Читать книгу "Для смерти день не выбирают - Саймон Керник"

Неделя после смерти Ловкача выдалась насыщенная, и я каждый день выходил с дайверами в море, с удовольствием погружаясь в теплые, чистые воды и забывая — пусть на время — о том, что не отпускало с того самого момента, как я узнал о смерти Малика. Под водой все легко и просто. Самое главное — тихо. Никто не пристает, не надоедает, а вокруг потрясающие виды — пестрые рыбки у рифов, темные, молчаливые каньоны, любуясь которыми, отвлекаешься от проблем. Недостаток только один — время пребывания там ограничено запасом воздуха, и когда он кончается, приходится возвращаться к реальности. А возвращаясь к реальности, я снова и снова вспоминал Малика — живого, энергичного, открытого, разговорчивого, — вспоминал, что случилось с ним, и свою роль в этом.

Забыть, выбросить из головы не получалось, как я ни старался. Однажды, вскоре после смерти Ловкача, он приснился мне. Сон был почти точной копией реального события четырехлетней давности, когда мы с Маликом только-только начинали работать вместе. Тогда я еще не знал, что представляет собой новичок — худощавый, невысокого роста азиат, выпускник университета, успевший, несмотря на молодость, получить внеочередное повышение, и считал, что парня продвигают только ради соблюдения политкорректности — как-никак представитель нацменьшинства. Проверку рекруту я решил устроить во время первой же операции: задержания закоренелого грабителя Титуса Боуэра.

Боуэр жил в небольшом домике с крошечным садиком, примыкающем к соседнему переулку. Оперативную группу возглавлял я сам, и, кроме меня, в нее входили Малик и двое крепких парней в форме. Предполагая, что Боуэр попытается сбежать и воспользуется для этого именно садом, я собирался поставить там именно эту парочку, но в последний момент заменил ребят на одного Малика. Все удивились, но возражать никто не посмел. Малик тоже не стал жаловаться. Когда мы постучали в переднюю дверь, Боуэр выглянул в щелочку и, убедившись, что за ним пришли, рванул к спасительной задней двери, за которой его ждала засада.

Силы были явно не равны. Промчавшись вслед за хозяином через прихожую, я увидел, как подозреваемый выскочил из дома, налетел на Малика, опрокинул последнего на спину и, подобно великану из мультфильма, буквально втоптал офицера в землю, оставив на его щеке отпечаток кроссовки «Найк». Попытка несчастного объявить злодею, что он под арестом, успеха не имела. Здоровяк Боуэр сбегал от нас и раньше, и я, конечно, обошелся с новичком-напарником несправедливо, но тот случай запомнился мне потому, что Малик не сдался. Застигнутый врасплох и поверженный, он ухитрился схватить беглеца за лодыжку и не отпускал, хотя Боуэр и тащил его за собой по саду, отчаянно стараясь сбросить настырного слугу закона. В конце концов верзила потерял равновесие и упал, к радости всех присутствующих, но Малик разжал объятия, только когда мы надели на арестованного наручники. Помню, я еще подумал, что не многие полицейские способны на такую самоотверженность. Потом Малику пришлось отправиться в больницу, где ему наложили пару швов, и хотя я так и не извинился за то, что поставил его, так сказать, на линию огня — а он ни разу не высказал претензий, — мое отношение к нему изменилось к лучшему.

Во сне события того холодного зимнего утра четырехлетней давности повторились с абсолютной точностью, за исключением эпилога. Выйдя через заднюю дверь в сад и увидев Малика, держащего Боуэра за ногу, я выхватил пистолет и начал стрелять. Я выстрелил четыре или пять раз и убил грабителя на месте, но одна пуля отклонилась и попала моему другу в голову. Он даже не вскрикнул, а просто завалился набок и затих. Точь-в-точь как Билли Уэст. Потом все остановилось, и полицейские взяли меня за руки, словно собирались арестовать, а я только стоял и смотрел на то, что сделал. От продолжения меня спасло пробуждение.

Не знаю, как интерпретировал бы сон специалист, но мне смысл послания был абсолютно ясен. Я понял, что обречен на вечные мучения, если не сделаю что-то для Малика. Какие бы аргументы ни приводил Томбой — а их набиралось немало, — я просто не мог оставить все как есть.

Всю следующую неделю я регулярно проверял Интернет, надеясь наткнуться на сообщение о прорыве в расследовании дела Малика. Я просматривал попадавшиеся под руку газеты. Ничего. Никаких новостей. И чем дальше, тем больше я убеждался в том, что со смертью Билли Уэста оборвалась последняя ниточка, которая могла бы привести к убийцам моего друга. Я по-прежнему жил в тропическом раю, любуясь каждый день одним и тем же чудесным пейзажем, а в это время Малик гнил в могиле, Лес Поуп подсчитывал доходы, а тот, кто хотел уничтожить моего бывшего коллегу, расхаживал на свободе.

Я хотел выяснить, за что его убили. Что такое узнал или сделал Малик, что столкнуло его с кем-то из клиентов Поупа, с теми самыми людьми, которые заказали и Билли Уэста? Несомненно, это были люди влиятельные, имеющие доступ к источникам информации; люди, считавшие, что они могут делать все, что им только заблагорассудится.

Я хотел найти их.

Найти и убить.

Я понимал, чем чревато возвращение на родину, понимал, чем рискую, но знал — ничего невозможного нет. Прошло три года. Много воды утекло. Общество узнало других убийц. После двенадцатого сентября появились новые угрозы. В мультимедийном мире три года — это целая жизнь, и Деннис Милн, полицейский-киллер, уже стал частью далекого прошлого, воскрешать которое никто не горел желанием.

Итак, я принял решение.

В среду вечером, через двенадцать дней после смерти Билли Уэста, после получения второй половины суммы по контракту, я нашел Томбоя за столом в погруженном в темноту, опустевшем ресторане. Мой партнер смотрел в сторону моря. Перед ним стояла недопитая бутылка «Сан-Мигеля». Вечером Томбой работал в баре, а значит, не пил. Возле стойки полировал стаканы Жубер. Можно было бы выпить, но я не стал. Я подошел к Томбою, сел рядом и сказал, что собираюсь домой.

Он устало покачал головой и посмотрел на меня с горьким разочарованием. Глаза его погасли, на лице проступили морщинки, которых я раньше не видел, черты обострились — мой партнер как будто состарился вдруг лет на пять. Томбой попытался было пустить в ход старые аргументы, но сам же остановился, поняв, что все уже решено, и только махнул рукой и обозвал меня долбаным идиотом.

— Посмотри, что у тебя есть здесь! Оглянись!

Я оглянулся.

Ночь выдалась тихая и ясная. Над головами покачивались и шелестели под нежным ветерком листья кокосовых пальм. Разбросанные по роскошному черному куполу неба, сияли и перемигивались звезды, затмевая тусклые огоньки далекой Манилы. Море нежно и чуть слышно накатывало на берег; в такт волнам поскрипывали возвращающиеся домой лодки; со стороны деревни доносился отрывистый, но приглушенный расстоянием лай собаки и негромкие восклицания засидевшихся картежников. Это был рай, но в данный момент я не хотел рая. Я вдруг поймал себя на том, что устал от хорошей погоды. От полезной, здоровой пищи. Я хотел пережаренной рыбы с пересоленными чипсами.

— Я знаю, Томбой. Знаю, что у меня есть. Но и ты знаешь, в каком я положении и почему это делаю. Мне нужны деньги. Моя половина из тех, что мы получили по контракту. Когда закончу с делами в Лондоне…