Читать книгу "Кенгуру в пиджаке и другие веселые рассказы - Марианна Гончарова"

Через некоторое время я встретила фотографа из Сухуми. («Цвай», — продолжил Фрейд, и щелкнула вторая костяшка счетов.) Фотографа с обезьянкой на плече. Обезьянкой в шляпе и в юбочке. Нет, сначала я услышала: «Дзеушкэ-э!» — оглянулась и увидела широченные мужские плечи. С женской грудью, нарисованной на майке. Под роскошным бюстом горела надпись на английском: «Хочешь?»

— Дзеушкэ-э! Пойдем хванчкару выпивать, еду кушать, сплэтни про артистов сплэтничать, э-э? — лениво-дежурно предложил фотограф.

— А жениться? — поинтересовалась я.

— Кэк? По-настоящему?! — удивился фотограф.

— По-настоящему. Я удочерю твою обезьянку! — предложила я.

— Это малчик! — честно признался фотограф.

— Усыновлю, — решилась я.

— Думать буду, — с уважением пообещал потрясенный фотограф. По-видимому, ему еще никто таких смелых предложений не делал. — Завтра на пляж приходи. Всю правду скажу.

«Найн, никуда не ходи, — покачал головой Фрейд из моего сна, — найн. Он вообще не грузин. Он цыган! Вот продаст тебя в табор — цыганскому барону, тогда вообще никакой Англии не увидишь. И будешь ты работать нищей многодетной кормящей погорелицей, отставшей от поезда. Вычеркиваем! Вычеркиваем!»

Вычеркнула.

У следующего, Вовика, на майке была Декларация независимости США, мелким шрифтом. Вся.

— Вовик — разведчик-резидент! — скромно представился Вовик.

— А жениться? — потеряв всякую совесть, в лоб спросила я.

У меня оставалось мало времени.

— Можно! — к моему удивлению, мягко согласился Вовик. — Только у меня на первом месте моя секретная работа. Поняла?

Я понятливо кивнула.

— Встречаться будем раз в три года… — продолжал Вовик. — Взглядами! — уточнил он. — В кафе «Элефант». Согласна?

Ох, как меня это устраивало! И готовить ему не надо, и в табор не продадут, и с глаз долой, а главное — то, что в Британию меня отпустят беспрепятственно!

«Ты с ума сошла? — поинтересовался Фрейд из глубины души. — Он же двойной агент! С диагнозом! А провалится? Вот не выдержит и такой мягкий, интеллигентный — украдет в ресторане «Элефант» серебряную ложку! Уронит при выходе, испугается и вскрикнет: «Ой, мама!» — по-русски! И все раскроется! И посыплются явки, пароли, адреса, агентура. И оно тебе надо? — доверительно и тепло спросил Зигмунд Фрейд. — Вычеркивай этого хранителя военной тайны! Мальчиша-Кибальчиша! Вы-чер-ки-вай!»

Фрейд сотворил виртуозное танцевальное коленце, легким движением перегнал третью костяшку счетов: драй! — и пошел по берегу моря, печально напевая: «О чем дева плачет…» На прощание он оглянулся и крикнул: «Слушай, и зачем тебе этот замуж, а?»

И исчез.

И я подумала: действительно, зачем? Тем более времена как-то быстро сменились — и меня выпустили в Британию незамужней.

Но до сих пор я брожу по планете и нет-нет да и заглядываю в глаза мужчинам с усами и надписями на футболках. «Да-а… Это материал для Фрейда», — говорят мои знакомые.

«Дура ты, майне либе! — сказал бы Фрейд. — Усы-то можно и отрастить, майку — купить. Надпись написать. О че-ом дева плачет? О чем слезы льет?»

Свадебный круиз, или Шашлык с выносом

Как-то после нашей свадьбы мы с мужем заспорили, где лучше медовый месяц провести. Я тянула его в горы, чтобы в связке одной понять, кто такой. Но он был иного мнения: «Подумаешь, горы! Вот круиз! Круиз! Круиз!» Муж уговаривал: мол, море, белый теплоход, ты — в платье вечернем зеленом, с бокалом шампанского, на палубе. Над головой звезды, ты их затмеваешь… Сухуми, Батуми… Города-легенды… Я уши развесила, согласилась.

