Читать книгу "Остров без сокровищ - Виктор Точинов"

Артериальное кровотечение можно попытаться остановить, наложив жгут. Это азы медицины. Но доктор Ливси не упоминает о том, что он или кто-то иной пытался перевязать раненого. Он сообщает другое: «Мы положили его в сруб умирать». Бедолага Редрут попросту истек кровью. Без медицинской помощи.

«Глянул краем глаза» – вот и весь осмотр.

«Дело безнадежно» – вот и весь диагноз.

«Положили умирать» – вот и все лечение.

Нет, не хотелось бы лечиться у такого доктора…

Рискнем заявить, что никакой доктор Ливси не врач. Он военный, он офицер, – и, как любой военный тех времен, кое-что понимает в военной медицине. Но не врач.

Вернемся еще раз к тому моменту, когда подстрелили Редрута. Доктор, напомним, первым делом перезаряжает оружие, и лишь потом соизволяет обратить внимание на раненого. А его оружие – кремневый мушкет восемнадцатого века, заряжавшийся с дула. Зарядить его целая история, это не обойму вставить в современную винтовку.

Доктор заряжал, а под ногами у него лежал истекающий кровью человек. Не исключено, что спасти его можно было только немедленной помощью… И первыми попытались ему помочь капитан и Грей, отнюдь не медики, а люди, клятву Гиппократа не приносившие. Интересно, доктор Ливси слышал хоть краем уха о такой клятве?

Причем вопрос не стоял ребром: жизнь Тома Редрута или жизни остальных. Пираты один раз выстрелили из пистолета (судя по всему, единственного на тот момент у них) – и поспешили унести ноги, на их стороне численное преимущество, но товарищи доктора вооружены до зубов, атаковать их со складными ножами – самоубийство. Если бы один мушкет из нескольких – принадлежавший доктору Ливси – остался не перезаряженным, никакого изменения в раскладе сил не произошло бы. Но доктор возится с оружием…

Что характерно, все эти резоны доктор Ливси прекрасно понимал. Он несколько ранее сам утверждает: «Много значит быть старым солдатом, но быть доктором значит больше. В нашем деле нельзя терять ни минуты».

«В нашем» – в смысле, во врачебном? Но на практике-то доктор демонстрирует нам реакцию не медика, а опытного солдата.

Первая же боевая стычка – и маска врача слетает с доктора. Мы видим, что перед нами военный. Его главная задача – уничтожение врагов, а не спасение раненых. И руководствуется он в случае с Редрутом не врачебной этикой, а логикой военного, чуть позже цинично сформулированной капитаном: «Пожалуй, не приходится жалеть, что мы избавились от лишнего рта».

Потом доктор свою маску подберет, отряхнет от песочка, снова начнет изображать медика… Но веры ему уже никакой.

* * *

Вспомнилось по аналогии…

В Морском уставе Российского флота, утвержденном в 1720 году Петром Первым, говорилось однозначно: корабельный лекарь в бою никоим образом участвовать не должен. Ему, лекарю, во время морского боя вообще строжайше запрещалось выходить на палубу – должен был находиться неотлучно в лазарете, принимая раненых и оказывая им помощь. А если устанавливалось, что больной или раненый умер от небрежения лекаря, то последнего судили корабельным судом за убийство. И приговаривали к казни. И корабельный профос приводил приговор в исполнение.

Можно держать пари на что угодно: процент выживших раненых в петровском флоте был в разы выше, чем аналогичный показатель у бедолаг с «Испаньолы», угодивших на попечение доктора Ливси.

* * *

Еще один интересный вопрос – а кто Ливси по национальности?

Фамилия у него звучит по-шотландски… Хотя явно выдумана, в шотландской истории персонажи с такими фамилиями не светились. В английской, впрочем, тоже.

Но имелись в Шотландии (и сейчас имеются) два клана с похожими родовыми фамилиями: Лесли и Ливингстоны, и фамилия доктора звучит так, словно образована от слияния этих двух.

Оба клана так называемые равнинные – и в самом деле, доктор Ливси абсолютно не похож на сурового шотландского горца, носящего килт, играющего на волынке и рубящего врагов в капусту дедовским палашом. Но равнинные шотландцы хорошего происхождения к описанному времени мало отличались от английских джентри.

Возможно, впрочем, что Ливингстоны здесь ни при чем: Александр Лесли, один из виднейших представителей своего клана, во время гражданской войны в Англии был пожалован титулом графа Ливен… Фамилия доктора может быть образована слиянием этого титула с клановой фамилией Лесли – так, чтобы звучала по-шотландски.

Совпадение? Случайное созвучие? Едва ли… Во-первых, Стивенсон сам был шотландцем и неплохо разбирался в генеалогии кланов. Во-вторых, имена своим героям мэтр придумывал не абы как, а весьма тщательно.

Пример: Бен Ганн, бывший пират, три года робинзонивший на острове. Тоже шотландская клановая фамилия, только из горной Шотландии. А у клана Ганнов имелись септы – то есть семейства, связанные с кланом тесным родством, но носящие другую фамилию. Среди прочих ганновских септов – Робинсоны. Сейчас мало кто вспоминает, что мать знаменитого Робинзона Крузо была шотландкой и носила девичью фамилию Робинсон – то есть происходила именно из этого септа.

И имечко у Бена Ганна под стать фамилии. Бенджамин (иначе Вениамин), если кто забыл, – библейский персонаж, сын Иосифа и Рахили, и имя его переводится с древнееврейского как счастливчик, везунчик (дословно – сын правой руки). Кому ж найти без всякой карты зарытое на острове сокровище, как не счастливчику и везунчику?

Поэтому пока допустим, что доктор Ливси – шотландец. Чуть позже мы увидим, что Джим Хокинс сообщает нам много фактов, на первый взгляд незаметных, но постепенно превращающих это допущение в уверенность.

Глава четвертая

К вопросу о точной дате

Пожалуй, пришла пора как можно более точно датировать описанные в мемуаре Джима Хокинса события. Без этого двигаться дальше сложно… Не установив точную дату, например, трудно понять, зачем в окрестностях Бристоля поселился шотландец, выдающий себя за врача…

Косвенных датировок в истории, излагаемой нам Джимом Хокинсом и отчасти (по меньшей мере в трех главах) доктором Ливси, множество.

А точная дата названа лишь одна, да и то имеющая весьма опосредованное отношения к событиям. Но она сразу бросается в глаза, она занозой торчит из текста, и логично бы именно ее взять за точку отсчета, но не будем спешить.

Зададимся вопросом: а почему, собственно, все прочие даты или не названы, или вымараны из текста? А эта красуется, как баобаб в саванне, за много миль привлекая внимание? Не ложная ли она, случайно?

Именно так.

Дата ложная, и лживость мемуариста, сочинившего ее, мы докажем уже в этой главе. Но сначала займемся датировкой, пользуясь упоминаниями в тексте известных людей и событий.

Самый известная историческая личность из упоминаемых в тексте – английский король Георг. Хокинс и не скрывает особо, что дело происходит при правлении этого монарха… Беда в том, что имя царствующего короля мы знаем, а его порядковый номер среди прочих Георгов остается неизвестным. Маленькая хитрость не то Хокинса-мемуариста, не то Ливси-редактора – датировать события таким образом все равно что не датировать их вообще. Георги Ганноверские в количестве трех персон и с номерами с Первого по Третий правили Великобританией в течение века с лишним, причем без перерывов – один наследовал другому. Придумывая имена первенцам, монархи ганноверской династии особо фантазию не напрягали: а назовем-ка Георгом, в честь папы или дедушки… И называли.