Читать книгу "Сабля, трубка, конь казацкий - Степан Кулик"

Подлинными фуриями они гурьбой набрасывались на каждого пойманного татарина, царапались, кусались, сбивали с ног, валили на землю и… От тех звуков, что доносились до лагеря, меня даже в дрожь кинуло. Лютому врагу не пожелать такой смерти.

Выжил только юный бек… Да и то благодаря Василию.

Сын Гуюк-мурзы оказался самым храбрым из своего пастушьего воинства и сопротивлялся до конца. Он даже попытался сразиться с Полупудом. Но куда кутенку, хоть и благородного рода, до матерого степного волка. Всего лишь трижды звякнули клинки, а потом неумолимая сила выдернула ятаган из руки ордынца и отбросила в сторону. Как будто и в самом деле вмешался злой дух.

Секунду или две Сафар-бей недоуменно глядел на лежащий на земле клинок, а потом завопил: «Алла!» и бросился на запорожца, потрясая зажатым в кулаке кинжалом. Василий только хмыкнул и, когда треснул бека в челюсть, попридержал руку. Впрочем, юноше хватило. Рухнул как подкошенный.

– Это тебе за муравейник, щенок… – проворчал Полупуд, пряча саблю в ножны. – Стоило бы самого так же, да уж больно хлипкий… Свяжи-ка ты его, Петро, и постереги… А я пока баб наших успокою… Эй, красавицы, хватит дрожать! – в первую очередь гаркнул запорожец на группку девушек, которые, в отличие от молодиц, даже после освобождения не сдвинулись с места и жались друг к дружке, как цыплята. – Займитесь кострами! И чтоб огонь, как в аду, пылал.

От его грозного вида девушки так и прыснули во все стороны. То ли хворост собирать, то ли чтоб еще лучше спрятаться.

– Волос длинный, ум короткий… – проворчал Василий. – Попомни мое слово, Петро, намаемся мы еще с ними. Нет хуже для казака мороки, чем с девкой связаться. Впрочем, – пригладил запорожец усы, – без них тоже скучно.

Я не стал спорить. Во-первых, к мнению мужчины, как минимум вдвое старшего, всегда стоит прислушаться. Небось знает, о чем говорит. А во-вторых, человеку, лишенному речи, затруднительно отстаивать собственную точку зрения. Даже если она имеется…

– Охрим, Тарас… А вы-то чего застыли, как неродные? Займитесь волами! Одарка, Ганна, Лукерья! Дышло-коромысло! Коровы со вчерашнего дня не доены! Не слышите, что ли, как скотина мучается? – продолжал распоряжаться Полупуд, пытаясь вразумить женщин тем, что переключал их внимание на вещи привычные, обыденные.

– Солоха! Катерина! Бабоньки – у вас совесть есть или нет? Мы сегодня обедать будем или до завтрашнего дня подождем?.. Живо кулеш варить, пока я вас батогом не приголубил!

В прошлой, цивилизованной жизни мне не доводилось никого связывать. Даже в ролевых играх… В смысле не участвовал. Соответственно, никогда не думал, что это такая проблема. В кино – все просто, а в жизни какая-то ерунда происходит. Руки сами себе мешают, пальцы в узлах путаются… Хорошо, что татарин лежал без сознания – иначе не уверен, что справился бы. Все время то ремешок выскальзывал, то концы перепутывались и ни в какую не хотели завязываться. Не знаю, сколько провозился, но аж взопрел. И чтобы хоть как-то компенсировать собственную неумелость, решил проявить инициативу: обыскать пленника.

Увы, карманы обшарить не удалось. Ни внешние, ни внутренние, ни потайные. Из-за полного их отсутствия. Все имущество татарин хранил за широким поясом или подвешенным на нем же. Так нашелся небольшой, но острый нож. Кисет с табаком и махонькой трубкой-носогрейкой. А еще – продолговатый кожаный мешочек. Невероятно тяжелый для своих размеров. Содержимое мешочка приятно позвякивало, наводя на определенные мысли… Хотел проверить догадку, но хитрая петля на горловине не поддалась, а прямо сейчас разрезать ее мне показалось не ко времени.

