Читать книгу "Электрические сны - Виталий Вавикин"

Дождаться ночи, покинуть подпространство, бродить по тихим коридорам отеля «Омега». Таким настоящим, таким ярким, сочным, живым.

Как-то раз Джейн отважилась на то, чтобы выйти из отеля на ночные улицы. Город был ей незнаком, но саму жизнь было невозможно забыть. Все эти запахи, звуки. Джейн хотела убежать. Просто уйти и никогда не оборачиваться. Она затеряется в этом мире. Потому что это ее мир. Она знает его, любит его. Она жила в нем, и он все еще живет в ней.

В тот день Джейн не сбежала лишь потому, что вспомнила о своей беременности. Ребенок, которого она родит, будет не таким, как она. Для него родиной станет подпространство, а весь этот свет… Он будет чужд ему. Джейн простояла на улице до утра, а когда начался рассвет, вернулась в подпространство.

Никто не знал, где она была и что планировала, да никому и не было до этого дела. Новое поколение, «дети Амока», как называл их доктор Литвак, редко интересовались судьбами других. Даже отцу ребенка Джейн не было дела до того, где она находилась. Он не думал об этом. Как не думал никто о ногах Чарльза Маривина, которые пришлось ампутировать. Культи просто лежали в углу, и никто не обращал на них внимания. Такой же Джейн ощущала и себя – отрезанная, выброшенная конечность, обреченная гнить, пока не превратится в прах. Но если сбежать из подпространства в реальность, то такая же судьба ждет ее ребенка. Поэтому Джейн осталась, снова став Двадцатой.

6

Дэйвид Лейбович. Мир менялся. И дело было не в росте, не в новых территориях, которые обеспечивало подпространство. Нет. Перемены лежали глубже. Дэйвид понял это еще ребенком, когда смотрел в глаза своей сестры – Руфи Лейбович, отправленной обществом в сумасшедший дом. Она не была первой в этой длинной процессии безумия и не была последней. Одна из многих.

Родители часто говорили ему, что она родилась здоровым ребенком, желая убедить его, что с ним подобного не случится. Но Дэйвид не верил. Дэйвид ребенок. Для него это было просто семейное проклятие. Иногда он просыпался в холодном поту, увидев очередной кошмар о том, что стал таким же, как сестра. Лишь многим позже Дэйвид узнал, что сестра участвовала в экспериментальной программе «Амок-12». Узнал после того, как получил оплаченное государством образование. Узнал от умирающей матери, поведавшей ему эту тайну в бреду обезболивающих препаратов. Никто не мог подтвердить ее слов. Никто не мог опровергнуть их.

«Если бы только отец был жив!» – думал Дэйвид, проводя перед компьютером десятки часов, ища в сети ответы. Детские страхи стать таким, как сестра, превратились во взрослую одержимость доказать, что сестра стала жертвой незаконного эксперимента. Способствовали этому и оставшиеся со времен учебы на факультете журналистики связи. Никто не спрашивал Дэйвида о сестре – люди считали, что он гонится за сенсацией. В какой-то момент Дэйвид тоже начал так думать. Сенсация – вот все, что ему нужно.

Чтобы узнать правду о сестре, ему потребовалось два месяца. Но этого показалось ему мало. Было что-то еще. Что-то из детства. Дэйвид не мог остановиться, не мог перестать искать. Но не мог и объяснить конкретно, что ищет.

– Сейчас ты начинаешь напоминать мне свою сестру, – сказала Тори Паркер, девушка, с которой они встречались еще со времен учебы в университете.

Дэйвид промолчал. Если бы сестра была жива, то он бы набрался смелости и встретился, но Руфь давно покинула этот мир. Остались лишь воспоминания. Остались лишь рассказы. Дэйвид достал историю болезни Руфи. Пытался встретиться с руководителями проекта «Амок-12», но все они либо умерли, либо исчезли. Проект числился закрытым и точка. Да и не было ничего особенного в этом проекте – так, по крайней мере, говорили бумаги, которые достал Дэйвид. Всего лишь ряд тестов на восприятие, но за пару безобидных тестов не оплачивают обучение брата и не берут на пожизненное содержание семью. Нет. Что-то здесь было не так. Тем более что проект «Амок», реализованный в правоохранительных органах, датировался более ранними сроками, чем проект, в котором участвовала Руфь. Найти заключение патологоанатома, проводившего вскрытие сестры, Дэйвиду не удалось, поэтому оставалось лишь одно – отправиться на кладбище и попытаться найти следы имплантата в голове Руфи.

