Читать книгу "Колыбелька из прутиков вербы - Галина Артемьева"

Но снова снаружи: бух-бух-бух! У девушки в глазах потемнело и в ушах зазвенело!

– Вставай, мертвец, и отдай мне ту, живую!

Ах, беда, беда ей, несчастной! Покойник встает в третий раз и огромные свои мутные глаза поворачивает в сторону полумертвой от страха девушки.

– Дева Мария! Не покидай меня! И Сына своего моли обо мне! Негодно я Тебе молилась, прости мне мои прегрешения! Мария, Матерь Божия, освободи меня от злой силы!

И вдруг совсем рядом раздался крик петуха, а за ним словно целая дружина петухов закукарекала.

Тут мертвый, как стоял, так и повалился наземь, а снаружи воцарилась тишина: ни криков, ни топота. И злого ее друга не слыхать.

Утром люди пришли на литургию и остолбенели в ужасе: наверху пустой гроб, в покойницкой дрожащая девушка, а на каждой могиле лоскут от новых свадебных рубашек!

Хорошо ты, девушка, сделала, что о Боге думала, а злого друга отвергла. Иначе с телом твоим белым, прекрасным сталось бы то же, что с теми рубашками![1]

– Такая вот баллада! – заключила Варя. – Мне после твоей истории жутко захотелось тебе рассказать.

– Прямо Гоголь, – заметила Наташа, – похоже чем-то на «Вия», да?

– А я все про Жуковского думаю. Хотя, конечно, есть какое-то сходство и с «Вием». Но помнишь «Светлану»?

– Еще как помню! Мы еще с Зигфридом о ней говорили. Он мне показывал на немецком стихи, их поэта. Жуковский его перевел, русский колорит добавил. Получилась «Светлана». Бюргер фамилия поэта, вроде так. Мы вместе сидели, сравнивали. Точно! Похожая история с твоей. Только у Светланы все это был сон. Просто такой страшный сон. И все. Проснулась – и ура! А в этой чешской истории – все как в жизни.

Наташа вздохнула.

– Ну прямо! Как в жизни! – засмеялась Варя. – Ага! Шестьдесят миль в целом пробежали за несколько часов. И мертвец прямо за ней пришел! И тот труп, у которого она пряталась, прямо так и вставал! Реальность зашкаливает, нечего сказать.

– Ну да. Не все реальность, – согласилась печально Наташа. – Но, знаешь, иногда я думала, что вот ожил бы Зигфрид, позвал, пошла бы за ним, куда скажет. И это моя реальность. А, кстати, интересно: как девушка из баллады назад добиралась? Там же про сон ничего не говорится. Все реально: люди пришли на службу утром, увидели, удивились. Что с девушкой-то потом стало?

– Ну, это мистика такая. Чешские истории сплошь и рядом из мистики состоят. Такой народ. Уютный-уютный. А когда очень уютно живется, почему-то сочиняются всякие жути. Но я тебе в прозе пересказала, а в стихах это непередаваемо красиво.

– Да, – подтвердила Наташа, – у каждого народа свое. У немцев – своя жуть, у нас своя, у чехов – вон как, оказывается. Но Прага вообще – город, я смотрю, такой… С жутковатинкой. За каждым углом свои покойники с косами.

– Один Кафка чего стоит, – подтвердила Варя, – тут, кстати, его музей неподалеку.

– Надо сходить. Для полного счастья, – меланхолически заметила Наташа.

– А представь, я вдруг чего-то вспомнила, – встрепенулась Варя, – про Жуковского заговорили – и вспомнила: имя Светлана-то придуманное. Чисто русское и придуманное Востоковым, филолог такой был и литератор двести лет тому назад. А потом Жуковский как балладу «Светлана» назвал, так и постепенно стали к имени привыкать.

– Интересная вещь, однако, – филология, – зевнула Наташа.

– Идем спать! Отоспимся, завтра будет новый день, пусть плохое старое останется в прошлом, – утешительно проговорила Варя.

– Оно и останется. Завтра женихов буду выбирать, – решительно поднялась Наташа.

Город давно спал. Небо зыбко колыхалось, сияя звездами, как кисейный полог над люлькой младенца.

Варя долго еще не могла уснуть. Думала о Наташе, о странной ее судьбе и характере. Варя давно уже поняла, что народные сказания могут поведать все о характере народа и отдельных людей, принадлежащих к определенному народу. Все истории складывались веками, ходили от дома к дому, от деревни к деревне. Им верили, их передавали друг другу, узнавая себя и своих близких в их героях. Поэтому, чтобы понять народ, надо знать его сказки.

«Так просто? – спросила себя Варя. – Наверное, просто. Только не надо никому. Не осталось у людей желания понять чужую душу. Хоть человека, который рядом, хоть народа, у которого язык так близок к твоему…»

Наш героический характер

Она вздохнула и стала думать о русском характере. Вот взять Наташу. Характер у нее героический. Сильная и полная жизни. Не может быть, чтобы не было о такой силе и красоте наших сказаний.

И вдруг ее осенило: что тут думать! Это же Наташа! Купеческая дочь из «Жениха» Пушкина! И имена даже совпали! Вот он, характер! И вот он, русский экшен: «Три дня купеческая дочь Наташа пропадала…» Все, конечно, встревожились, она вернулась, оказывается, в лесу заблудилась. Погрустила, потом отошла, зажила, как раньше…

Вот в наше время паника бы поднялась, если бы девушка исчезла! Хотя… Они там наверняка тоже паниковали, но дело ж не в том. Не стал бы Пушкин всю балладу рассказывать только о том, как было страшно Наташиным родным. Короче, вернулась девушка, погрустила, отошла, стала, как прежде, сидеть с подружками на завалинке. И вот однажды промчались мимо лошади, а в повозке такой красавец лихой. И как глянул на Наташу своим хищным глазом! Оценил, значит, ее красоту. А потом и сватов к ней заслал. Те хвалили жениха, обещали богатство и ласку. А Наташа и говорит, что согласна, устроим, мол, помолвку при всем честном народе. Собрались, значит. Там жених, тут Наташа. Гости, то да се. И вдруг невеста начинает рассказывать свой сон. Что вот заблудилась она во сне, увидела в лесу избушку, во сне, опять же. Зашла, спряталась за печкой, а тут входят добры молодцы и девицу-красавицу за собой ведут… И жениху явно не хочется слушать этот ее рассказ. Он все прерывает ее, прерывает. Типа – ну мало ли что во сне привидится… И все к добру… Наташа доходит до того места, когда злодей рубит девице руку. А жених говорит, мол, это вообще ерунда какая-то.

Она глядит ему в лицо.

«А это с чьей руки кольцо?»

Ну, после этого, естественно, злодея вяжут, судят и казнят. Так Наташа и победила разбойника. В одиночку.

«Женщина-разоблачительница, женщина-победительница – это про нас, – думала Варя, – самый что ни на есть типический образ. И почему же мы всегда со всем самым важным должны справляться одни? Где наши заступники? Хотя у той чешской девушки с женихом-мертвецом тоже никаких заступников не наблюдалось, кроме, конечно, небесных».

Что ж это делается-то! – поразилась она своему открытию.