Кроме этого, за отворотом халата обнаружился свиток пергамента в тубусе из мягкой кожи. Заглянул в него мельком, но кроме штрихпунктирных линий, арабских литер и множества непонятных значков ничего не увидел. Рисунок, сделанный черной краской, напоминал какую-то схему или карту. Но без привязки к местности – для меня совершенно бессмысленную. Подумал, куда положить, и сунул за пазуху. Чтоб не потерялась…

К тому времени, пока я закончил шмон-ревизию, прибавив к кучке конфиската медную чернильницу с набором гусиных перьев, тоже в чехле, и отличный засапожный нож, девчата уже несколько костров чуть не до небес раскочегарили, а Василий не только собрал поближе всех невольниц, но и занял каждую конкретным делом. Так что опустевший было лагерь снова ожил и стал напоминать базар в торговый день. С той лишь разницей, что над всей сутолокой висела странная, тревожная тишина. Совершенно неестественная для такого количества женщин. Словно при трансляции картинки звук выключили. Если б не общий шум, сопение скота, потрескивание сучьев в костре – подумал бы, что действительно оглох.

– Не очнулся еще, песий сын? – Полупуд, обойдя лагерь и замкнув круг, снова вернулся к нам. – Поднимай голубчика на ноги, Петро. Хватит ему прохлаждаться. Надо поскорее разузнать: куда он остальных нукеров отослал. А то, боюсь, как наших баб за душу возьмет, тут такое светопреставление начнется… Не приведи Господь. Сутки с места не сдвинемся… пока не угомонятся. А надолго оставаться нам здесь никак нельзя. Если басурмане опять налетят – не сдюжим вчетвером…

Благодарный казаку, что он и меня посчитал способным оказать сопротивление, а не причислил к бабам и ребятне, я одним рывком взгромоздил ордынца на ноги. Василий взглянул на пленника, прислушался к дыханию, кивнул и без особых церемоний отвесил беку звонкую оплеуху. Помогло. Татарин застонал и открыл глаза.

– Очухался, Сафар-бей? – Полупуд взял пленника за грудки и чувствительно встряхнул. – Слушай меня, щенок. Хорошо слушай. Дважды повторять не стану. Тебя бы стоило проучить как следует, но жаль времени. Так что выбор за тобой. Я буду спрашивать, а ты – быстро и без утайки отвечать. Сделаешь, как говорю – обещаю, что останешься жив. И, может быть, еще этой зимой, Гуюк-мурза сможет тебя выкупить. Если захочет, конечно…

О втором варианте развития событий Василий ничего не сказал. Предоставив молодому татарину догадаться самому. Но тот все же решил уточнить. Скорее всего, паузу тянул. Впрочем, он мог банально не понимать по-нашему? Но бек опроверг мои сомнения, пробормотав смуро:

– А если я буду молчать?

– Ну, это вряд ли… – запорожец как бы в раздумье покрутил ус. – Если спрашивать по уму, да с пристрастием, говорят все. Даже безъязыкие и те, кто действительно ничего не знает. Так что ты, хлопец, в конце концов все расскажешь. Но, видишь ли, какая закавыка… Единственное, о чем будешь молить Аллаха потом – это чтоб я смилостивился и убил тебя, избавив от невыносимых страданий. Потому как лекаря здесь нет… Да и не выживают после такого разговора. Подумай еще раз крепко: ты именно такой судьбы себе желаешь?

Молодой татарин смертельно побледнел, но упрямо сжал губы и промолчал.

– И чего я с тобой вожусь? – словно удивляясь самому себе, Василий пожал плечами, сокрушенно вздохнул, подошел к костру и сунул руку в пламя. Пошуровал в нем неторопливо, будто кочергой, и вытащил из огня ярко пышущий жаром уголек. Размером с крупную сливу. Взял в руку и, держа его на раскрытой ладони, как на подносе, вернулся к пленнику.