Пробираясь ночью между могил с лопатой и фонариком, Дэйвид думал, что если его сейчас поймают здесь, то точно отправят в сумасшедший дом – это был единственный страх, который он испытывал. Не мертвецы, не ночь… Сумасшедший дом. Дэйвид поставил фонарь на надгробие и воткнул лопату в мягкую землю. Волнения не было. Дэйвид убеждал себя, что не было. Он старался не торопиться и ни о чем не думать. Смотритель кладбища, которому заплатил Дэйвид, сказал, что не станет делать обход до утра. Так что впереди целая ночь.

Острие лопаты ударило в трухлявую крышку гроба. Дэйвид замер. Крупные капли пота катились по лицу, попадали в глаза. Дэйвид не помнил этот гроб. Думал, что помнит каждую деталь, сохранил в голове каждую мелочь с похорон старшей сестры, но гроб был ему незнаком. Почему? Его подменили? Или же память просто играет с ним злую шутку? Волнение.

Дэйвид упал на колени, спешно смахнул с крышки комья сухой земли. Сбить замки оказалось несложно. Теперь заглянуть внутрь. Вместо нестерпимой вони, которую ожидал почувствовать Дэйвид, в нос ударил приторный запах чего-то сладкого. Заговора не было – из гроба на него пялилась полуразложившаяся сестра. Он узнал ее с первого взгляда. Это были волосы Руфи, ее скулы, даже платье, в котором ее похоронили. Годы лишь сожрали кожу, тронули гниением плоть.

Дэйвид не знал, как долго смотрел на тело сестры. Время, казалось, замерло. Он словно стал маленьким мальчиком на похоронах. Стоит и смотрит, как гроб опускают в черную пасть могилы. «Сбежать, – подумал Дэйвид. – Закрыть гроб, закопать могилу и сбежать». Но это были слова ребенка, голос из прошлого. Дэйвид достал нож. «Это уже не моя сестра, – сказал он себе. – Нет. Это всего лишь оболочка, плоть». Дэйвид дождался, когда руки перестанут трястись, затем наклонился к лицу мертвеца и вскрыл ему череп. Он копался в гниющих мозгах, пока не нашел крохотный имплантат. «Амок-12».

Сердце екнуло и замерло, словно Дэйвид отчаянно не хотел верить, что сможет здесь что-то найти. Но он нашел. И мысли спутались. И все стало странным, чужим, онемевшим. На нетвердых ногах Дэйвид выбрался из могилы и поплелся прочь, затем вспомнил, что должен закопать могилу, вернулся.

Он покинул кладбище на рассвете.

– Лучше бы ты завел себе любовницу, – сказала Тори Паркер.

Она помогла ему снять грязную одежду, отвела в ванную и заставила помыться. Все это время Дэйвид сжимал в руке извлеченный из головы сестры имплантат. Тори дала ему пару таблеток. Дэйвид не спрашивал, что это. Сон пришел почти сразу. Тори уложила его в кровать. Дэйвид не слышал, как она ушла, – он уже спал.

Ему снилась ночь и беззубая пасть раскопанной могилы. Он смотрел вниз, но у могилы не было дна – оно терялось в бесконечной, густой темноте. Дэйвид привязал веревку к надгробной плите и начал спускаться в могилу, в пустоту, в ночь. Когда он поднимал голову, то видел где-то высоко черное небо с серебряными звездами. Дэйвид чувствовал, как могильный холод пробирается под одежду. Холод и ночь. И чем глубже он спускался, тем холоднее становилось. И еще эта веревка! Она впивалась в ладони, сдирала кожу. И сил становилось все меньше. Нужно было остановиться, вернуться, но Дэйвид не знал, хватит ли у него сил, чтобы выбраться. Проще было продолжать спускаться и уже там, на дне, передохнуть, залечить ладони и… Он так и не понял, что будет потом. Потом, возможно, больше ничего не будет. Смысл кончится, как только он доберется до дна могилы. Смысл, который заключен сейчас в веревке, зажатой в ладонях.