Читать книгу "Рыбки в пятнах света - Рику Онда"

и, видимо, у нее не оставалось другого выхода, как сдать Аки в чужие руки.

Память – вещь сугубо индивидуальная.

У меня есть приятель, утверждающий, что четко помнит последовательность событий в своей жизни с двухлетнего возраста. Поверить в такое трудно. А есть другой, который говорит, что почти ничего не помнит о годах, когда он учился в начальных классах. Тоже сомневаюсь, что это возможно.

Себя я считаю обычным в этом смысле. Что было в детском саду и тем более до него, помню очень смутно. Отдельные воспоминания начали выстраиваться в цепочки, уже когда я пошел в школу.

Честно говоря, я не чувствовал, что у меня где-то есть сестра или брат.

Хотя, если подумать, в памяти осталось ощущение, будто в доме в моем раннем детстве был еще какой-то ребенок, но вырос я один и, достигнув возраста, когда уже начал что-то понимать, решил, что это был кто-то из соседских детей.

То же самое было с Тиаки. Как и я, она считала себя единственным ребенком.

* * *

В моей памяти осталось только, как скрипели ее сабо.

Когда я рассказал об этом Тиаки, она сделала недоверчивое лицо.

– Ну надо же! А я совсем этого не помню.

– По этому скрипу родители сразу могут понять, где ребенок, куда он побежал, – говорил я ей. – Ты была страшная непоседа, все время носилась туда-сюда, и я запомнил этот звук. А сабо были розовые, на толстой подошве.

Тиаки ничего не помнила. По словам матери, с нее глаз нельзя было спускать, потому что она в любой момент могла пропасть из виду. Ищи ее потом. Увидев что-то интересное, девочка так увлекалась, что забывала обо всем.

А Тиаки обо мне говорила, что я был плакса.

Когда я начинал возражать, она насмешливо улыбалась и заявляла, что лицо у меня всегда было красное и стоило чему-то не понравиться, как я валился на пол и устраивал истерику со слезами.

Как только она начинала об этом разговор, я очень смущался и отворачивался.

Получается, я сам себя как следует не знаю.

Перед тем как я пошел в школу, мама вышла замуж второй раз.

К новому отцу я привык довольно легко. Его появление не доставило мне неудобств, ведь настоящего отца я в лицо не помнил. Не было даже фотографии. Я долго думал, что отчим и есть мой настоящий отец. Даже когда я узнал, что между нами нет кровного родства, он остался для меня единственным отцом. Тем более что фамилия у него по случайности оказалась та же – Такахаси. Иногда я задаю себе вопрос: а не вышла ли мама за него просто из-за фамилии?

Спросив у Тиаки, когда она поняла, что она приемная дочь, точного ответа я не получил. Сестра сказала, что всегда об этом знала, даже когда была совсем маленькой. У нее было смутное ощущение, что ее прежняя семья по какой-то причине отличается от новой семьи, в которой она оказалась. При этом Тиаки не чувствовала себя у приемных родителей менее желанной. Они ей всё правильно объяснили, и к подростковому возрасту она уже во всем разобралась и успокоилась.

Я встречался с родителями Тиаки. Обходительные, хорошие люди. Очень хорошо ко мне относятся. Тиаки росла немного замкнутой, но они воспринимали это с полным пониманием, и их объятия были всегда открыты для нее.

Почему мама отдала дочь приемным родителям – вопрос сложный.

Она об этом говорила редко, но как-то раз обмолвилась, что не должна была этого делать, что хотела вырастить нас обоих, как бы тяжело ей ни приходилось. То есть она очень сожалела о том своем решении.

Мама переживала и еще об одном поступке.

Я узнал об этом, уже достигнув совершеннолетия[6].

Дело в том, что отец не знал о нашем с Тиаки существовании.

Мама не любила говорить о прошлом, поэтому прошло много времени, прежде чем я смог разобраться в ситуации.

Если коротко, отец не знал о беременности мамы, когда они расставались.

Отец по своей природе был свободным человеком и не хотел ничем себя связывать. Он женился с мыслью, что семейная жизнь остепенит его, но ничего не вышло. Он родился странником и не собирался засиживаться на одном месте. Его жизнь напоминала полет воздушного змея, у которого оборвалась удерживавшая его нить. Застать его дома было трудно.

Таким я себе его и представлял, своего отца. Бродягой, одиночкой, шагающим по сельским дорогам с рюкзаком за спиной и наслаждающимся окрестными пейзажами.

* * *

Мама – человек бескомпромиссный и упрямый.

Наверное, она захотела расстаться с ним, потому что не могла выносить состояние неопределенности, и раз решение было принято, у нее и в мыслях не было попытаться удержать мужа, сказав, что у них будет ребенок. В итоге мама так и не сообщила отцу о нашем рождении.

После развода они больше ни разу не встре-чались.

С отцом и до развода было трудно связаться, а уж после развода он и подавно выпал из поля зрения. Мама вручила ему документы о разводе, только когда он появился дома для лечения полученной где-то травмы, а получила в подписанном виде спустя полгода с лишним, после того как он опять куда-то уехал.

Об этом я узнал от мамы, когда поступил в университет.

К тому времени я уже увиделся с Тиаки, и мы стали общаться.

* * *

– Я? – По ее лицу пробегает усмешка. И я вижу в ее глазах еще гнев и печаль. – То есть это я его убила? Ты так думаешь?

Эмоции переполняют ее. Это ясно по голосу, но разобраться в них трудно.

На уровне подсознания мы пытаемся понять, что друг у друга на душе. Словно протягиваем щупальца, пытаясь высосать какие-то мысли. Кто мы? Друзья? Коллеги? Любовники?

Но что она чувствует сейчас, что у нее в голове? Не знаю. Осуждение? Враждебность? Глубокое недоверие?

А в голове у меня все тот же образ:

Женщина сидит на корточках, быстро водит руками в траве и связывает ее как-то…

– Значит, не ты? – ледяным тоном говорю я.

Она отвечает с кривой усмешкой:

– А я-то думала, это ты, Хиро.

– Я?! Почему?

Она делает паузу, будто задумавшись, и слабо улыбается:

– Не так сказала. Я имела в виду, что была бы не против, если бы ты это сделал.

Не ожидая такого ответа, я рассмеялся.

Смех получился громким и беззаботным.

Теперь уже она смотрит на меня с недоумением.

– Что смешного?

– Я просто