Читать книгу "Последний свидетель - Саймон Толкиен"

Джон Спарлинг никогда никого не защищал, а Майлз Ламберт — не обвинял. Эти двое были полярной противоположностью буквально во всем, что, сколь ни покажется странным, ничуть не мешало им симпатизировать друг другу. Их даже можно было назвать почти друзьями, хотя вне здания суда они никогда не встречались. А в суде проводили долгие дни в отчаянных схватках, от исхода которых зависела человеческая жизнь и судьба.

Если бы Спарлинга можно было заставить дать себе оценку, он бы назвался инструментом правосудия. Им двигала самая искренняя вера в справедливость своих оценок и суждений, а также в то, что ни один человек на свете не сможет и не должен избежать последствий своих поступков. И менее всего — жена члена кабинета министров. Спарлинг с нетерпением ожидал этих слушаний на протяжении нескольких недель, но и его оппонент — тоже. Ибо для Майлза криминальное законодательство было не столько полем правосудия, сколько пространством борьбы. Все же имелось у этих двоих мужчин нечто общее. Оба они терпеть не могли проигрывать.

— Итак, Майлз, — начал Спарлинг, — вы заполучили Грэнджера. Должно быть, леди очень довольна этим обстоятельством. — И нижняя его губа слегка приподнялась, что, по всей видимости, означало улыбку.

— Я с ней пока что этого не обсуждал, — ответил Майлз Ламберт, энергично размешивая сахар в кофе. — Однако, правда, предпочитаю старину Грэнджера паре судей, что сидят на первом этаже и с легкостью выносят смертные приговоры. Тут защите хоть немного повезло. — Он с радостью добавил бы в кофе еще ложки четыре сахара, но доктора выставили ему строгие ограничения по части употребления и кофе, и сахара — два года тому назад Майлз перенес сердечный приступ. И еще они рекомендовали ему избегать стрессов, брать меньше дел, но последний совет был все равно что мертвому припарки.

— Полагаю, ваша клиентка ему понравится, — заметил Спарлинг. — Старина Грэнджер всегда был неравнодушен к дамам, верно?

Его честь Грэнджер имел репутацию судьи справедливого, но склонного симпатизировать стороне защиты. И Майлз втайне радовался, что именно он будет вести заседание, и старался не показывать своего злорадства.

— Дело не в судье, — дипломатично заметил он. — Все решает жюри присяжных.

— Небось и на нескольких сочувствующих дамочек из состава жюри тоже надеетесь.

Майлз ответил широкой улыбкой. Однако в глубине души был несколько удивлен этим последним высказыванием. Как-то непохоже это было на Джона Спарлинга — столь цинично высказываться о судебном процессе. Должно быть, что-то его всерьез беспокоит. Не мешало бы выяснить, что именно.

— Вы проявляете какой-то нездоровый интерес к вопросам пола, Джон, — шутливым тоном произнес Майлз. — Выглядит несколько странно, особенно если учесть, что сейчас утро и четверг.

— Не смешите меня, Майлз. Лучше скажите, вы получили дополнительные показания?

Улыбка Майлза превратилась в ухмылку. Возвращение убийц на место преступления — вот что сейчас больше всего тревожило его оппонента. Что ж, ему это только на руку.

— Да. Получил их в пятницу вечером по факсу. Подписаны полицейским, ведущим расследование, вездесущим сержантом Хернсом. Ну и самим мальчиком, разумеется. Вашим главным свидетелем.

— Да. Он мой главный свидетель.

— Только свидетельства его ничем не подтверждены.

— Да будет вам, Майлз. Пускай у жюри сформируется свое мнение на этот счет.

— Да, конечно. Одна надежда на присяжных.

Спарлинг вновь изобразил некое подобие улыбки. Вообще сегодня он старался выказывать максимальную толерантность.

— Да, именно, — кивнул он. — Но я спрашивал вас вовсе не о присяжных.

— Нет, — согласился с ним Майлз. — Вы хотели поговорить об этих показаниях, не так ли? Хотя, убей бог, не пойму, зачем это вам. Я их получил. Вы — тоже. Вы сами вызвали этих свидетелей. Так что тут еще обсуждать?

— Последнее, чего мне хочется, так это вызывать мальчика. Хернс говорил, ему нужно время отойти от того, что произошло в среду.

— Если вообще произошло.

— Ладно, Майлз. Вы же понимаете, я тоже прочитал полицейский отчет.

— И никаких следов вторжения. Никто не видел, как к дому подъезжала машина. Никто не видел, как эта самая машина отъезжала.

— Но ведь произошло все вечером. Место там пустынное.

Голос Спарлинга звучал равнодушно, но это лишь раззадорило Майлза.

— Для суда у вас нет никаких доказательств. Признайте это, Джон.

— Признаю. Но сторона обвинения будет настаивать на том, что показания Томаса Робинсона правдивы, и оснований думать иначе просто нет.

— Может, и нет. Но готов побиться об заклад, вы могли бы обойтись и без этих последних его откровений. Лонни и Роузи. Интересно, с чего это вдруг он их выдумал. Должно быть, насмотрелся телевизора.

— Ничего он не выдумывал. Они действительно приезжали.

— Как же, как же. Очень убедительно.

Майлз допил кофе и нацепил на голову парик. На этот раз он получил от досудебной пикировки с Джоном Спарлингом еще больше удовольствия, чем обычно. Этот упрямый старый козел, обвинитель, скорее умрет, чем признается, что не слишком доволен делом, а он, Майлз, был готов побиться об заклад нешуточной суммой, что эти новые показания, поступившие в самом конце прошлой недели, изрядно подпортили настроение Спарлингу. Вообще исход всего дела и без того уже очень сильно зависел от не подтвержденных никакими доказательствами утверждений молодого Томаса. И последние события еще больше усложняли дело, а потому Майлз довольно похлопывал себя по животу.

Нет, разумеется, сторона обвинения скорее выигрывала от этих новых показаний. В субботу утром он виделся с леди Гретой и получил от нее уверения, что она не знает никого по имени Лонни или Роузи. И что ни единой душе на свете не рассказывала о существовании в доме «Четырех ветров» тайника.

— Пойду поищу свою клиентку, — сказал Майлз и поднялся. — Буду действовать в соответствии с ее указаниями, однако не думаю, что мы с ней будем возражать, если вы вызовете мальчика последним. Вообще-то не мешало бы убедиться, что он явится в суд. Одно дело давать показания полиции, и совсем другое — свидетельствовать перед жюри присяжных.

И не успел Джон Спарлинг придумать подходящий ответ, как Майлз, резко развернувшись и обдав его легким ветерком от взвихрившихся мантии и парика, вышел из комнаты.

Питер и Грета ждали в коридоре у двери в зал под номером 9. Рядом с ними томился адвокат Питера Патрик Салливан, красивый ирландец, немного похожий на актера Лайама Нисона. Патрик и Питер заканчивали один и тот же университет, и вполне естественно, что первый стал адвокатом второго, как только возникла в том нужда. Работы у Патрика становилось все больше по мере продвижения Питера по службе, и вот теперь дело Греты требовало от него полной отдачи.

Патрик не был адвокатом по уголовным делам, тем не менее он оказал Питеру и Грете огромную поддержку сразу же после того, как Грету подвергли первому аресту. При этом он производил впечатление человека, который целиком и полностью на их стороне и верит им безоговорочно, а именно в этом Питер отчаянно нуждался в те, самые трудные дни.