Читать книгу "Пуля с Кавказа - Николай Свечин"

Посреди обширного двора стоял высокий старик с выразительным жёстким лицом, весь обвешанный дорогим оружием. На голове у него была странная войлочная шапочка с нашитой розой зелёного цвета, с тремя рядами лепестков. За спиной старика, подобно изваяниям, вытянулись четыре рослых джигита угрожающей наружности, тоже в шапочках с розами; пятый держал коней в поводу.

Лыков подошёл к старику, держа банку в вытянутых руках.

– Здравствуйте.

Старец молча кивнул, не спуская глаз с сосуда.

Алексей размотал кошму, потом, неожиданно сам для себя, поднял банку на уровень лица и почтительно прикоснулся к ней лбом. Среди горцев послышался сдержанный одобрительный говор. Коллежский асессор протянул свою ношу старику. То, что произошло далее, удивило его. Аксакал пал на колени, благочестиво повторил жест Лыкова и передал банку с реликвией за спину. Все четыре джигита по очереди сделали то же самое; последним прильнул головой к банке коновод. Всё это происходило в полной тишине. Лыков оглянулся: Рустамбеков стоял на коленях посреди лужи и беззвучно молился. Офицеры молча наблюдали происходящее: Таубе с любопытством, а Ильин с недоумением и настороженностью.

Наконец банку со всеми предосторожностями поместили в сакву[19]. Старику подвели необыкновенно красивого гнедого кабардинца. Тот ловко, словно юноша, вскочил в седло, спросил:

– Ты Лыков?

– Да.

Несколько секунд всадник молча смотрел на Алексея, словно пытаясь его запомнить, потом сказал:

– Аллах да вознаградит тебя за благой поступок.

Коллежский асессор почтительно склонил голову. Старик гикнул, и в одну секунду весь отряд вылетел со двора на улицу и помчался в сторону гор.

Хозяин гостиницы вскочил, отряхнул колени и юркнул обратно в дом.

– Что это было? – ошарашено спросил Ильин. – Что у вас общего с Сухраб-беком?

– Я передал ему сердце Кунта-Хаджи, которое хранилось в Петербурге.

– Сердце шейха Кунты? Вы вручили его нынешнему вождю братства Кадири. Зачем, по чьему указанию?

– По указанию начальства, – лаконично ответил Лыков.

Капитан ещё постоял, озадаченно глядя на собеседника, потом вдруг ухмыльнулся и сказал одобрительно:

– Очень умно.

– В каком смысле?

– В таком, что вы, возможно, получили важного покровителя. Что очень кстати путешествующему в дагестанских горах. Сухраб-бек много влиятельнее, к примеру, генерала Чавчавадзе. Тот как начальник Дагестанской области имеет права генерал-губернатора. И, следовательно, может повесить любого в области своей властью, даже нас с вами, ежели провинимся. А шейх Сухраб способен сделать то же самое во всём Северном Кавказе!

– А поймать Малдая из Бахикли он также способен?

– Конечно. При необходимости. Но зачем это Сухраб-беку? Он теневой правитель Чечни и Дагестана. Вражда между властью и коренным населением ему на руку; он не станет помогать нам ловить абреков. Чем хуже русская администрация исполняет свои обязанности, тем выше репутация шейха.

– А шпионство?

– Вы имеете в виду старика в жёлтой чалме? Нет, это третья сила. Сухраб-бек, как вождь кадирийского тариката, очень, конечно, интересен для турецкой разведки. Османы были бы не прочь заполучить его в союзники или прямые агенты. Но продаваться бек не станет. После того, как турки в последнюю войну не поддержали вспыхнувшее восстание, их авторитет в горах очень упал. Люди поверили их обещаниям, взялись за оружие – и погибли, не дождавшись обещанной помощи. Нет, шпионство Сухраб-беку ни к чему. Но и мешать туркам он не будет. Из тех же соображений, что чем хуже, тем лучше. Он сидит и накапливает силы.

– Для чего?

– Для того, чтобы в один прекрасный момент взять власть в свои руки.

– Иметь власть на Кавказе и дорого, и опасно. Зачем она беку?

– А зачем вообще нужна власть? Он готовится сменить русскую администрацию.

– Но это же утопия!

– Сейчас да, а завтра? А послезавтра? Кавказ кишит виртами суфистских братств. Кадирия, Накшбандия-Хватжаган, Чиштия, Малмавия, Халватия… Кадирийский тарикат сейчас самый могущественный. Случись в России война, а лучше революция, и может произойти всё, что угодно. Кавказ – огромная пороховая бочка. А Польша?

– Получается, что Сухраб-бек для нас опаснее, чем все абреки и турецкие шпионы?

– Значительно опаснее! А вы ему сердца вождей привозите…

– Что-то я, Андрей Анатольевич, не читал в ваших рапортах, направляемых в Военное министерство, подобных выводов, – сказал Таубе. – А я всегда внимательно их изучаю. Молчите вы там про опасность кадирийского тариката.

Капитан горько усмехнулся:

– А их пред этим князь Чавчавадзе ещё более внимательно редактирует. Не любит он беспокоить столичное начальство.

Барон долго молчал, хмурился, потом сказал:

– Договоримся так. У нас есть приказ министерства: разгромить шайку Малдая из Бахикли, и состоящую при ней турецкую резидентуру. Этот приказ и будем выполнять. По завершении операции вы пишете обстоятельный доклад о братстве Кадирия, в котором описываете все исходящие от него опасности. Передаёте его мне, а я сообщаю ваш доклад генерал-адъютанту Обручеву.

– Без ведома Николая Зурабовича?[20]

– Без. Вы адресуете бумагу в секретное делопроизводство Азиатского департамета Военного министерства. Эти доклады Чавчавдзе ведь не читает и не визирует?

– Так точно.

– Значит, субординацию вы не нарушаете. Ну, передали доклад с оказией, через подполковника Таубе, паче он здесь оказался… А уж я приделаю в министерстве к вашей бумаге крепкие ноги.

Ильин повеселел:

– Это другой разговор, Виктор Рейнгольдович. А то… до Бога высоко… Все мои сигналы до сих пор оставались без ответа. Материал собран; за три-четыре дня напишу. Надо только вернуться благополучно.

– Это я вам обещаю. Мы с Алексеем Николаевичем такие люди, что всегда отовсюду возвращаемся. Так что, до завтра. Не забудьте – вы обещали перевезти нас в казарму. Честь имею!

Глава 6

Даур-Гирей

Ильин, откозыряв, ушёл, а Таубе сел за стол и принялся что-то писать. Когда Лыков попробовал заглянуть ему через плечо, барон цыкнул:

– Не мешай! Лучше открой дверь и впусти человека.

– Какого ещё человека?

– Ротмистра Даур-Гирея. Он там уже давно стоит.

Из коридора раздался смех, дверь отлетела от лёгкого толчка и вошёл молодой горец. Высокий, широкоплечий, с весёлыми карими глазами, обросший короткой чёрной бородой, он как-то сразу располагал к себе.