Читать книгу "Один коп, одна рука, один сын - Аманда Линд"

Фрэнси допила чай, встала и вышла в дождь.

4

Ангелы и скотобойня

Дважды упустив Ренмана у его спортивного клуба, Крошка Мари в итоге смогла приставить нож к его тощему боку и затащить в машину. Сначала он попробовал довольно успешно сопротивляться, но на заднем сиденье были Джим с Луизой, у каждого по куску стальной проволоки, и Ренман быстро утихомирился.

Через четверть часа после того, как Крошка Мари подвесила его под потолком на крюк для мясных туш, появилась Фрэнси, в плохом настроении и с пятнами молока, проступившими на впопыхах накинутой куртке из ярко-красного флиса. На всклокоченных темно-русых волосах и на ресницах искрился и таял снег. Не будь она в такой дикой ярости, можно было бы признать, что она сегодня чудо как хороша. Просто Бэлль не давала ей спать всю ночь, при этом у Пера болел живот, и до Наташи было не дозвониться, потому всю заботу о дочери пришлось взять на себя. Наташа получит реальную взбучку, как только появится в доме. Дело в том, что она решила не отвечать на звонки, потому что дулась на Фрэнси, отказавшейся повысить ей зарплату. Боже мой, девушка получала зарплату выше, чем у врача-специалиста (так сказать, надбавку за повышенный риск)! Но ей хотелось больше, ведь тот, кто сыт, может внезапно стать ненасытным, а тот, кто купается во всевозможном изобилии, может внезапно стать скупым как черт, начать платить работникам мизерные зарплаты и составлять жесткие брачные контракты.

— Снимите его, а то кровь из ушей польется, — велела Фрэнси и уселась на оранжевый, в клеточку вертящийся стул, который всегда предпочитала, находясь в этом помещении.

Она купила его на блошином рынке за сто пятьдесят крон и считала одной из самых удачных покупок в своей жизни.

Джим с Луизой быстро спустили его на пол.

— Сука! — прошипел он. — Чертова шлюха! Я тебя убью!

— Попридержи пока комплименты, милашка, — сказала Фрэнси. — Насколько мне известно, тебе еще есть что мне сказать.

— Что известно?

— Я спрошу тебя только три раза.

— Ты пожалеешь.

— На кого ты работаешь?

Обессиленный, Ренман попытался было освободиться от хватки близнецов, но, поскольку позади него стояла Крошка Мари и прижимала кроссовкой его голову к земле, у него получилось плохо.

— Может, нассать ему в рот? — спросила Крошка Мари.

— Сделай одолжение, — согласилась Фрэнси.

— Нет, вы что, охренели!.. — завыл Ренман.

Джим с Луизой захихикали и вывихнули ему по ступне каждый. Захрустели суставы, Ренман завопил. Похоже, болевой порог у него довольно низкий. Скоро попросит таблеточку от боли.

— Будешь пить мочу или говорить? — спросила Фрэнси.

— Я ни на кого не работаю, — скулил Ренман. — Только на себя… Я сам по себе! Клянусь!

— Клянешься?

Джим с Луизой опять хихикнули.

— Ну, то-то же, тогда все ясно, — сказала Фрэнси. — Было бы хорошо обойтись без садовых ножниц.

У Ренмана заходили скулы. Глаза налились кровью после подвешивания, было похоже, что его вот-вот вырвет.

— Джим, — позвала Фрэнси.

— Садовые ножницы? — спросил тот.

— Да.

— Нет, — заорал Ренман, у которого вдруг оказалось только четыре пальца на правой руке.

Кровь била фонтаном, он вопил довольно долго, но так и не ответил на вопрос Фрэнси.

— Ну? — опять спросила она.

— Сука! — прошипел Ренман.

Уже три пальца. Два. Скоро будет чистенько. Но проклятый упрямец стоял на своем — хлюпая и сопя, впав в транс от боли, этот убогий поражал своей настырностью, — он продолжал утверждать, что в одиночку продает наркоту желающим отвлечься от реальности посетителям ночных клубов в районе площади Стюре-план.

— Не лги мне, я могу разозлиться, — пригрозила Фрэнси и зажгла сигару.

Иногда она тайком курила, когда Пера не было поблизости. Пара затяжек время от времени не могли причинить вред малышке Бэлль, к тому же надо успокоить нервы — Ренман своим упрямым нежеланием рассказывать правду вытащил ее из постели.

— Какие у тебя красивые побрякушки, — сказала Фрэнси и сдернула с Ренмана все его золото-бриллианты. — Интересно, они все поместятся?

И начала засовывать все это ему в ноздри и рот, пока не остался последний маленький бриллиантик. Бедняга. А вдруг он проглотит свою толстенную золотую цепь с мощной рубиновой подвеской? Она может застрять у него в горле. Он задохнется. Цирк прямо!

— Какой-то ты бледный, — с этими словами Фрэнси вновь села на свой крутящийся стул, — и неухоженный. Надо тебя отправить к моему косметологу, она бы осмотрела твою кожу и посоветовала хорошую косметику.

Повернувшись несколько раз на стуле, она стала наблюдать, как близнецы и Крошка Мари выбивают ему из суставов руки и ноги и отрезают уши. Кровь текла рекой, Ренмана рвало его же побрякушками. Фрэнси повернулась спиной, чтобы не смотреть. Но нет. Он молчал. Она никогда не сталкивалась с людьми, которые могли бы выдержать такие пытки.

— Что нам делать? — поинтересовалась Крошка Мари, встав напротив Фрэнси.

Она была вся в крови. Кровь капала с ее одежды.

— Отойди, знаешь же, что я не выношу…

В глазах потемнело, она была вынуждена нагнуться вперед и опустить голову между колен, чтобы не потерять сознание. Прошло несколько секунд. Затем она выпрямила спину и спросила в третий и последний раз Ренмана, на кого он работает.

— Во всяком случае, не на бабу, — ответил Ренман, в горле которого клокотала кровь.

— Сейчас я на него нассу, — сказала Крошка Мари.

Подобные сцены могли совершенно вывести ее из себя. Особенно если надо было разбираться с мужиком. Она устраивала расплату за все годы унижения. На нее мочились бесчисленное число раз. И испражнялись тоже. Мазали спермой с головы до ног. Ее трахала собака, пока какой-то конченый извращенец смотрел и фотографировал. В нее засовывали (а иногда и рвали ее ими) всевозможные предметы: от полицейских дубинок и пультов от телевизора до кулаков. А маленькой девочкой она ежедневно получала отцовским ремнем. Он бил ее им даже по лицу. Если она плакала, то порол еще сильнее. А что мать? Она просто стояла и смотрела на все это. Казалось, ей было все равно. И это было хуже самой порки.

Крошка Мари даже не могла назвать вид насилия, которому сама не подверглась. Поэтому считала, что у Ренмана нет особенных причин так рыдать. А он все равно рыдал. По щекам стекали крупные слезы. Какое глупое шоу! Ему так повезло, что в это трудно поверить. К тому же ему позволят сдохнуть, вместо того чтобы жить и мучиться воспоминаниями о пережитом. Были ли в ее жизни ночи, когда ей не снились кошмары?

В те минуты, когда она была самым униженным на свете существом, она предпочла бы, чтобы ее убили. Она пыталась убить себя сама, но, к сожалению, в последний момент ее «спасали» либо другие шлюхи, либо ее жадный сутенер и, наконец, Фрэнси.