Читать книгу "Хейсар - Василий Горъ"

…Переступив через горку заляпанной кровью ткани, я кое‑как стянула с себя нижнюю рубашку, бросила ее на пол, посмотрела на табурет, приставленный к бочке, и поняла, что взобраться на него не смогу.

Закусила губу, повернулась к Крому и тихонько попросила:

— Подойди, пожалуйста!

Меченый, стоявший с закрытыми глазами, сглотнул и, не открывая глаз, шагнул ко мне.

— Кром, ты меня уже видел… — устало буркнула я. — Помоги забраться в бочку, а то у меня колени подгибаются…

Открыл глаза. Подал руку. Подвел к табурету и придержал, пока я перебиралась через край. Дождался, пока я опущусь на скамеечку на дне, а потом хрипло поинтересовался:

— Можно я пойду?

— Нет… Сядь рядом… Пожалуйста… И дай мне руку…

Сел. Протянул правую. А левой рванул верхний край нагрудника так, как будто тот мешал ему дышать.

Удивляться его поведению не было сил, поэтому я положила затылок на край бочки и бездумно уставилась в потолок. Вернее, попыталась уставиться — дрожь, сотрясающая меня с головы и до пят, стала еще сильнее, а перед глазами снова возникло перекошенное лицо убийцы с текущим по щеке глазом!

Чуть не заорав от ужаса, я торопливо передвинула скамейку поближе к Крому и увидела, что он сидит зажмурившись. А на его скулах перекатываются желваки.

— Кром, мне не хватает твоего взгляда… — глядя на него снизу вверх, выдохнула я. — Посмотри на меня, пожалуйста!

Он тряхнул головой, потом решительно положил на край бочки левую руку, опустил на нее подбородок и уставился мне в глаза. С таким искренним сочувствием, что лицо убийцы сразу же куда‑то пропало, а у меня начала кружиться голова…

…Сидеть, держать его за руку и тонуть в его глазах было здорово — горячая вода постепенно вымывала из души всю ту грязь, в которую я окунулась, отняв чужую жизнь, а взгляд Меченого наполнял ее спокойствием и уверенностью в правильности содеянного.

Слова были лишними — он чувствовал, что мне действительно становится легче, а я знала, что не одинока…

…Через вечность, когда вода окончательно остыла, я пришла в себя и поняла, ч то пора перебираться в опочивальню.

Встала, выжала волосы и попросила Крома подать мне полотенце.

Подал. Но перед этим опустил взгляд и покраснел.

Я не придала этому значения — перебралась на табурет, кое‑как вытерлась и высушила волосы, потом снова вцепилась в руку Меченого и потащила его в свою опочивальню…

…Ночная рубашка, простыни и одеяло оказались холодными. А под балдахином — темно и страшно. Поэтому я снова вцепилась в пышущую жаром ладонь Меченого и уставилась на его лицо, на котором играли отблески света мерной свечи.

«Кто сказал, что Бездушные живут и дышат Тьмой? — мелькнуло в голове. — Кром — это олицетворение Света и тепла!»

— Добрых снов, Мэй! — нервно улыбнулось «олицетворение Света» и попробовало задвинуть боковой полог.

Не тут‑то было — я придержала его руку, потом решительно отодвинулась от края ложа и взглядом показала на освободившееся место:

— Ложись рядом… Я без тебя не усну…

Кром отрицательно помотал головой:

— Нет. Не могу…

— Просто приляг… На самый край… И не отнимай руку…

Вспомнила. Покраснела до корней волос. Потом торопливо отодвинулась подальше и рванула одеяло к подбородку.

По губам Меченого скользнула грустная улыбка.

«Дурень! Мне все равно, простолюдин ты или дворянин! Ты — человек, которого я уважаю…» — мысленно заорала я и вдруг поняла, что говорить об этом бессмысленно — он все равно не поверит.

Тем временем Кром справился со своими чувствами и учтиво поздоровался:

— Доброе утро, леди! Как вы себя чувствуете?

Заострять внимание том, что он перешел на «вы», я не стала — сонно улыбнулась, хорошенечко потянулась и, пододвинувшись обратно к Крому, вернула руку и ногу на их законное место.

Он растерялся. Настолько, что ненадолго потерял дар речи. А когда обрел его вновь, то смог выдавить из себя одно — единственное слово:

— Мэй?

— Ты — теплый! — мурлыкнула я. — А там — холодно…

Он зажмурился и потряс головой — так, как будто пытался проснуться.

Мне стало смешно, и я решила его добить:

— Ты не обнимешь меня за спину? А то она мерзнет…

— Мэй, ты понимаешь, о чем просишь? — потерянно пробормотал он.

Я ласково прикоснулась кончиками пальцев к его щеке и кивнула:

— Да! Кстати, помнишь, я обещала, что не отойду от тебя ни на шаг?

— Угу…

— Так вот, я хочу добавить, что и спать мы будем вместе…

— Мэй, ты…

Договорить ту самую фразу я ему не дала — накрыла его губы ладонью и гневно выдохнула ему в лицо:

— Я — твоя гард’эйт! Я отдала тебе жизнь потому, что ты этого ДОСТОИН! И если ты еще раз попробуешь сказать мне то, о чем подумал, я…

Угрожать ему мне было нечем. Да и не хотелось. Поэтому предложение я закончила после небольшой паузы — тогда, когда поняла, как именно на это среагирую:

— …очень сильно расстроюсь!

Он понял. И то, что я не шучу, и то, что последние слова — не пустая угроза.

— Хорошо… «ТО» — не буду. Скажу другое: ты — девушка, а я — мужчина…

— И что? — не поняла я.

Он снова растерялся. Потом закрыл глаза и угрюмо поинтересовался:

— Что ты чувствуешь, когда ко мне прикасаешься?

— Спокойствие, уверенность в том, что со мной ничего плохого не произойдет, душевное и… обычное тепло… — затараторила я.

— Я не об этом… — сказал он, не открывая глаз. — Что ты ощущаешь? Пальцами, ладошками, предплечьем, животом?

«Как это — животом?» — ошарашенно подумала я, прислушалась к своим ощущениям и… вспыхнула: мой живот, а также грудь и внутренняя поверхность бедра оказались не менее чувствительными, чем руки!!!

— Теперь ты меня понимаешь? — горько усмехнулся он. — Я вижу в тебе Женщину! Красивую и… желанную… Поэтому каждое твое прикосновение становится для меня испытанием…

…Он чувствовал себя виноватым, безумно боялся того, что его слова сделают мне больно, и пытался защитить меня от себя! Да, именно защитить — в его голосе звучала обреченность напополам с решимостью, а в глазах плескалась боль!

Видимо, поэтому я попробовала вслушиваться не в слова, а в мысли. То есть говорить, забыв о словах[45]. И мгновенно прозрела, поняв, что чувствую в нем не похоть, а нежность!!!