Читать книгу "Отпуск Берюрье, или Невероятный круиз - Фредерик Дар"

Мы подходим к краю площадки с волейболистами. Можно подумать, что они все на спиральных пружинах. Подпрыгивают с места, взлетают и опускаются как поршни. Большой мяч порхает над ними, словно завороженный земным тяготением, но вновь подбрасываемый рукой или её мужской частью: кулаком.

Патрон останавливается, руки в карманах, и смотрит на игру, посмеиваясь.

— Картина ещё та, — вздыхает он. — Как вообще-то нормальный человек может столько корпеть над мячом?

— Для моциона, — роняю я.

— В таком случае можно заниматься физической культурой.

— Это не так увлекательно. В одиночных упражнениях нет страсти, месье, тогда как командная игра захватывает человека. В этом мире нужна побудительная причина для того, чтобы что-то делать. Здесь этой причиной является победа. Эти десять человек объединены волей к победе, и на протяжении матча их жизнь становится как бы осмысленной.

— Осмысленной или нет, но мне нужен мой шофёр! — отвечает Раздражительный.

— Какой он из себя?

— Самый старый!

Я замечаю в команде мускулистого старика, грудь которого покрыта седой шерстью, волосы напоминают мочу, и у него огромные усы, сохранившие рыжий цвет.

— Росс! — неприветливо кричит Почтенный.

В ответ усато-седоватый адресует Старику мимику. Затем, воспользовавшись тем, что мяч ушёл, поднимает руку в знак того, что хочет выйти из игры.

Молодой горилла кричит:

— Эй, парни, друид сваливает!

Его заменяют, и вышеупомянутый Росс покидает песчаную площадку. Персонаж не лишён живописности. У него квадратный подбородок, крючковатый нос, скуластое лицо, глаза почти бесцветные. Его длинные, ниже коленей, белые шорты велики ему на три размера.

— Росс! — говорит Старик на английском. — Наденьте приличную одежду, вы мне нужны!

Росс кивает и исчезает в раздевалке.

— Он англичанин? — удивляюсь я.

— До единой пуговицы на его униформе.

— Не часто бывает, чтобы на службе у француза был британский персонал.

— Не часто, — соглашается Бритоголовый, — и Росс появился у меня лишь в силу обстоятельств.

Родословная Росса и его судьба не входят в число моих самых животрепещущих забот, поэтому я воздерживаюсь от вопроса к Патрону, но он продолжает:

— В тысяча девятьсот двадцатом году мой тесть купил «роллс-ройс». Вместе с машиной британская фирма прислала механика, который должен был обучить французского водителя управлению и обслуживанию автомобиля. Этим механиком и был Росс. За время своей работы он влюбился в горничную моего тестя. Она ему понравилась, и он дал по физиономии шофёру, который был её женихом, и накрепко занял его место. Он женился на горничной и навсегда остался в нашей семье. После смерти моего тестя я сохранил этот ансамбль, то есть горничную, шофёра и… «роллс»! Забавно, не так ли?

Я начинаю понимать, на чём основан образ жизни моего босса: состоятельный брак. В общем, быть шефом полиции — это всего лишь увлечение. То есть не все бобры действуют одинаковым образом, и самые хитрые из них используют свой хвостовой отросток более осознанно, чем другие.

Наверное, в молодости Росс прошёл вечерние курсы у клоуна Фреголи, ибо пятью секундами позже он появляется в безукоризненном мундире из чёрной саржи с золотыми пуговицами. На нём краги, плоская фуражка, серые кожаные перчатки, и он напоминает одного из персонажей Хедли Чейза[13]в обработке Рональда Чарльза.

— Едем! Где машина? — спрашивает мой удивительный директор на языке «Битлз».

— В трёхстах ярдах отсюда, сэр, — отвечает драйвер.

— Вы говорите с Россом на его языке, чтобы не забывать свой блестящий английский? — спрашиваю я патрона, лизнув невзначай.

Он пожимает плечами:

— Вовсе нет, я говорю с ним по-английски просто потому, что он всегда и наотрез отказывался учить французский. Вы знаете, дорогой Сан-Антонио, что наши британские друзья считают, что в этом мире существует один настоящий язык и множество сомнительных диалектов, не заслуживающих того, чтобы задерживать на них своё внимание. Англичанин предпочтёт изучать древнеегипетский язык или санскрит скорее, чем французский или испанский. Росс заставил свою супругу изучить его язык. В связи с чем он снизошёл до того, что остался жить в нашей стране. Но он отправил своё потомство в public-school, как только оно достигло школьного возраста. Сейчас его дети находятся там. Французский период Росса был всего лишь кратким эпизодом в истории этой почтенной семьи.

Росс идет впереди деревянным шагом офицера индийской армии. Входит на ближайшую стоянку, и вскоре я обнаруживаю «роллс-ройс», самый торжественный, самый геральдический, самый вымеренный, самый почётный из всех, что мне доводилось когда-либо видеть. Чёрный как тьма веков, угловатый как Великобритания, строгий как лондонское воскресенье, великолепный, волнующий, с высокой посадкой, он напоминает прекрасно сохранившийся музейный экспонат. Трудно найти диковину, которая сберегла бы столько блеска на удивление публики.

— Хороша старушка, не так ли? — шутит Старик.

Я восхищенно присвистываю.

— Я взволнован, Патрон!

— Это естественно, мой мальчик. С двух сторон от его радиатора на вас смотрят полвека механической славы. Честно говоря, я думаю, что Росс остался на континенте скорее из-за этого авто, а не из-за горничной. Этот «роллс» — это его Жюльетта Друэ[14]. Самая нежная, самая ласковая из любовниц. Когда я смотрю, как он его моет, вылизывает, знаете, что я вижу? Э-ро-ти-ку!

Мальчишки в штанах из махровой ткани, загорелее, чем пряники-хрюшки, разглядывают это видение прошлого, обмениваясь замечаниями на парижском жаргоне.

— Думаешь, это тачка? — спрашивает тот, что помладше.

— Ты что, поплыл? Это хреновина для рекламы, чувак! Они цепляют её позади джипа и таскают по городу для рекламы!

— И что они рекламируют?

— Может быть, цирк? А может, фильм снимают.

Видя, что мы подходим к машине, они предусмотрительно отходят в сторону, словно техники на мысе Карнавал во время запуска межпланетного автобуса.

Старик и я садимся сзади. У меня такое ощущение, будто я усаживаюсь в гостиной. Здесь прохладно, сиденья мягкие. Сладковатый запах старинной кожи и увядших цветов наполняет душу какой-то обонятельной грустью…

Я смотрю вокруг себя хозяйским глазом. Бар из красного дерева. Телерадиоприёмник. Телефон, холодильник. Короче, само изящество, роскошь, изысканность.