Читать книгу "Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) Иосиф Виссарионович Сталин - Михаил Мухин"

Сталин, Киров и Светлана Аллилуева на отдыхе в Сочи. Не позднее 1934 г.

Окончательно победив своих политических конкурентов и став фактически единовластным руководителем страны, Сталин начал осуществление политики форсированной индустриализации, или, как ее часто называют, политики «Большого скачка». Собственно, основные постулаты этой доктрины практически полностью совпадали с предложениями «левых» – за счет сверхэксплуатации деревни страна получила значительные валютные средства. Что, в свою очередь, позволило закупать на Западе оборудование и технологии для индустриальных новостроек. Но в сравнении с тезисами троцкистов первой половины 1920-х годов Сталин шагнул куда дальше. Вместо неэквивалентного обмена с селом за счет максимального разведения «ножниц цен» в СССР 1930-х годов было фактически воссоздано крепостное право. Крестьянство было принудительно объединено в колхозы, которые были обязаны сдавать хлеб государству по фиксированной (и крайне невысокой) цене. Теоретически, после того как колхоз сдавал запланированный объем зерна государству и выделял необходимый для посева следующего года семенной фонд, остаток зерна должен был распределяться между колхозниками в соответствии с отработанными трудовыми днями. Но, как правило, вышеупомянутые остатки либо были ничтожны, либо вообще составляли величину отрицательную. Так как отработанные трудодни отмечались в табели вертикальными линиями (палочками), колхозники мрачно шутили, что, мол, за наши трудодни ничего, кроме палок, не получишь. Выживать жителям села приходилось за счет подсобного хозяйства. Аналогия с крепостническими временами, когда крестьянин должен был сначала отработать помещику барщину, а уж потом мог и на себя пахать, бросалась в глаза. В 1930 г., когда массовая коллективизация была в общих чертах уже завершена, Сталин опубликовал в «Правде» статью «Головокружение от успехов», в которой он, не отказываясь от генеральной линии на ликвидацию кулачества и повальную коллективизацию деревни, все же осуждал некоторые перегибы на местах. Тем самым он свалил всю ответственность за многочисленные эксцессы в ходе коллективизации на неких местных самодуров, которые, дескать, извратили генеральную линию. Однако кардинально после этой статьи ситуация не изменилась.

Сталин со Светланой Аллилуевой. Середина 1930-х гг.

Как и в сельскохозяйственной политике, в области индустриального развития сталинская команда далеко обогнала чаяния троцкистов. Масштабы темпов индустриализации СССР в то десятилетие поражают. В стране создавались не просто новые заводы и фабрики – из небытия возникали новые отрасли промышленности. С другой стороны, надо признать, что ставка на штурмовщину и попытки заменить трезвый технико-экономический расчет трудовым энтузиазмом нередко вели к размазыванию невеликих материальных ресурсов между несколькими производственными объектами, появлению долгостроев и замораживанию капитальных средств на долгий период. Разумеется, такой подход вел к дезорганизации финансовой сферы, постепенно деньги стали терять значение как основное расчетное средство, все чаще капитальные объекты строились вообще без сметы и техплана, а материальные ресурсы распределялись директивным порядком по фондам и лимитам. Даже верный паладин Сталина – Орджоникидзе, ставший к этому моменту наркомом тяжелой промышленности, сокрушался: «Деньги расходуются без всяких смет…Отчетность чрезвычайно слаба и запутана. До сих пор никто не может сказать, сколько стоила постройка Сталинградского тракторного завода», но изменить ситуацию не мог.

Разумеется, в такой ситуации всякие разговоры о хозрасчете и самоокупаемости государственных трестов теряли смысл, поэтому одним из важнейших аспектов «Большого скачка» стала перестройка системы управления крупной индустрии. Хозрасчетные тресты и синдикаты упразднялись, а их предприятия стали управляться напрямую профильными наркоматами, причем число промышленных наркоматов начало стремительно увеличиваться. Постепенно процесс огосударствления охватил и мелкую промышленность, что символизировало окончательный слом НЭПа. А так как главным приоритетом сталинской индустриализации была именно тяжелая промышленность, обеспечивавшая создание отечественной оборонки, ситуация с товарами широкого потребления резко осложнилась. Основная масса хлеба шла на экспорт – ведь страна нуждалась в валюте для закупок оборудования. В результате и с продовольствием ситуация обострилась донельзя. В 1929 г. советское правительство было вынуждено пойти на беспрецедентную меру – в мирное время ввести в стране карточную систему нормирования. Карточки не позволяли получить продукты и товары потребления бесплатно – деньги для покупки все равно требовались, но цены по карточкам были ниже коммерческих, и кроме того, хотя бы теоретически, карточки давали право на гарантированное приобретение товара. Увы – это право было нередко только теоретическим. Очень часто карточки не отоваривались. В магазины, в которых товары все же находились, моментально выстраивались грандиозные очереди, или, как тогда говорили, хвосты. В крупных городах появился особый промысел – занимать место в очереди, а потом продавать его желающим. Как отмечали современники: «Если хорошо «постоять», так можно и не работать!» На производстве появилось и начало шириться движение ударников – рабочих, существенно перевыполнявших норму выработки. Особый импульс росту числа ударников придало то, что ударники получали особые карточки, которые должны были отовариваться вне очереди.

Картина, получившая в народе название «Два вождя после дождя». И. В. Сталин и К. Е. Ворошилов в Кремле. Художник А. Герасимов.

В 1932–1933 годах стремление вывезти на экспорт как можно больше зерна привело к чудовищному голоду, охватившему Украину, Казахстан и наиболее густонаселенные области России. В результате этих трагических событий, по разным оценкам, от голода погибли от 4 до 7 миллионов человек, а с учетом демографических последствий – еще больше. Да, 1930-е годы были временем титанических свершений, но – и великих трагедий тоже. Советский Союз очень дорого оплатил свой «Большой скачок». Преодолеть социально-экономический кризис удалось лишь к середине 1930-х годов. В 1934 г. в СССР была отменена карточная система (правда, цена на хлеб в государственной торговле была существенно поднята), а в 1935 г. Сталин позволил себе произнести хрестоматийное «жить стало лучше, жить стало веселей». Что ж, он был прав – по сравнению с кошмаром 1932–1933 годов жизнь в стране явно пошла в гору. Тут главное было не вспоминать про уровень жизни в период НЭПа.

Практически во всех бедах и трудностях СССР в эти годы было принято обвинять «вредителей», всячески сопротивляющихся построению социализма в стране. Естественным шагом в свете этого было развертывание систематической борьбы с различными внутренними врагами. Политические репрессии случались и в годы НЭПа, но именно для времен «Большого скачка» они стали постоянной и неотъемлемой чертой времени. Огромная масса заключенных дала стране значительный резерв практически бесплатной рабочей силы, поэтому в 1930-е годы ГУЛАГ стал существенной производительной единицей страны. Заключенные строили каналы, дороги и заводы. Несколько раз Сталин запускал процесс ограничения террора, отправляя за решетку наиболее скомпрометировавших себя исполнителей и отводя от себя обвинения в кровопролитии. Первая такая волна пришлась на 1934 г., когда Сталин создал комиссию для расследования многочисленных жалоб на злоупотребления в ходе следствия по делам «вредителей». Комиссии были даны достаточно жесткие инструкции: «очистить ОГПУ от носителей специфических следственных приемов и наказать последних, «невзирая на лица». Однако убийство Кирова в том же году привело к новому раскручиванию маховика массовых политических репрессий. В 1935 г. были расстреляны сотни бывших оппозиционеров, которых обвиняли в подготовке террора против советского руководства. Все эти процессы были, безусловно, сфальсифицированы, но свою задачу выполнили – обществу была внушена идея, что экономические трудности – это результат злонамеренной деятельности «вредителей» и шпионов, а не ошибок советского руководства. В 1936 году вал репрессий вроде бы пошел на спад, а ставший символом репрессий нарком внутренних дел Г. Ягода был отстранен от должности. Но в 1937–1938 гг. деятельность карательных органов приобрела такой размах, что этот период в отечественной историографии принято называть «Большим террором». В 1938 г. Сталин вторично остановил машину репрессий, отправив напоследок на расстрел руководителей НКВД прошлых лет.