Говорила мне мама: думай, думай! Не послушала. Поехали. Верней, пошли. В круиз, на «Армении». Слышали? На «Армении» в Грузию! Только это должно было нас насторожить! Нет. Куда…

Говорила мне мама…

Действительно — белый теплоход, море, палуба — все как договаривались. И муж: сейчас-сейчас, скоро-скоро, вот-вот будет Сухуми! Бу-удет… Вот и уже!

В Сухуми в первую очередь вели куда? Правильно: в обезьяний питомник. Там мой муж — экономист по образованию, поэт, романтик, дуэлянт — схлестнулся с шимпанзе. С шимпанзе по имени — ах! восторг! — Образина. Спрашивается, что мой муж не поделил с шимпанзе? А белый кабачок! Он взял у служительницы кабачок и протянул его через прутья клетки Образине. Шимпанзе тут же руку навстречу — мол, дай, дай быстрей, есть хочу. Муж мой любопытный цап шимпанзе за эту самую руку — и держит. Образина находчивый недолго думая изобразил морду глубокомысленную, охнул испуганно и уставился куда-то за спину моего мужа: ой, а что там?! Муж оглянулся, потеряв бдительность. Образина выпростал вторую руку из клетки и как саданет по уху моему экономисту! У того просто искры из глаз. А шимпанзе еще успел свой кабачок урвать. И ну хохотать из клетки! И другие шимпанзе хохочут, умирают. И я тоже… немного смеялась. Тогда муж на меня обиделся. А потом я на него обиделась, что он на меня обиделся. Так мы вернулись на теплоход. И я все время ворчала, что вот, говорила мне мама…

Поужинав, муж помягчел и сказал, что Сухуми — это еще не то, вот ты Батуми не видела, о!!! Вот увидишь Батуми! Тогда все!

Теплоход в Батуми пришел рано-рано, я еще спала. Муж выскочил на берег. Прибегает — глаза шалые, кричит восторженно: «Батуми! Батуми! Яркий! Шумный! Солнечный! Машины едут, нигде пешеходам дороги не уступают!» — упоенно так орет. Ну хорошо. Натянула я сарафанчик коротенький, шляпочку маленькую от солнца — пошли твою легенду смотреть! А там действительно около порта такая дорога! Машины — вжик-вжик, вжик-вжик. Туда-сюда с бешеной скоростью. Муж говорит: нет смысла переход искать, машины все равно не остановятся, надо между ними лавировать, лавировать и вылавировать — рисковать, словом, — зато потом, когда мы выживем, будет что вспомнить. Но я человек законопослушный: говорила мне мама, что дорогу надо переходить только на переходе и на зеленый свет! Остановилась рядом со светофором, муж — чуть в отдалении, смотрит, как у меня это получится. А я стала ждать, когда светофор, сдохший еще во времена Мцыри, вдруг, на счастье мое, зеленым засветится. Оказалось — и не надо. Все машины остановились, водители из окошек по пояс высунулись, блестят зубами разного металла, руками машут, кричат восхищенно, головами качают — переходи, дорогая, переходи. Я и пошла опасливо, засеменила быстро. Почти побежала. Машины сигналят, водители разочарованно языками цокают. А один водитель даже из машины выскочил, подбежал ко мне, кричит обиженно: давай теперь обратно переходи! Только мэд-лэн-но!!!

Ну тут уже мой муж, экономист по образованию, поэт, романтик, дуэлянт, не выдержал и ко мне через дорогу побежал.

— Вах!..

Ой, говорила мне мама: одевайся скромно!

И пошли мы гулять дальше, правда, муж мой как-то приуныл и уже не радовался так беспечно, а меня за руку держал и ворчал, что платьице надо было надеть подлиннее и с рукавами, и не шляпку, а платок… И мы стали ссориться, и я, как всегда, процитировала свою маму. Муж, про мою маму вспомнив, на всякий случай сдержался и спросил, что мне купить на вещевом рынке. Я ответила, что, конечно, паранджу! Но лучше не надо!.. Потому что я в моем сарафанчике и моей шляпочке и в юности моей двадцатилетней дорогу назад к порту все-таки перейду. А он на этот раз — вряд ли. А значит, и на теплоход опоздает, и останется в своем легендарном Батуми навсегда!