Читать книгу "Кладезь бездны - Ксения Медведевич"

– А кто ее будет обличать, эту клевету? – нехорошо усмехнулся Абу аль-Хайр. – Через пару дней бумагу доставят в Басру: Ибрахим аль-Махди отправил свою почту на беговых верблюдах-джаммазат, он себе может это позволить. Когда эмир верующих получит это донесение, что он сделает, как ты думаешь, о Марваз?

Каид мрачно поскреб бритую макушку под куфией:

– Воистину, это запутанное дело, да поможет нам Всевышний… Не везет вам, сейид, совсем не везет: то в Таифе оклеветали, теперь вот из Медины вранье шлют… Тогда-то вы сбежали, а я донесение написал, а сейчас… что ж нам делать-то?..

Нерегиль только дернул плечом и отвернулся. В густеющих сумерках его лицо странно светилось, и видно было, как горько кривится рот.

– Эмир верующих, – ответил на свой вопрос начальник ятрибской тайной стражи, – прикажет взять тебя в железо, о нерегиль, на ближайшей почтовой станции. А потом запереть в подвале. И случится это уже в следующем городе: государственная почта ходит быстро, очень быстро, Тарик.

– Мой повелитель обещал лично отхлестать меня плетью, – криво улыбнулся Тарик. – Неужели он лишит ничтожного раба такой милости?

– Он может, – тихо сказал Абу аль-Хайр.

– Ты приехал предупредить меня об опасности, о ибн Сакиб? – холодно поинтересовался Тарик. – Увы, ты ничего не можешь поделать. Фирман повелителя приказывает мне спешить к месту его пребывания – даже за эту остановку в Хире мне придется держать ответ.

– Я прислал вам голубя с просьбой дождаться важного человека. Ты не медлил и не мешкал – ты исполнял просьбу ашшарита, просившего о защите, о нерегиль. Ну что ж, этот человек – я. Вы меня дождались. Благословение Всевышнему, со мной согласились поехать почтеннейший Абд-ар-Рафи и отряд из шести воинов-гази, горящих желанием отправиться на священную войну. Ты их знаешь, о Тарик. Все они стояли со мной плечом к плечу в воротах альхиба. У нас восемь свидетелей истинных событий штурма Медины.

– Я тронут, – зло скривился нерегиль. – Экое вас одолело трогательное радение об истине и не менее искреннее правдоискательство.

– Зря ядом давишься, – резко ответил мулла. – Мы здесь не из-за тебя, о существо из Сумерек. Скажи ему, о ибн Сакиб.

– Почтеннейший шейх прав, – отозвался Абу аль-Хайр. – Если бы злоба, которой разумное существо обычно отвечает на благодеяние, так не застила тебе взор, ты бы сообразил сам, о нерегиль. Приписать себе все заслуги – это одно. Полководцы и наместники от века делали это. А вот оклеветать нерегиля халифа Аммара в преддверии большого похода – совсем другое. Как ты думаешь, кому выгодно, чтобы во время боев в аль-Ахсе ты сидел на цепи в зиндане?

– Иногда глупость очень похожа на предательство. Но это всего лишь глупость, о Абу аль-Хайр, – устало сказал нерегиль и отвернулся.

– Начальник тайной стражи Басры, к которому джаммазат сейчас несут письмо, отнюдь не глуп, о Тарик. Отнюдь не глуп. Равно как и почтеннейший купец Новуфель ибн Барзах. Тем не менее ибн Барзах велел приказчикам своего торгового дома в Басре передать в дом начальника барида много золота. Очень много. И четырех обученных мединских певиц. Мединская певица может стоить до трех тысяч динаров. Зачем?

– И зачем? – прищурился нерегиль.

– Мои… люди в окружении халифа пишут, что из Басры шлют донесения, где сказано: карматы не укрепляют побережье.

– У тебя такие же сведения, – спокойно сказал Тарик.

– А еще халифу докладывают, что хребет аль-Маджар не охраняется и не укреплен. Только в долинах за ним стоят два джунда.

– Странные какие-то карматы, – задумчиво потрогал нос нерегиль. – Горная цепь – природная линия обороны. Ее только безумец оставит незащищенной.

– Вот и я о чем. А мои агенты в торговых басрийских домах докладывали, что, когда они вели караваны рабов через перевалы хребта аль-Маджар, они останавливались у подножия довольно серьезных замков.

– Вот это больше похоже на правду, – все так же задумчиво проговорил нерегиль.

– А донесения начальника барида в Басре – на предательскую ложь. За которую очень хорошо платит мединский купец, не первый год ведущий дела с карматами. Поэтому я здесь, о нерегиль. И – клянусь Всевышним! – помешаю предателям и выручу тебя из беды.

Тарик вопросительно поднял бровь: мол, что же ты сделаешь?

Абу аль-Хайр усмехнулся – тоже без слов, но красноречиво. Увидишь, Тарик. Скоро увидишь.

И тут в разговор неожиданно вступил джинн. До того он просто поворачивал усатую морду от одного собеседника к другому, следя за словами, как за мечущимся мотыльком.

– Подождите, – поднял уши черный кот. – Подождите. Ты хочешь сказать, о Абу аль-Хайр, что мединский купец, басрийский говнюк и еще какая-то не установленная по именам шелупонь вступила в сговор с карматами, прекрасно зная, кому те служат? Что эти недоделанные плуты решили, что могут заключить союз со злым духом? А потом получить прибыль от сделки с адом?

– Да, о дитя огня, – тихо и горько ответил за всех мулла. – Именно так они и думают.

– Человеческая глупость неизлечима, – строго заметил джинн в облике кота.

И все участники странного чаепития горестно покивали.

* * *

Усадьба в окрестностях Басры,

около двух недель спустя

С каналов долетали крики лодочников и скрежет норий – водяные колеса неустанно черпали воду для уходящих в сады желобов. Их останавливали только с приливом: наступающее тихой сапой море превращало воду каналов в соленое месиво коричнево-зеленых водорослей.

От галдежа, мерного скрипа уключин и топота тянущих канаты работников Абу аль-Хайр до смерти устал уже на второй день пути. Теперь он хорошо понимал ибн Фурата, который с пренебрежением отзывался о путешествии по реке на лодке-хадиди. Свинцово-серая Нарджис медленно несла их к морю, спутники Абу аль-Хайра дремали под навесом над палубой, а сам он мучился непривычными скукой и бездействием.

Женщин и самое ценное из груза он отправил, конечно, по суше. Да Арва и не села бы на хадиди – тоже начиталась ибн Фурата. Звезда Медины путешествовала с подобающей ее положению роскошью, останавливаясь в богатых усадьбах погостить.

Хозяина Арвы всегда бесило, когда та отправлялась петь в чужие дома, – поговаривали, что он ревновал и бил ее чем ни попадя. Но Новуфелю ибн Барзаху он отказать не смог, хоть и знал, чем кончится дело. Все делалось ради принца Ибрахима, конечно. Несравненная певица утешила любимца столичных жителей и, хоть и не сумела вытеснить из раненого сердца ускользнувшую лаонку, заставила на несколько дней позабыть о горе. В Медине много говорили о том, что произошло на третий день после того, как Ибрахим аль-Махди удержал при себе Арву. Он послал ее хозяину стихи:

По солнцу томиться ночью, поверьте, пытка из пыток,

А в горнице что-то блещет; не золотой ли там слиток?