Читать книгу "Звезды и полосы - Андрей Столяров"

Китай всегда был загадкой для Запада. Со времен Марко Поло, выпустившего свою знаменитую книгу о Поднебесной империи, в которой он провел ни много ни мало семнадцать лет, Китай представлялся европейцам как сказочная полумифическая страна, где все не так, как у них.

Европейцев поражали даже не вошедшие в поговорку сложнейшие китайские церемонии, не имеющие с точки зрения европейского прагматизма никакой содержательной ценности, и не циклопические сооружения восточной державы, вроде Великой Китайской стены, протянувшейся более чем на пять тысяч километров вдоль исторических имперских границ (это больше чем расстояние от Лондона до Парижа), их поражали скорее поведенческие эталоны китайцев, настолько абсурдные, что никак не укладывались в рационализированное западное сознание. Например, то, что после свержения императора Чжу Юцзяня (XVII век) почти восемьдесят тысяч чиновников его администрации, как один, покончили жизнь самоубийством. Просвещенные европейцы просто не понимали – зачем? Неужели эти опытные администраторы, на которых, с любой точки зрения, не было никакой вины, не могли спокойно работать с новой императорской властью? Или то, что перед одной из решающих битв, которая могла бы изменить весь облик страны, китайские полководцы, уже построившие войска, вдохнули в себя тончайшие ленточки золота, то есть тоже покончили самоубийством, вместо того чтобы поверить в судьбу и дать сражение. С точки зрения европейцев – действие абсолютно нелепое. Зачем торопиться? А вдруг битву каким-нибудь чудом все же выиграть бы удалось?

Поражал сознание европейцев и тот поистине удивительный факт, что, опередив Запад во многих принципиальных технологических инновациях, намного раньше изобретя компас, порох, книгопечатание, бумажные деньги, многопалубные военные корабли, китайцы тем не менее не попытались создать вселенской империи: не двинулись на завоевание мира, что было бы естественным для любой европейской страны. Китайцы, например, не открыли Америку, хотя, двигаясь по теплому течению Куросио, сделать это было довольно легко, не колонизировали Южную Сибирь, несмотря на то, что сильных противников на этой территории у них не было, не пробовали завоевать Японию или средневековые государства Азии.

Культурологи объясняли это интровертностью китайской цивилизации. В западной трансценденции, то есть в целеполагающей метафизике, наличествует явственный “внешний акцент”: Бог создал мир, и потому мир устремлен к Богу. Это, в свою очередь, порождает представление о прогрессе, то есть о линеарном, направленном, сознательном улучшении мира, который таким образом приближается к своему создателю. Отсюда – экстравертность европейской цивилизации, ее силовая экспансия, ее стремление охватить собой все, что есть на земле. Восточная трансценденция построена совершенно иначе. Здесь преобладает не “внешний акцент”, а “внутренняя истинность бытия”. Не Бог порождает мир, а мир порождает Бога: Будда, Конфуций и Лао-цзы первоначально были людьми, божественный статус они обрели в течение жизни. И потому Восток не пытается сделать мир лучше. Он пытается приспособиться к той реальности, которая есть. В китайском мировоззрении постоянство – это высшее благо, не случайно одно из самых страшных китайских проклятий звучит так: “Чтоб тебе жить в эпоху перемен”. Вот почему Китай не склонен к экспансии. Он устремлен не столько вовне, сколько внутрь.

Правда, загадка Китая в сознании Запада довольно быстро отошла на второй план. Или – продолжала интересовать лишь философов, историков, культурологов. В координатах международных отношений она была решена. После того как в середине XIX столетия европейские страны с необычайной легкостью выиграли у Китая две “опиумных войны”, стало понятно, что, несмотря на всю свою древнюю экзотическую культуру, несмотря на численность населения и его необыкновенное трудолюбие, позволяющее выжить везде, Китай – это нищее, слабо развитое в техническом отношении государство, представляющее для Запада интерес лишь как колоссальный рынок сбыта товаров. В политическом плане на Китай можно не обращать внимания; он никогда не достигнет могущества развитых европейских держав.

Запад знал китайский фарфор, китайский шелк и китайский чай. В Соединенных Штатах в XIX веке начали открываться китайские прачечные. В богатых домах принято было держать прислугу, состоящую из китайцев, а еще доходили неясные слухи, что в Китае чуть ли не каждый год – то наводнение, то землетрясение.

Такое представление о Китае держалось на Западе почти целый век. Занятый своими проблемами Запад не обращал на Китай практически никакого внимания. И потому неприятным сюрпризом для Европы и США стал приход к власти в Китае коммунистической партии, победившей своих противников в длительной гражданской войне. А другим неприятным сюрпризом, который никто из западных аналитиков не предвидеть не смог, явилось то, что именно под руководством коммунистической партии Китай, который, казалось бы, оцепенел навсегда, сумел провести серьезную полномасштабную модернизацию экономики, создать собственную индустрию, собственную сильную армию и, наконец, в 1964 году обрести собственное атомное оружие. Факт тем более неприятный, что Мао Цзэдун, “великий кормчий”, как его называли в Китае, в отличие от Запада и СССР не опасался всеобщего ядерного катаклизма. Он заявлял прямо: “Пусть в атомной войне погибнет половина китайцев, зато остальные будут жить при коммунизме”.

Китай ни о чем не забыл и ничего не простил.

Дракон в китайской исторической мифологии – совсем не то, что дракон на Западе.

Соединенные Штаты были официально объявлены в Китае “врагом номер один”, и эта доктрина, несмотря на установление вскоре нормальных дипломатических отношений, отменена не была.

Больше всего пугало демографическое разрастание Поднебесной. Шутка сказать, к концу ХХ века каждый пятый человек на Земле являлся китайцем.

К тому же китайский солдат был чрезвычайно неприхотлив, ему не требовались кока-кола, антибиотики, дорогостоящее военное снаряжение. Он мог обходиться в день двумя чашками риса, спать на голой земле, месяцами жить в джунглях, даже не помышляя об отпуске.

Можно ли такую армию победить?

С некоторым облегчением Запад вздохнул, только когда Китай внезапно рассорился с СССР. Доктрина “социализма с китайской спецификой”, провозглашенная тем же Мао Цзэдуном, оказалась несовместимой с доктриной ортодоксального коммунизма, которой как догмы придерживался Советский Союз. В действительности дело, конечно, было не в разном истолковании социалистического учения. Просто Китай, почувствовав свою силу, не собирался больше оставаться на положении младшего брата. Теперь он претендовал на самостоятельную роль в мировой игре.

И он эту роль получил.

Тем более что вопреки многочисленным негативным прогнозам Китай вовсе не погрузился в хаос после распада СССР. Напротив, “китайский социализм”, предполагающий руководящую и направляющую роль КПК, казалось, обрел новые силы. Студенческие выступления на площади Тяньаньмэнь были жестоко подавлены. Никакой трансформации политической системы Китая не произошло. Вместо этого Китай начал очередной этап широкомасштабной модернизации и – опять-таки неожиданно для западных аналитиков – продемонстрировал чудеса экономических преобразований. Достаточно сказать, что ежегодный прирост китайской экономики устойчиво держался на уровне 10 % – о таких темпах роста западным державам приходилось только мечтать. Еще в 1970 году Китай запустил в космос свой первый искусственный спутник, а в 2003 году вывел на орбиту корабль с китайскими космонавтами на борту. Более того, вдруг оказалось, что Америка, впрочем, как и Европейский союз, уже не могут обойтись без дешевых китайских товаров, которые покрывают значительную часть их бытовых потребностей.