Читать книгу "Война HAАRP - Василий Головачев"

– Ты тут всё издырявил.

– Почитай год экспериментировал.

– А если сарай рухнет?

– Генератор слабенький, от двенадцативольтового аккумулятора работает, – ухмыльнулся Геннадий Терентьевич, довольный произведённым на внука впечатлением. – Предел прямого действия метров пять всего. Я сейчас собираю неймс помощней, метров на сто бить будет.

Афанасий с интересом взял в руки тяжёлый маузер.

– Дед, а ведь это оружие, соображаешь?

– Чего ж не сообразить? Не дурак поди, потому и секретничаю. Даже в патентное бюро заявку не понёс, решил сначала с тобой посоветоваться. Ты там в ЧК служишь, замолвил бы словечко начальству? Может, заинтересуется.

Афанасий вспомнил, что ему предложили перейти в другое ведомство, но вслух говорить об этом не стал. Взвесил маузер в руке, наставил ствол на колесо от велосипеда, висевшее на стене. Курок мягко просел под пальцем.

Треть колеса – обод, спицы, резина – посыпалась блёстками на пол, в стене сарая за ним появилось углубление величиной с кулак.

Геннадий Терентьевич отобрал у внука маузер.

– Наделаешь дырок в стенах – ветер свистеть будет. В лес пойдёшь, там и потренируешься. Так что, поговоришь со своими чекистами?

– Обязательно! – пообещал Афанасий, с чувством обнимая старика. – Ох и головастый ты мужик, дедуля! Сколько же на твоём веку изобретений?

– Кто их считал? С полсотни, наверное, наберётся.

– Я похлопочу, чтобы тебе орден дали как народному умельцу России.

– Да зачем он мне нужен, орден? – отмахнулся старик. – Не заради орденов дело делаю. Жаль только, что чиновник нынче совсем дурной пошёл, без мзды в ус не дунет. Я от их брата во как настрадался! – Геннадий Терентьевич чиркнул пальцем по горлу. – Один раз только нормального человека встретил, в администрации Костромы, да убили его вскорости. Ну, что, внучек, пошли пообедаем?

– В баньку бы сходить, попариться. У Вавиных банька ещё стоит?

– Стоит, Санька её усовершенствовал, газом топит, я к ним почти каждую субботу заглядываю.

Старик завернул маузер в газету, спрятал в тумбочку.

Вышли из сарая, Афанасий занёс свою сумку в горницу, огляделся, припоминая детали обстановки, ни капли не изменившейся с момента его последнего визита, всей грудью вдохнул воздух, полный запахов детства, и пробормотал:

– Дома я!

Обедали на веранде.

Геннадий Терентьевич ожил, разговорился, обрадованный встречей с внуком, Афанасий слушал, неторопливо хлебая овощной суп, и задавал вопросы. Больше всего его интересовала судьба бывших школьных и уличных приятелей, с которыми он провёл самые лучшие детские годы.

– Петро Лившиц здесь? Я его после школы не видел ни разу.

– Петро, по слухам, важный деятель, в Министерстве образования в Москве окопался.

– Это на него похоже, замашки у лопоухого были отцовские – везде командовать парадом, он лучше всех историю знал. А Вовка Зыс?

– Приезжал как-то, директор завода в Нижнем Тагиле.

– Ух ты, молодец, добился своего. Помню, он ещё в пятом классе рвался отечественное производство поднимать. А Олежка Щедрин где, не знаешь? Сколько мы с ним чижей по огородам похоронили! Я проехал мимо его дома, никого не увидел, думаю вечерком зайти. Валик Баранов?

– Умер.

– Да ты что? Он же здоровый был бугай.

– У них мор на всю семью пошёл, все перемёрли.

– А Олег?

– Олег приезжает часто, в отличие от тебя, ко мне заглядывал, про тебя спрашивал. Он МИФИ окончил, где-то в метеорологах вроде бы подвизается, а где – не помню. По-моему, где-то в Подмосковье. Хороший парнишка, вежливый, уважительный. Батя его тоже ко мне захаживает, учительствует в нашей средней школе, географию преподаёт.

– Он и тогда географию преподавал, когда нас в белый свет выпускали. – Афанасий помрачнел. – Вместе с отцом.

Геннадий Терентьевич молча встал, ушёл в дом и вернулся с графинчиком, на дне которого плескалась прозрачная жидкость, и двумя стаканчиками.

– Давай по глоточку, помянем родимых.

Афанасий сжал зубы так, что они заныли.

Отец умер от рака десять лет назад, а мама ушла за ним следом через год, не смогла пережить потерю любимого человека.

– Вечная память, Жорушка и Аннушка!

Старик прослезился.

Глоток водки обжёг нёбо, колючим шариком скатился по пищеводу в желудок.

Голова затуманилась почти мгновенно, на душе стало легче.

– Хапилин вернулся, – вспомнил Геннадий Терентьевич, отняв от носа корочку хлеба. – Помнишь, рыжий такой, даже летом в кепке ходил.

– Да уж. Кепка у него была знатная.

– Солидный такой стал, потолстел, главным редактором нашей районной газетёнки работает.

– Это здорово, – оживился Афанасий. – Давно рыжего не видал. Он и в школе всегда что-то писал, во всех литературных конкурсах участвовал. К нему первому пойду. А из девчонок кто остался?

– Оля Яшутина, на деревообработке мастер. Лариса Гришенок – аптекарь, Зина Бадыкина – парикмахерша. Да ты сам всё узнаешь, коли по улице пройдёшься. Соседку нашу помнишь?

– Какую? Верку Гудко, что ли?

– Поближе, я же говорю – соседку.

Афанасий наморщил лоб.

– Со мной вроде никто из соседних не учился.

– Я и не утверждаю, что учился, она годков на восемь помоложе тебя, во второй класс пошла, когда ты десятый заканчивал.

– А-а… Дунька Ходченкова, что ли? Мы её Одуванчиком звали.

– Не узнаешь теперь Одуванчика, вытянулась, красавицей стала.

Афанасий остался равнодушным.

– Все растут, чему удивляться. Ну, что, сходим к Сашке Вавину, напросимся в баньку?

– А пошли, уберу только со стола.

Старик подхватился с места, Афанасий тоже встал, помог ему унести посуду, переоделся в спортивное, и они отправились к дому Вавиных, стоящему за колодцем, в полусотне метров от дома Геннадия Терентьевича, на другой стороне улицы. Отец испокон века дружил с главой дружной семьи Вавиных, а вместе с ним и остальные члены семьи Пахомовых передружились с ними, несмотря на разницу в возрасте. Сам Александр Васильевич, худенький и светленький, начавший рано лысеть, почти не менялся с возрастом, и все звали его Сашкой, хотя ему пошёл уже шестой десяток. Жена у Александра была намного осанистей, высокая, статная, бесконечно добрая, и выглядела на тридцать пять, за что её звали Шурочкой все соседи.

Афанасия они встретили как родного сына после долгой разлуки, отчего ему стало неловко. Впрочем, уже через пару минут он почувствовал себя своим среди своих и с удовольствием принялся расспрашивать друзей отца, с не меньшим удовольствием отвечая на их вопросы.