Читать книгу "Лейб-гвардии майор - Дмитрий Дашко"

– Господин сержант, я пошел.

– Давай, не подведи, – напутствовал я его.

– Храни нас Господь, – перекрестился Михайлов и, ступая легко, по-кошачьи, исчез в кустах.

Мы сели на лошадей и стали дожидаться сигнала. Лошадь подо мной дрожала, я похлопал ее по крупу и ласково сказал:

– Потерпи, милая, немного осталось.

Она благодарно фыркнула и затрясла большой головой.

Полыхнуло здорово, огненное зарево взлетело до облаков. Послышались крики – мужские и женские, сначала изумленные и близкие к панике, но почти сразу прекратились. Кто-то, оценив обстановку, уже начинал отдавать короткие, но дельные распоряжения.

– Молодец Мишка, справился, – удовлетворенно отметил Чижиков.

Его ноздри раздувались в предвкушении хорошей драчки. Он хлопнул по щеке, оставив на небритой коже кровавый след, выругался:

– Разлеталось комарье. Живьем сожрут, не подавятся.

– Ничего удивительного: болото рядом, – снизошел до ответа пан Дрозд и посмотрел на меня.

В его глазах ясно читался немой вопрос: пора?

– Поехали, – сказал я и ударил по бокам кобылицы коленками.

Сильное тело лошади устремилось вперед, землю тряхнуло под ударами копыт, порыв ветра перехватил дыхание. Эх, хорошо! Никогда бы не подумал, что с таким азартом понесусь навстречу опасности. Надо родиться поэтом, чтобы описать восторг и упоение, охватившие меня в этот миг.

Дорога уходила за спину. Лошадь мчалась быстрее пули. Я пригнулся к холке, чтобы не угодить под хлещущие ветки, прищурился, вцепился в поводья со всей силы, пытаясь не вылететь из седла, слиться с могучим животным в одно целое. Стоит брякнуться на землю – пиши пропало: разгоряченные скакуны вмиг растопчут копытами.

Все было как во сне. Лес наполнился шумом, скрипом, треском, ревом. Ветер свистел в ушах. Шуршала сминаемая трава. Мимо, будто картинки в калейдоскопе, проносились деревья, некорчеванные пни, непонятные, похожие на каких-то монстров из фильмов ужасов образы. Фантазия, подстегиваемая бешеным темпом, выдавала одну чудовищную фантасмагорию за другой. Гренадеры вскриками поощряли лошадей, и те послушно неслись в озаренную всполохами горящего амбара деревню.

Жители были слишком заняты пожаром, мы вылетели на опустевшую улочку под радостный лай деревенских собак, которым и без нас хватало развлечений. Встречных почти никого, только молодуха, спешившая с коромыслом на огонь, с криками заскочила в избу и больше не показывалась.

Я прискакал первым, спрыгнул с коня и с обнаженной шпагой бросился к дверям, слыша за спиной взбудораженное дыхание Карла и Чижикова. Гренадеры отставали от меня на считанные секунды.

– Ну, держитесь!

Я с разбегу врезался в дверь, она неожиданно легко поддалась, слетела с петель. Меня по инерции пронесло вперед, я ввалился в дом прямо на сорванной двери, не удержался на ногах и упал, придавив что-то мягкое. Это оказался один из фальшивомонетчиков. Не обращая внимания на его жалобные вопли, вскочил и ринулся дальше. По бедолаге, распластанному на полу, пробежали гренадеры и пан Дрозд. Они ворвались, и в комнатушке враз стало тесно. Потолок был высоким, как раз для моего роста, а вот о шпаге пришлось пожалеть почти сразу, размеры помещения делали метровый клинок неудобным оружием.

Голландец, толстенький, на маленьких ножках, при свечах рассматривал монеты свежей чеканки. Наверное, все шло как надо, он довольно кивал. Парика на нем не было, и лысая голова походила на облетевший одуванчик. Вот уж не знаю, каким ветром унесло его волосы.

Завидев меня, толстяк подпрыгнул с лавки как ужаленный. Подслеповатые глаза округлились, лицо побледнело.

– Что такое? – истерично крикнул он.

Видимо, слишком увлекся работой или из-за бедлама, творящегося по причине пожара, не обратил внимания на посторонний шум. Вот и попался, голубчик, аккурат на месте преступления, еще и с поличным. Мечта прокурора, и только!

Рассчитывать на чью-то помощь голландцу уже не стоило. Один из подручных лежал под дверью и не подавал признаков жизни, второй отсутствовал, и мне ужасно хотелось выяснить, где он.

– Возмездие по делам вашим, – не вдаваясь в подробности, сказал я. – Где маточники и чеканы? Отвечайте быстро…

– О чем вы говорите? Какие маточники? – начал запираться голландец, но кулак Чижикова мигом превративший нос иностранца в окровавленную кашу из мяса и костей, заставил его прекратить волынку.

Воя от боли, мастер извлек на свет божий все, что мы требовали.

– Вот и чудненько. – Я положил маточники в карман, нашарил взглядом кузнечный молот и приказал Чижикову расплющить чеканы. Гренадер поплевал на ладони, взял в руки молот и в два удара привел главную ценность фальшивомонетчиков в негодность.

Так, с первым делом покончено, теперь начинается самое неприятное. Я нервно сглотнул. Ужасно хотелось оттянуть неминуемое, но я не имел на то ни малейшего права. Каждая секунда задержки могла привести нас к фатальным последствиям.

Зато ребята мои держались молодцом. Карл устраивал поудобнее бочонки с порохом, Чижиков доламывал станок, пан Дрозд оставался наблюдателем, посматривал в окно, следя за улицей и брошенными без охраны лошадьми.

– Где второй помощник? – спросил я.

– На пожаре. Я велел ему помочь жителем, – прижимая к носу шелковый платок, ответил голландец.

Я поджал нижнюю губу.

– Его счастье.

Пан Дрозд оторвался от оконца.

– Барон, заканчивайте. Сюда валит толпа. Через минуту-две здесь будет многолюдно.

– Хорошо, – кивнул я. – Михай, приступай.

Поляк с кривым, похожим на турецкий ятаган кинжалом шагнул к голландцу. Тот затрясся мелкой дрожью, упал на колени, испуганно спросил:

– Герр офицер, что вы собираетесь со мной сделать?

Голландец, шестым чувством определив во мне военного, пытался вымолить пощаду, не зная, что все его усилия тщетны. Я был не вправе оставить его в живых, иначе вся наша поездка теряла смысл, история с изготовлением фальшивых денег могла повториться снова и снова. Ушаков нас не простит… а вот смогу ли я простить себя за то, что сейчас произойдет?

Стало грустно и противно. Все же человек – не скотина, чтобы вот так расставаться с жизнью. Я отвернулся. Нет, не могу на это смотреть, это выше моих сил. С трудом проглотил комок вязкой и неприятной на вкус слюны.

Хоть я давно не боюсь смерти и привык ко многим неприятным вещам, все равно бойня, пускай даже справедливая, вызывает во мне ощущение подлости. Наверное, сцену казни можно было бы обставить как в фильмах, сделать хоть какое-то подобие законности: зачитать приговор, сослаться на авторитеты и законы, прежде чем привести его в исполнение, но тратить время, которого в обрез, таким образом – дорогое удовольствие. Я уставился на бревенчатые стены и, закусив губы, ждал. Тихий хрип, переходящий в бульканье, осторожный звук опускающегося тела, шипение, будто из проколотой шины.