честно, без церемоний, предлагая китайскую свинину, переработанную в Словакии, которую можно перепродать по мизерной цене, но нельзя принимать людей за дураков, нужно все преподать как есть и сделать так, чтобы они поняли смысл разницы в цене, чтобы у них не возникало ощущение, что их надули — полная хрень — бери даром, а за качество — гони монету; честность — вот, что необходимо в этом деле, не только потому что она сама по себе — достойная уважения добродетель, но прежде всего потому, что честность — это что-то вроде вазелина: чтобы хорошо пошло, нужно приготовить дегустационные тарелки, чтобы клиент смог понять, что к чему, — сначала попробуйте, а потом закажете, да нет, пожалуйста, вот, возьмите еще кусочек, чтобы по-настоящему распробовать; и эта полнейшая честность окупится сполна, пусть даже выбор должен будет сделать клиент — наша маржа будет, по сути, такой же — мы выжмем из них все до последнего, до последней кровинки, у этих козлов — бедных ли, богатых, и плевать нам на возраст и на то, кто и откуда, — мы честным образом все из них выжмем и даже заботливо — хозяин должен баловать своих клиентов, а не торчать за кассой, как этот придурок Гратас, — знаешь, что ему было нужно, когда он отвечал за бар? — ему нужно было все время быть на подхвате, улыбаться, угождать; да, и нужно было решить важнейшую проблему — проблему с официантками. Как-то вечером Винсент Леандри привел их к одному своему приятелю, который заправлял разными делами на континенте и держал теперь здесь, на побережье, шикарную, но в то же время и не слишком броскую дискотеку; этот бизнес тем не менее тут же навлек на приятеля обвинения в сутенерстве, в чем Матье и Либеро не замедлили самолично убедиться. Приятель Винсента Леандри встретил их с распростертыми объятиями и не поскупился на шампанское.

— Вам нужна надежная девушка. И которая сечет в этом деле.

Он кому-то позвонил и сказал, что Анни, опытная официантка, которая на него уже работала, может заинтересоваться предложением. Она подошла минут через пятнадцать и заявила, что Матье и Либеро были лапочками, выхлестала пол-литра шампанского и с готовностью уверила обоих, что они могут ей доверять. На ней будет касса и склад. Для обслуживания в зале им нужна была еще одна девушка. Приятель Винсента покачал головой:

— Нет, не одна. Одной мало. Скорее три, а то и четыре.

Либеро объяснил, что бар их был небольшим и что им не нужно было столько девиц, тем более что — не факт, что он сможет им всем платить зарплату. Но приятель Винсента настаивал:

— Сейчас лето. Если вы не полные олухи, то к вам просто повалит народ. Хотите, чтобы бар работал и днем и вечером, то вам нужен персонал на замену. Вы же не сможете заставить одну официантку вкалывать по восемнадцать часов в день? А если они вам слишком дорого будут обходиться — увольте парочку, но тогда вам придется самим вставать ни свет ни заря. Вечером нужны девчонки. Два парня — не фонтан в плане продаж. Я знаю, что теперь гомиков вокруг — пруд пруди, но вы же не собираетесь открывать клуб для геев?

Он сально и громко заржал. Либеро хотел было ответить, что не собирался открывать ни гей-клуб, ни бордель, но побоялся его обидеть.

— Ты врубился, о чем я?

Либеро кивнул.

— И самое главное — не трахаться с официантками, ясно? Клиенты к вам идут, чтобы бабло потратить, а не посмотреть, как вы перепихиваетесь с девчонками! Трахайте клиенток, но не официанток.

Анни соглашалась: в жизни можно делать все, что угодно, но когда держишь бар — никогда, ни за что нельзя трахаться с официантками. Матье и Либеро поспешили ее заверить, что подобный ужас им и в страшном сне не мог присниться.

Уже на следующий день они оба с удивлением заметили, что у Анни, к чьей эффективности, надо сказать, было не придраться, со времен ее предыдущих профессиональных достижений сохранилась странная привычка встречать каждого заходящего в бар представителя мужского пола едва заметным, но все же чувствительным нажимом руки ниже пояса, в паху. От ее пальпации не ускользал никто. С широкой улыбкой она подходила к вошедшему, смачно чмокала его пару раз в щеку, а левой рукой как ни в чем не бывало исследовала его промежность, чуть-чуть сгибая при этом пальцы. Первой жертвой этой мании оказался Виржиль Ордиони, он вошел в бар, едва удерживая в руках свертки с копченостями. Он сразу залился краской, хихикнул и так и остался стоять в зале, не понимая, что ему дальше делать. Матье с Либеро думали сначала попросить Анни постараться не так поспешно проявлять свое дружеское расположение к клиентам, но никто не жаловался, а наоборот, мужская часть обитателей деревни зачастила посещать бар ежедневно, даже в обычно «мертвое» время: охотники возвращались с охоты пораньше, а Виржиль считал долгом чести спуститься каждый день с гор, чтобы выпить хотя бы чашечку кофе, так что Матье с Либеро сохраняли нейтралитет, про себя отдавая должное безграничной мудрости проницательной Анни, раскусившей незатейливость мужской души. Каждый вечер после закрытия они отправлялись на поиски остальных кандидаток в официантки — ходили на вечеринки, бывали в кемпингах и на пляже. Им нужны были безденежные студентки, приговоренные жизнью к монотонной радости купания в море, которых бы заинтересовала сезонная подработка, и выбор им было сделать нелегко. Под конец июля они все-таки нашли четырех официанток. Они наняли также Пьера-Эмманюэля Колонну, который только что закончил школу и проводил летние каникулы, бренча на гитаре, пока что срывая аплодисменты в узком семейном кругу. Он не пожалел о том, что вышел на профессиональную стезю в баре, не только потому, что его выступления сразу стали пользоваться большим успехом у посетителей — чьи эстетические требования, надо признать, удовлетворить было настолько просто, что даже когда кто-нибудь вроде пьяного в доску Виржиля Ордиони горланил во все горло серенады, их встречали восторженными возгласами — настоящую награду за свой талант Пьер-Эмманюэль получил после первого же выступления на публике, когда после закрытия бара Анни прижала его к бильярдному столу и, энергично лапая, принялась целовать его прямо в губы, а затем подарила ему ночь, которая по откровенности сцен далеко превосходила все его самые смелые подростковые фантазии. Утром, рассыпаясь в комплиментах и поцелуях, она прямо в ложе их плотских утех подала ему заботливо приготовленный ею плотный завтрак, и все смотрела, как Пьер-Эмманюэль его уплетает, и все сдерживала искренние, почти материнские слезы. Тусклая и размеренная до того жизнь Пьера-Эмманюэля Колонны забурлила теперь потоком сладострастия, и когда Либеро выплачивал ему заработанное за выступления, он порой, смеясь, приговаривал: