Читать книгу "Орхидея съела их всех - Скарлетт Томас"

– Просто мысли вслух.

– Нет уж, продолжай, – настаивает Зоэ. – Мне всегда интересно послушать про твою семью.

– Ох, ну ладно. Так вот, умерла моя двоюродная бабка – нет-нет, ничего страшного, я едва знала ее. Это та самая бабка, которая взяла к себе мою двоюродную сестру и мою лучшую подругу, когда наши мамы пропали без вести – ты ведь в курсе, да? Ну и еще она тусовалась с “Битлами” и все такое… Не помню, рассказывала я тебе? В общем, моя бабушка Беатрикс, которой примерно сто пятьдесят лет и которая, наверное, не умеет отправлять электронные письма, напрочь вынесла всем нам мозг, пытаясь устроить так, чтобы они с моим отцом приехали на похороны, хотя вообще-то они оба всегда ненавидели Олеандру – так звали эту мою двоюродную бабку. Они всегда считали (а может, и до сих пор считают), что Олеандра виновата в смерти моей матери, тети и дяди и матери моей лучшей подруги.

– Что значит – виновата в смерти?

– Никто толком не знает. Давным-давно, в конце восьмидесятых, они отправились на поиски какого-то таинственного растения и не вернулись. Вроде бы у этого растения есть стручок, на вид как у ванили, но он якобы обладает волшебными или мистическими свойствами – правда, никто не знает, как воспользоваться этими самыми свойствами и не помереть. Олеандры там с ними даже и не было.

– Вот это да. Готовый сценарий.

– Или документальный фильм о природе.

У Клем в кабинете пахнет очень приятно, но Зоэ не может определить, чем именно. Неясный аромат – его нельзя приписать лавандовым свечам, которыми уставлена комната, или огромным суккулентам, да и вместе они вряд ли пахли бы именно так, хотя, вероятнее всего, их доля тоже есть в этом странном запахе. Правда, сегодня в комнате появилась еще и потрепанная картонная коробка с горшочками белых цветов – но, хотя раньше их тут не было, пахнет всегда одинаково. Что за запах? Может, так пахнет сама Клем? Похоже на лесную сырость, но в хорошем смысле слова. Еще, возможно, легкая нотка тропиков. Клем – единственная на всем факультете, у кого на полу вместо дежурного ковролина лежат голые доски. А еще она убрала из кабинета все флюоресцентные лампы. Да, именно убрала, а это в тысячу раз удивительнее и интереснее, чем просто решить их не включать, как делают обычные люди. Вместо этих самых ламп она завела себе разные старые напольные и настольные светильники, которые, как она утверждает, томились, всеми забытые, в шкафу в подвале. А вместо казенного компьютера, который беспрестанно гудел бы в комнате дни напролет, у нее на столе бесшумный и прекрасный крошечный ноутбук: она приносит его из дома в тряпичной сумке. Иногда Клем даже убирает его в ящик стола и, положив на освободившееся пространство альбом для рисования, делает наброски. Зоэ начала работать в университете только в сентябре, и пока у нее в кабинете нет почти ничего, кроме стола, стульев и бежевого компьютера, выданного факультетом. Правда, у нее есть ярко-оранжевый ковер, который, вероятнее всего, ее предшественник выбрал себе сам. Ей нравится кабинет Клем, и она надеется устроить себе примерно такой же, только с макбуком и атмосферой повеселее.

– Здесь стало бы гораздо лучше, если бы электронных писем приходило поменьше – например, для начала объявить запрет на письма от родственников, друзей, жен и мужей. Ну и от студентов, конечно.

– Только им этого не говори, – предупреждает Зоэ. – Они тебя любят.

