Читать книгу "Звезда в оранжевом комбинезоне - Катрин Панколь"

Елена повернулась к ней:

– Ну пойдем, посмотрим эти хваленые скульптуры? Не хочется умереть полной дурой… Что с вами случилось? Похоже, будто вы увидели привидение.

Бутик освещался белыми неоновыми трубками, стены были словно расшиты сияющими длинными нитями. По всему залу на расстоянии пяти метров друг от друга стояли огромные статуи, изображающие древнегреческих богинь без рук или молоденьких пастушков с колчанами, наполненными стрелами. Официанты в белых куртках сновали в толпе, разнося подносы с бокалами шампанского. Гости присаживались у ног статуй и фотографировали друг друга. Они изображали улыбки, выставляли напоказ свои тяжелые гриндерсы или сапоги на шнуровке, джинсы в облипку или пышные юбки. Какой-то мужчина расхаживал в килте и желтых мокасинах на босу ногу. Бритые черепа и взлохмаченные длинные волосы, бледные губы, красные глаза… Они вели себя нарочито шумно, пытаясь привлечь к себе внимание…

– Какие здесь заурядные люди, – с огорчением вздохнула Елена.

– Скажите, пожалуйста, а тот человек, что заговорил с вами недавно в гардеробе, это был…

Гортензия еще не успела закончить свою фразу, как женщина, как две капли воды похожая на Анну Винтур, подошла к ним, положила руку на плечо Елены, поцеловала ее и прошелестела:

– Как поживаете, Елена? Что слышно новенького о нашем дорогом Карле? Мы на прошлой неделе ужинали с ним у Пьера, он был в прекрасной форме. Очень жалел, что вас не было с нами.

– Я ездила греть свои старые косточки в Куэрнавака. В моем возрасте, Анна, нужно время от времени выставлять их на солнце, иначе они совсем рассыпятся!

Эта женщина, так невероятно похожая на Анну Винтур, и была сама Анна Винтур. А мужчина в раздевалке – Том Форд.

«А я – просто дубина», – подумала Гортензия.

– Ох, ну вы даете! Чувство юмора вас никогда не оставит, Елена.

– Это единственное средство от морщин, которое на меня еще действует. А вы знаете мою юную протеже Гортензию Кортес?

Стелла услышала звонок будильника, открыла один глаз. Лапы Микки-Мауса показывали на семь часов и десять минут. Она вытянула ногу из-под одеяла. Поставила на пол. Холодно, очень холодно. Теплая со сна нога оставила на холодном полу след, который тут же испарился. Стелла нашарила взглядом свои теплые носки на батарее. Белую майку. Длинные подштанники, как у американского фермера. Оранжевый комбез размера XXL, розовую толстовку, темно-синий теплый свитер. Все было приготовлено с вечера, чтобы утром быстро одеться. Она боялась утреннего пробуждения, это был самый тяжелый момент дня. Холодно, темно, на улице идет снег, на плитках стен иней, высокая деревянная дверь сарая хлопает от ветра. Надо попросить Жоржа, чтобы он ее починил, а то она в конце концов отвалится. Ревет кто-то из ослов. Это, видимо, Гризли, он пугается каждого шороха. Она выкрала его как-то ночью из бродячего цирка. Он был привязан к колышку, страшно истощен, с боков свешивались содранные клочья кожи, подпаленные паяльной трубкой, и правое ухо его повисло, как увядший тюльпан.

Она, резко оттолкнувшись, поднялась с кровати. Ринулась к радиатору, схватила майку, трусы, комбинезон, свитер, теплые носки, оделась так быстро, будто спешила на пожар. Открыла кран, чтобы умыться и почистить зубы. Брызнула на лицо ледяной водой, поморщилась, вытерлась полотенцем. Накануне она мылась в большой ванне, которую Жорж ей недавно наладил, устроив все как для настоящей принцессы.

Стелла взяла машинку для бритья, запустила в волосы, поставив на режим «ежик два сантиметра». Коротко постричь все по краям, оставить только волосы наверху, падающие густыми прядями. Волосы на макушке дают тепло, и потом… кто знает, может, ей нужно будет в какой-то момент действительно стать похожей на принцессу. С белокурой прической, в изящном платье и тонких шелковых колготках. Накрасить губы. Засмеяться горделивым смехом, демонстрируя прекрасные зубы. Только вот груди у нее нет. Вообще, довольно мало мяса на костях. Она такая худенькая, что дрожит от холода при каждом сквозняке.

Стать похожей на принцессу.

А вдруг…

Она запрещала себе об этом думать. Особенно по утрам. Иначе на весь день настроение испорчено.

И уж особенно сегодня утром… И так плохое настроение. Ощущение такое, что какое-то несчастье уже по пути сюда, подбирается к ней все ближе. Сегодня ночью она проснулась от предчувствия беды. Она научилась блокировать это чувство. Свернулась в клубочек и принялась ворочаться с боку на бок, напевая старинные песенки, которым научила ее мать, те самые, которые прежде помогали ей не слышать, не чувствовать, гасить крик в глубине горла. «Моя малышка – как вода, да, как вода живая, она бежит, как ручеек, и дети за ней, играя, бегите, бегите за ней со всех ног, никто ее прежде догнать не мог…»

Иногда помогало.

Но стоило встать…

Как только она вставала, принималась убегать. Убегать от толпы несчастий.

Вот и сейчас она бегом пролетела по лестнице.

Сюзон разожгла огонь, достала молоко, поджарила хлеб, поставила на стол мед и сливочное масло. По кухне разносился чудесный запах кофе.

А сейчас она пошла чистить снег у ворот. Так было написано в записке рядом с чашкой.

– Спасибо, – прошептала Стелла.

Она налила себе кофе, сгрызла кусочек сахара, оперлась на каминный колпак, отпила глоточек кофе. Листья розовой герани, скрученные от холода, вновь зазеленели, но вот мимоза погибла, ну что уж тут поделаешь…

Она включила проигрыватель, сунула туда компакт-диск. Blondie, «Heart of glass». «Once I had a love and it was a gas. / Soon turned out had a heart of glass…»[8]Она взяла кусочек поджаренного хлеба, намазала маслом, потом пристукнула каблуками, прокрутилась вокруг своей оси, подняла руки, повторяя за Деборой Харри слова и мыча под музыку там, где не разбирала слов, но некоторые она, конечно, забыть не могла: «Love is so confusing, there’s no peace of mind. / If I fear I’m losing you, it’s just no good / You teasing like you do…»[9]

Она допила кофе, нацепила на голову свою фетровую вытертую шляпу, похлопала по клетке попугая Гектора, стараясь не уронить тряпочку, которая ее накрывала. Просунула ему сквозь прутья кусок поджаренного хлеба. Съест его к полудню, когда проснется.

– Везунчик ты. Можешь спать сколько вздумается!

Она спустилась на первый этаж, открыла дверь в комнату в конце коридора, подошла к кровати. Том спал, уткнув нос в свою гармошку. Она обняла маленькое теплое тельце и прошептала: «Пора вставать, золотце мое». Он пробормотал, что еще ночь, что это невыносимо. Кто придумал эту школу и почему этого человека до сих пор не убили? Она улыбнулась и не велела ему больше так говорить. Он высунул голову из-под одеяла, глаза у него были со сна опухшие, как две голубые щелочки.