Читать книгу "Глобальный Смутокризис - Максим Калашников"

Однако кризис, по Рубини, уже вышел за пределы рынка недвижимости. Впереди – кризисы по долгам, что наделали миллионы американцев по кредитным карточкам, по студенческим займам, по автомобильным кредитам, по займам под недвижимость и дома, по корпоративным задолженностям и т. д. В основе лежит скверная работа агентств по оценке кредитоспособности, упущения властей и отчаянно плохое состояние всей финансовой системы США. Не нужно строить сложных эконометрических моделей, чтобы понять: кризис на рынке недвижимости привел к тому, что масса людей либо лишилась работы, либо с трудом выплачивает долги и проценты по закладным, чтобы не оказаться просто бездомными. А значит, всем этим миллионам американцев нечем платить по другим – в том числе и потребительским – кредитам. Все это вызовет еще одну волну банкротств предприятий. Поэтому скоро огромное число банков США под угрозой разорения побегут в Федеральное агентстсво по страхованию вкладов, федеральный долг США раздуется до невероятной величины и сложится с долгами граждан-потребителей и долгами корпораций…

Ученый заявляет, что тогда США попадут в опасную зависимость от других стран-кредиторов США. То есть от Китая, РФ и стран Персидского залива, что сегодня по сути финансируют американский платежный дефицит. Все они – не партнеры, а соперники Америки. «Это может стать началом конца Американской империи!» – пророчит профессор.

Обо всем этом 15 августа 2008 года написала «Нью-Йорк Таймс» («Doctor Doom» by Stephen Mihm)…

Это только одно из свидетельств экономистов-прозорливцев. К Рубини можно добавить, помимо уже упомянутых экономистов-«диссидентов», и Джозефа Штиглица, и Поля Кругмана, и бывшего эксперта Мирового банка Ричарда Дункана…

Так что, читатель, мы с вами имеем полное право жить своим умом, не оглядываясь на каких-то западных «светил». Они уже сели в лужу по полной программе. Опыт и лично автора, и его друзей – исследователей с прекрасным советским образованием – говорит об одном: мы умнее их.

И посему вправе заглядывать в возможное будущее.

Так что же – за капитализмом?

Таким образом, мы с вами, читатель, делаем вывод, который до сих пор боятся сделать западные гуру «экономикс» и прочих наук. Пришедший сегодня кризис – это нечто большее, чем циклическая неприятность. Нет, господа, мы стоим у смертного одра самого капитализма. Мы присутствуем при конце индустриального общества. Последние четверть века наблюдалась попытка довести капитализм до своего логического завершения. Дальше ему развиваться некуда. Не решив ни единой проблемы человечества, он добавил новые. И теперь испускает дух.

Всему рано или поздно приходит конец. Как бы ни был прогрессивен рабовладельческий строй по сравнению с первобытнообщинным, но и античность умерла, закончившись крушением Западной Римской империи в 476 году нашей эры. Настал момент, когда рабовладение превратилось в тормоз для развития. И так же умер феодальный строй, отжив свое. Сегодня настает час умирать и капитализму. И здесь нет ничего личного: таков объективный ход истории.

Встает закономерный вопрос: а что будет дальше, за капитализмом?

Ответы на сей счет разнятся. Одни скажут, что следующей стадией развития неизбежно станут сначала новый социализм, а затем и коммунизм. Что ж, для такого предположения есть серьезнейшие основания.

Вторые считают, что на самом деле вариантов будущего несколько. Да, возможен дальнейший рост – к новому обществу Нейромира-Нейросоца, к социуму Когнитивной или Антропной эпохи (во многом это перекликается с коммунизмом). Но возможны и альтернативные сценарии: катастрофы, срывы в новое варварство – с гибелью миллиардов людей-горожан, коих лишат привычных условий существования. Или же возникнет порядок «нового кастового рабовладения» – как итог размонтирования капитализма верхами капиталистического общества.

Известный русский футуролог Сергей Переслегин в работе «Через постиндустриальный барьер» также придерживается мнения, что перед нами – не простой экономически-циклический кризис, а именно кризис и самой модели экономического развития, и кризис фазового перехода.

«Гораздо более серьёзны кризисы самой экономической модели, другими словами, форматов производства и потребления. Смена модели занимает примерно десятилетие, в течение которого всё мировое хозяйство непрерывно лихорадит. Как правило, приходится менять также институциональные и инфраструктурные решения, и хорошо, когда всё это удается совершить без «высокотехнологичной деструкции устаревших экономических механизмов», то есть без войны. Во всяком случае смена модели непременно сопровождается сменой мирового лидерства и изменениями во всех социосистемных процессах.

Далее начинаются сомнения в правильности тех принципов, на основании которых создаются схемы, формы, форматы и институты, – кризис оснований модели. Это уже революционная ситуация по В. Ленину: верхи не могут, низы не хотят, производительные силы в конфликте с производственными отношениями, эпоха на переломе, Сатурн в созвездии Весов… Результатом, как правило, оказывается смена общественно-экономической формации, что подразумевает «петлю гистерезиса»: революция-контрреволюция-реставрация, – и это растягивается надолго.

Наконец, бывает фазовый кризис, когда теряют смысл самые, казалось бы, незыблемые представления о хозяйстве и хозяйствовании и оказывается, что экономика – вовсе не то, что мы всегда понимали под этим словом. Например, не охота на мамонтов, а возделывание полей. Таких кризисов в истории было всего два, а сколько-нибудь проанализирован только один, последний – античный кризис традиционной фазы развития. Границы этого кризиса можно оценивать по-разному, но не подлежит сомнению, что в любом случае речь идет о столетиях.

В общем-то, вряд ли стоит удивляться тому, что чем серьёзнее кризис, тем дольше он продолжается. Что, кстати, означает и некий оптимизм – тем медленнее он развивается…

Я считаю, что ведущим процессом (драйвером) последних десятилетий является процесс постиндустриального перехода в развитых странах. Я полагаю, что этот процесс ускоряется по мере того, как исчерпывается свободное пространство капитализации и ограниченность размеров земного шара начинает оказывать всё более заметное влияние на работу экономических механизмов…»

Не соглашусь с Переслегиным лишь в одном – в слове «постиндустриальный». Ибо считаю, что постиндустриализма не существует. Сконцентрировать производство в одних точках планеты (производство по-прежнему индустриальное!), а печатание денег и потребление – в других? Это, простите, никакой не постиндустриализм. Это просто перенос производств. Как так еще определяют понятие постиндустриализма лукавые «ученые»? Как отделение финансовой сферы от сферы производства? Та же ерунда. Это – создание крайне опасной, хрупкой и неустойчивой, чреватой катастрофами системы. Системы, порождающей опаснейшие противоречия и огромные проблемы. Что, в сущности, и произошло и теперь вылилось в нынешний Суперкризис.

Настоящим переходом к фазе, что следует за индустриальной, должен был стать не перевод фабрик и США и Европы в Мировой Китай, а построение на самом Западе совершенно новых производств. Полностью роботизированных и гибких, использующих прорывные технологические принципы. Для наглядности представим себе такую картину: в Нью-Йорке закрывается прежний машиностроительный завод. Но его аналог открывается не в Шеньяне, а снова в Нью-Йорке. Только теперь – совершенно «чистый», больше похожий на университетскую лабораторию. Он выпускает аналоги старой техники, но теперь с гораздо меньшими затратами сырья и энергии.