Это правда. Студенты и в самом деле любят Клем. Им нравится, что она снимает настоящие фильмы, а значит, может рассказать им, как это делается. И на их электронные письма она тоже отвечает, даже если часто им приходится ждать ответа несколько дней – ну ладно, иногда неделю. Но бывают лекторы, которые совсем не отвечают на письма студентов, а это вообще довольно дерьмово, особенно если учесть, что ты платишь за учебу больше трех тысяч в год. Клем никогда не отчитывает студентов, а только мягко подшучивает над ними. Не показывает своего превосходства. Когда слышит, как они вместо освещения обсуждают секс (“О боже! Значит, ты с ней переспал, а мне никто ничего не сказал? Ну и плевать. Я счастлив за вас!”), просто приподнимает бровь и наблюдает, как аудитория пшикает сдавленным хихиканьем. Она ни разу не опоздала на лекцию и всегда дает интересные задания – например, те пародии на документалки о природе, когда им нужно было придумать самый дурацкий закадровый текст для видео про кроликов или дроздов, которых они снимали прямо на территории университета (“Дрозд, черный такой, думает: зачем это чудило тычет в меня камерой?”). Клем уже достаточно лет, чтобы не возбуждать их своим присутствием. Они не сходят от нее с ума, как от Зоэ – та гораздо ближе им по возрасту и больше похожа на них внешне, и к тому же пишет сценарии для фильмов, которые они действительно смотрят. Большинство из них в курсе, что Клем номинирована на “Оскар”, но они не видели ее документалок, даже “Пальму” и ту не видели. Что до Зоэ, то несколько парней с курса мастурбировали до одурения, читая ее тексты – в особенности ту знаменитую подростковую лесбийскую драму, события которой разворачиваются в Уондсуэрте. Безумие, конечно, учиться у человека, чьи тексты оказывают на тебя такое впечатление.

– И как у тебя только времени хватает на все это развитие персонала? – спрашивает Клем. – В смысле, надеюсь, тебя не перегружают. Не помню, чтобы подобное было в плане твоей стажировки.

Зоэ пожимает плечами:

– Это что-то новенькое. Раньше я такого не делала. Возможно, смогу взглянуть на всех со стороны. Или даже отыщу что-нибудь для будущих сценариев. Ну и к тому же я двигаюсь в направлении своего Крайне Важного Сертификата Равных Возможностей.

– Наверное, стоит указать это в твоем следующем отчете о стажировке. Это произведет на них впечатление.

– Ага. А вообще я зашла узнать, не застану ли тебя здесь после семинара: может, выпьем кофе?

– Во сколько он заканчивается?

– Думаю, примерно в половине пятого.

– Это что, на целый день?

– Видимо, будут разбирать частные случаи. Ну и всякая там ролевая игра…

– Ясно. Ну ты постучись, когда вернешься. Я наверняка еще не уйду. Сейчас мне кажется, я здесь застряла навечно.

– Отлично. Кстати, что это такое в коробке?

– Перец чили. Хочешь, возьми один себе?

Зоэ пожимает плечами:

– Пожалуй. Только с ними не слишком много возни? Я ведь тот еще садовод.

– Совсем нет. Они к тому же однолетники, так что…

– Что за однолетники?

– Живут один сезон и потом умирают. Моему аспиранту они понадобились для фильма, вот я и притащила. Теперь они ищут себе хозяев. Они принесут отличные красные перцы. Жгучие.

– Я люблю еду с красным перцем.

– А у меня от нее прямо-таки зависимость. Занесу тебе горшочек попозже.

Члены.

Сотни и сотни членов. На трех-четырех фотографиях – члены каких-то организаций, серьезные, в строгих костюмах и при галстуке, довольно нелепые в данном контексте. Что же до остальных картинок… Есть тут члены во рту у мужчин. Есть – во рту у женщин. Или у подростков. В заднем проходе у мужчин. В заднем проходе у женщин. В руках у женщин, у женщин между грудей. Большинство – во влагалище у женщин. Попадаются женщины, у которых один член во влагалище, а другой во рту. А есть и такие, у кого еще и третий – в заднем проходе. Картинки сопровождают подписи, например такие: “Юная школьница давится огромным членом” или “Мамаша дает с двух сторон”. Беатрикс хотела набрать в “Гугле” слово “Мишлен”, но что-то не заладилось, и вот теперь она смотрит на члены. Если честно, слово “член” вместо “Мишлен” набралось у Беатрикс на клавиатуре еще месяц назад, и тогда же компьютер выбросил ей табличку с напоминанием обновить браузер и установить необходимый уровень защиты. Поскольку Беатрикс не особенно волновали вопросы защиты, она взяла и отключила предлагаемую опцию “безопасный режим”, даже не разобравшись, что это вообще такое. И. Кхм. Тот день выдался очень странным.