Читать книгу "Идол липовый, слегка говорящий - Николай Бахрошин"

Тут импровизированная пресс-конференция была неожиданно прервана. Егорыч, про которого все забыли, грелся возле костра недолго. Запах спирта из жестяных кружек, оставленных без внимания, быстро привел его в боевую готовность. Нашарив возле себя недопитую кружку Васьки, он осторожно влил в рот остатки спирта и оживился, как таракан, свалившийся с потолка на горячую сковородку. Под шумок, передвигаясь на четвереньках, добрался до кружки Ирки и тоже допил. Выдохнул и взбодрился еще больше. Лихим ослиным галопом погарцевал к подножию тети Жени, с налета допил ее долю, долизал остатки из кружки Федора и, довольно крякнув, прикончил спирт Самородова. Потом, все так же не вставая с колен и ориентируясь по запаху, как идущий по следу пес, двинулся к кружке Али на другой конец бивуака. На этом этапе координация вновь стала ему отказывать, но он пока держался, карабкался целенаправленно, только слегка забрал в бок, взбрыкнул с отчаяния и въехал задом точно в Самородовский нос, отчего тот громко и пронзительно завизжал.

Этот неожиданный визг послужил началом повального хаоса, какой бывает на свадьбах, когда кто-то из подгулявших гостей вдруг начинает сексуально домогаться невесты и лезет к ней через стол. Понимая, что его мышиному пиратству приходит конец, Егорыч ускорил ход, рванувшись из последних сил. Но координация уже подводила, уже повела его по замысловатым параболам опьянения, потащила в противоположную сторону, как океанская волна, что смывает с камня притаившегося краба. Судорожно цепляясь руками за воздух, он ухватился за стойку котелка, выдернул ее из земли и опрокинул кипяток в сторону Веры. Она, взвыв, отскочила в сторону и приземлилась прямо на голову Ачика Робертовича, а тот, рванувшись от нее, завалил сразу обоих геологов.

Визг, крики, крепкие от неожиданности матюги, трясущийся, подпрыгивающий на месте Васька, которому ошпарило ногу, покатившаяся по земле Ирка, через которую полез напролом Егорыч, взвившаяся всей своей массой тетя Женя, которой он наступил на щиколотку, гортанно заоравший Ачик Робертович, которому попали ногой в причинное место, – все это сразу задвигалось, загудело, словно смешалось в один клубок. А внутри него продолжал свое поступательное движение Егорыч, непримиримый к спирту, как комиссар к классовому врагу. Толчками переваливаясь через вещи и чужие конечности, храпя вездеходом на буреломе, он все-таки добрался, дополз до Алиной кружки, быстро выплеснул ее в себя, частью – внутрь, частью – мимо, на щеки и воротник, три раза громко икнул и затих. Упал, уткнувшись головой между ног сидящей красавицы, так и застывшей над ним с открытым ртом, перекошенным от ужаса.

Было даже удивительно, как один человек мог за такое короткое время учинить на голом месте подобный бардак. Опомнившись, все дружно начали ругать Егорыча и заодно его маму.

Потом рослый муж Федор встал с деревянным выражением лица, отнял щуплое тело героя от интимного места жены, без видимых усилий приподняв его за воротник телогрейки и ремень штанов, и брезгливо, как насекомое из тарелки, откинул в сторону. Егорыч глухо шлепнулся на землю и заснул окончательно. Захрапел заливисто и удовлетворенно.

За всем этим переполохом никто не заметил, куда делся Савич, они потом спрашивали друг друга, но никто не видел, как и куда он ушел…

Абориген исчез, пропал так же неожиданно, как появился.

И как это понимать?

* * *

Изолированная территория? Никто не выбирался? Сначала это показалось им всем просто бредом.

Потом Саша узнал, убедился на собственном опыте, что Ващерский край с полным правом можно назвать изолированной территорией. А как иначе? Одной стороной местность упиралась в высокие, непроходимые хребты, где дорог не было никогда, тропы терялись еще у подножия и даже направления визуально не определялись. С другой стороны растянулись на десятки, если не на сотни километров сплошные болота. Местность гнилая, гиблая и равно не подходящая как для пешего туризма, так и для механизированного. С двух других сторон Ващерский край замкнутой петлей огибала своенравная река Воща. Широкая, но по характеру – абсолютно горная, со стремительным, порывистым течением и клыкастыми камнями, высовывающимися из прибрежной пены. Видимо, из тех рек, что рождаются в горах маленькими и независимыми и, выходя на равнину, своей резвости не теряют. В силу такого нрава Воща была невозможна не только для судоходства, но и для обычной лодочной переправы. Впрочем, когда-то через Вощу все-таки проходил мост, соединявший в себе одновременно железнодорожные и автомобильные пути сообщения. В начале 90-х буйная река в очередное половодье с мостом расправилась, денег на восстановление тогда, естественно, не нашлось, маленький местный аэродром прекратил свое существование еще раньше, и край с несколькими тысячами жителей остался окончательно отрезанным от «материка». Большая земля, увлеченная приватизацией и очередным переделом собственности, по этому поводу не страдала, а мнения маленьких в таких случаях, понятно, не спрашивают…

Как свидетельствует история, название края берет свое начало от казачьего атамана Ващеры, некогда отправившегося на покорение Сибири с самим Ермаком Тимофеевичем. По пути буйный Ващера, крепкий на слова, но не на голову, сразу и вдрызг рассорился с властолюбивым предводителем и двинулся со своей ватагой в другую сторону вдоль Уральского хребта. Перевалить через него и вернуться обратно в русские земли ватажники все-таки не решились. Ничего хорошего, кроме дыбы и кнута, они от родной стороны не ждали, помня свои многочисленные разбойные заслуги. Слово «отморозки» тогда еще в русском языке не водилось, поэтому в немногочисленных сохранившихся грамотах того времени атамана Ващеру с его сподвижниками называют более сдержанно – лихие люди.

Дальше с ними происходило, по сути, то же, что и с другими первооткрывателями земли русской, чьи одиссеи представляются привлекательными только в виде исторических справок. Ващеровцы, по свидетельству летописей, «и скитались всяко, и голодом-холодом страдали, поносом и иными болячками маялись, и всяческую нужду терпели, и с туземными племенами огненным боем бились». Куда их тем не менее понесло и за каким чертом, грамоты не уточняют.

В летописях сохранилось лишь туманное упоминание о золотой бабе, которую якобы искали ватажники. Впрочем, эту пресловутую бабу с тем же успехом искали и другие казачьи ватаги на других необжитых территориях будущей Российской империи. Свидетельств о том, чтобы кто-нибудь с этого дела разбогател, в истории не сохранилось.

Конечно, после долгих и упорных скитаний с горьким привкусом всяческих лишений благодатная территория края со своим микроклиматом и достаточно плодородной почвой показалась ващеровцам подобием Земли Обетованной, вымученной тягучими пешими переходами у самого Господа Бога. Местные племена нейнов и сталов, рассказывают летописи, пребывали в такой дикости, что не знали даже железа. Поэтому лихим казакам, несмотря на «понос и иные болячки», все-таки притащившим на собственных горбах целых три пушки с богатым запасом огненного зелья, соперниками не являлись. Напугав их до глубины души огненным громом, ващеровцы срубили в центре края бревенчатый острог, впоследствии – город Острожин, и поселились там всей ватагой. Ващера по горячке объявил себя князем и повелителем всея здешних мест, а сподвижников милостивой рукой пачками производил в бояре и воеводы. Новоявленная знать жаловалась обширными наделами новых земель, но что с ними делать, никто не знал.