Читать книгу "Секретики, Чёртова башня и другие рассказы - Яна Варшавская"

– И никуда я не собралась, – ответила я. – Просто, ничего другого не нашла, вчерашнее моё платье в стирке, а другое в полоску – всё выгорело…

– А с листиками, с ним-то что? – поинтересовалась Алёнка.

– Фу! Оно совсем маленькое стало, в подмышках жмёт, – ответила я.

– Понятно! Ладно, хватит уже допросы устраивать. Поиграем в «классики»? – предложила Катюшка.

Мальчишки тем временем уже очертили круг на земле и играли в «ножички». А мы последовали за Катюшкой.

Но это была лишь первая половина нашего дворового Закона сравнения, когда вычленяется инородный элемент, находятся подходящие, хотя бы и самые слабые доводы, в защиту отбившегося от основной массы, заблудшего отщепенца… На этой стадии, ты уже включён в игру, но всё равно ещё не стал одним из них… Дальше Закон срАвнения как-то плавно трансформировался в Закон «срОвнения». Что-то обязательно произойдёт само собой, но конечная, вполне осознанная цель – сделать так, чтобы опять всё стало как всегда… И чтобы больше никто не выделялся настолько, насколько осмелилась я в этот не самый удачный день!

Попрыгав по клеточкам на асфальте, поскакав на одной ножке через скакалку и даже посидев на песке в малышовой песочнице, я с восхищением отметила про себя, что платье до сих пор чистенькое.

– Ну и скукотища! – сказала Наташа.

– А давайте, пойдём посмотрим, может, наши канавы уже зарыли или новые сделали? – предложил Славик.

– Что-то не хочется, – предчувствуя недоброе, робко возразила я.

– Точно-точно! Пошли! – подхватили все, радуясь возможности помесить глину рядом с недавно вырытыми глубокими траншеями между двумя дворами, нашим и расположенным по диагонали от Полынного поля ближайшим, соседским.

Никто из нас не знал для чего, для каких таких сооружений были сделаны эти рвы, глубиной чуть больше двух метров и шириной не меньше полутора, но интерес к ним периодически просыпался. Поэтому мы, бросив скакалки и велики, отправились смотреть на траншеи, в уме прикидывая, какой ещё толк может быть от этого похода. Когда мы подошли ближе, то заметили, что кто-то в нескольких местах положил широкие доски, чтобы не обходить канавы, а напрямую идти к дому, заметно сократив путь.

– Здорово! – сказал Мишка.

– Может, попробуем перейти по ним? Как раз дойдём до соседнего двора и посмотрим, повесили или нет корзины на щитах баскетбольной площадки, – предложил кто-то из старших ребят.

– Вот ещё! Нас оттуда сразу выгонят, а вас побьют, – заключила Вероничка.

– Ну и оставайтесь здесь! А мы пойдём, правда же, мужики? – сказал Славик, и они, с легкостью перебежав надо рвом по доске, отправились в соседний двор.

– Смотрите, а досточки-то такие гладенькие и широкие, может, попробуем тоже перейти, – предложила Наташа.

– Ну и зачем? – спросила я.

– А за тем, чтобы мальчики не хвастались, что они ходили, а мы струсили, – ответила она.

Девочки по очереди, даже одна за другой, стали ходить над глубоким рвом, а потом, потеряв к нему интерес, предложили осторожно убрать доски, чтобы эти «предатели-мальчишки» обратно возвращались в обход, по длинному пути.

Я сказала, что это нечестно, и не собираюсь им в этом помогать.

– Тогда отойди и не мешайся! – сказала Вероничка и нечаянно задела меня доской.

Глина была скользкая и липкая. Я не удержалась и, потеряв равновесие, соскользнула прямо в этот глубокий ров… Нет, я не ушиблась, не сломала себе ничего, даже не поцарапалась… Я просто искупалась в этой жёлтой глиняной жиже. В канаве после дождя скопилась грязная вода и, упав в неё, я приземлилась ровно на её дно, ещё и обрызгавшись вся, с головы до ног.

Что ж – это и был Закон сравнения в действии! Теперь-то точно, никогда-никогда моё новое платье не будет таким красивым, каким было всего несколько часов назад! А что я скажу маме? Я горько плакала, сидя в ужасной, холодной луже, даже не пытаясь выбраться наружу…

Тем временем девочки уже позвали моего отца и привели его на «место трагедии». Я заплакала ещё сильнее, когда папа бросил мне конец толстой верёвки и велел выбираться, опираясь о стенки рва. Когда я вылезла, он накинул на меня большое полотенце и, взяв на руки, отнёс домой. Никто меня даже не упрекнул и не наругал в тот вечер… Мама искупала меня в тёплой ванне, надела на ноги шерстяные носки с горчицей и уложила спать. Я очень долго не могла заснуть, думая о том, почему самые любимые вещи слишком быстро портятся или ломаются, совсем не оправдывая наших ожиданий… А мама, взяв иранский порошок «Дарья», бережно, сначала в холодной, а затем в тёплой воде стирала, пытаясь спасти моё, «убитое» платье.

Эту историю я запомнила на всю жизнь! Наверное, поэтому, сейчас, когда я покупаю себе новые платья, самые вычурные и страшно дорогие, никогда не испытываю к ним никаких особых чувств и привязанности. Надев любое из них один раз, бросаю «умирать» в шкафу, имея на это мощное и, самое главное, правдивое объяснение…

Глава девятая

Как не стать слоном в посудной лавке…

Бабушку Таисью, мамину маму, я помнила плохо. Мама привезла её из деревни, когда она заболела, но было уже слишком поздно. Бабушка умерла от рака, когда мне было всего три года, а ей пятьдесят два. Когда её не стало, мама подолгу смотрела в окно, но не плакала…

Прошло время, она понемногу успокоилась, однако привычка смотреть в окно так и осталась. Только теперь мама тихонько что-нибудь насвистывала. Володька приставал к маме с просьбой научить его так же лихо свистеть, а мама не очень-то торопилась это сделать, не знаю, почему она так старательно уходила от Володькиных просьб. Это были разные мелодии, иногда я узнавала в них недавно услышанные песни.

Однажды, когда мама стоялауокна, опершись локтями о подоконник, и негромко насвистывала, я подошла к ней и спросила:

– Мамуль, а почему ты не поёшь, если знаешь так много песен?

– Милая, у меня не получается так красиво петь, как могла твоя бабушка Тая… Вот ведь певунья была! Вся деревня собиралась в избе, чтобы только услышать, как она поёт! Твой дед Василий страшно гордился этим её умением, но и так же сильно ревновал, поэтому поколачивал маму. Она никому не жаловалась, только пела всё реже и реже…

Мама, помолчав с минуту, продолжила: – Когда началась война, отца не сразу взяли на фронт. Нужен был в районе такой охотник, как он. Отец знал лес как свои пять пальцев, да и на медведя один не боялся ходить… Но, когда стали призывать на фронт всех, даже стариков, отца тоже забрали. Больше мы с мамой его не видели. Письма сначала приходили, потом всё реже и реже… А уже почти под самый конец войны, осенью сорок четвёртого, зашёл к нам его друг, Иван…

– Когда из плена бежали, сильно отощали. Есть хотелось так, что бумагу жевали, если попадалась. А тут уж и деревня ваша недалеко, и надо ж этому полю попасть… Наелись мы свёклы той… Я-то ничего вроде, а Василию совсем плохо стало. Кровь горлом пошла, а на утро и дышать перестал. Прости, Таисья, не смог я Василия сберечь, видать судьба у него такая!..