Читать книгу "Вверх по лестнице в Голливуд - Рейчел Пайн"

На экране начали появляться семейные фотографии Уоксманов. На одной из них Фил и Тони играли в песочнице — вернее, Фил закапывал Тони в песочнице. На другой Тони кормил Фила грязью.

— Они всегда были неразлучными друзьями, — сообщила Глория, любовно глядя на фотографии. Ведущий рассказал зрителям, что через несколько лет Глории удалось скопить достаточно денег, чтобы открыть небольшой салон. «Шик» Глории не был золотой жилой, но позволял платить за квартиру, сытно есть и, главное, ходить в кино. Каждое воскресенье Глория готовила сандвичи и все втроем отправлялись в кинотеатр.

— Ходили на двойные или на тройные сеансы. Мы смотрели все подряд, — говорила Глория. — Фил, знаете ли, любил эпические картины — «Лоуренс Аравийский» и «Доктор Живаго». А Тони больше нравились вестерны и комедии: «Как победил Запад» мы посмотрели, по-моему, раз пять. Я? Я глядела на прически, так что у моих клиентов всегда были самые модные.

Когда ведущий заговорил о романтической стороне жизни Уоксманов, камера зафиксировала смешок Глории, прежде чем та заявила, что ее сыновья всегда умели ценить красоту.

— Для Тони не существовало никого, кроме Натали Вуд. Он писал ее имя во всех своих блокнотах, как будто это была соседская девочка. — Она откинулась на спинку кресла и продолжила: — А Фил всегда предпочитал европеек. Он по уши влюбился в Софи Лорен и Одри Хепберн. Я подтрунивала: «Фил, выбери кого-то одного». А он отвечал: «Мам, ну как же тут выбрать?» — Глория сияла, предаваясь воспоминаниям.

Передачу прервал рекламный ролик очередного фильма «Глориос», который вот-вот должен был выйти на экраны, — «Разящий удар». После этого снова последовала череда фотографий. Затем Глория торжественно заявила:

— На шестнадцатилетие я пообещала взять их в Голливуд, пусть даже мне придется сделать для этого миллион завивок.

Передача меня околдовала. Конечно, я знала историю матери близнецов, ее ревностное служение своим сыновьям и то, что свою студию они назвали в ее честь. Но я и понятия не имела, в какой нищете они выросли и как мать жертвовала всем ради них. Компания предстала в совершенно новом свете, а люди, ею правившие, теперь волновали меня больше, чем когда бы то ни было.

Вечером я долго сидела в ванне, расслабляясь и пытаясь сосредоточиться на завтрашнем дне. Затем я исследовала свой гардероб, не зная, что надеть в первый день работы у Уоксманов. Я должна была выглядеть по-деловому строгой, но не нищей; небрежной, но не неряшливой. Наконец я остановилась на старомодном черном платье, ранее предназначавшемся для выходов «в мир искусства». Занимаясь глажкой и обрезая выбившиеся нитки, я грезила о моем будущем в «Глориос». В самый разгар мечтаний, когда я уже видела себя на яхтенной вечеринке в Каннах, в дверь постучала Эллен и вручила мне экземпляр «Вэрайети», который купила, возвращаясь из гимнастического зала. Заголовок на первой странице, прямо над сгибом, гласил: «"ГЛОРИОС" СРЫВАЕТ БАНК СЕМНАДЦАТЬ НЕДЕЛЬ ПОДРЯД». Мне не терпелось приступить к делу.

ПЕРВАЯ КРОВЬ

Когда в понедельник утром я вошла в офис Джеральдины, та выбежала из-за стола, осмотрела меня с головы до ног и сказала:

— Слава Богу! Доброе утро, Карен.

— Неужели вы думали, что я не приду?

Джеральдина нетерпеливо помотала головой:

— В том, что ты придешь, я не сомневалась. Я волновалась из-за одежды. Ты явилась на собеседование в двойке, — напомнила она. Мое лицо запылало; заикаясь, я попыталась объяснить, что так было принято на моей прежней работе. Джеральдина неопределенно кивнула и предложила начать с быстрой экскурсии по офису — слово «быстрый» оказалось весьма уместным.

Здание, в котором раньше размещалась прядильно-ниточная фабрика, выглядело гораздо более унылым, чем то, где находился офис Си-эн-эн. До этого такие строения из красного кирпича, по внешнему виду которых сразу было понятно, что когда-то они были промышленными постройками, я видела только в архитектурных журналах. Джеральдина, мчавшаяся сломя голову, протащила меня через чертову уйму временных рабочих площадок, мимоходом указав на апартаменты Фила и Тони; через участки, где складировалась продукция, где занимались развитием и маркетингом, а также показала кое-какие другие интересные места, включая туалеты и грузовые лифты. Я почти бежала за ней, стараясь не отставать, и когда Джеральдина обогнула угол, отделявший складское помещение от двери, которая вела в отдел общественных связей, я споткнулась и меня занесло так, что я ободрала костяшки пальцев о кирпичную стену. Я инстинктивно лизнула ранку и ощутила во рту вкус крови.

Едва мы очутились в лабиринте из отгороженных кабинок и рабочих столов, Джеральдина, чуть сбавив темп, описала рукой дугу.

— Помощники бухгалтера, практиканты и временные работники; здесь каждый день сидит сорок пять человек или около того, — сообщила она.

Как только удается переделать столько дел на таком крохотном пятачке пространства? Не знаю, о чем я подумала, но мысль о курятнике мне в голову не пришла. В каждом закутке стояло по два-три стула, сдвинутых вплотную, некоторые перегородки кренились под опасным углом, по другую сторону прохода выстроилась гигантская картотека, из-за чего означенный проход неимоверно сужался. Всюду змеились провода удлинителей и адаптеров. Из-за количества людей отдел напоминал фабрику какой-нибудь страны третьего мира, где дети работают за гроши. Единственным, что отличало это место, были телефоны.

Джеральдина резко остановилась перед молодой женщиной, сидевшей за L-образным столом, который приютился между картотекой и книжным шкафом, забитым видеопленками. Стол загромождали два компьютера, надрывавшийся факс, принтер, несколько заряжающихся аккумуляторов для сотовых телефонов и беспорядочно выстроенная башня, составленная, похоже, из всех газет и журналов, какие только выходили в Соединенных Штатах. Бумаги, которым не хватило места на столе, перекочевали на пол. Он был усеян памятными записками, письмами, газетными вырезками и снова — журналами и газетами. Джеральдина кивнула хаосу, как будто ей его только что представили на официальном приеме.

— Пришли, — объявила она.

— Карен Джейкобс — Дагни Блум, номер один при Аллегре. Знакомьтесь, леди, я свое дело сделала, — закончила она и исчезла в коридоре.

Дагни протянула руку, но я указала на мои кровоточившие костяшки.

— Поцеловалась со стенкой, — сказала я, вымученно улыбаясь.

— Чертов кирпич, — заметила Дагни, выдвигая ящик стола и подавая мне пару салфеток.

Высокая и стройная, как модель, Дагни была полностью облачена в наряд от Дольче и Габбана: черная кружевная блузка, кожаная мини-юбка и шнурованные сапоги выше колен. Блестящие темно-русые волосы, доходившие до талии, были стянуты в пучок и обрамляли лицо с исключительно чистой кожей и тонкими приятными чертами. Рядом с ней я почувствовала себя хоббитом: Дагни была так безупречна, что хотелось проверить, не прилипла ли к моей туфле туалетная бумага.