Читать книгу "От «Я» к «МЫ». Как быть по-настоящему вместе - Терренс Рил"

вам говорить, но дело тут не в точности формулировок и уж точно не в том, как вы себя показали во всей этой истории. Стэн, сейчас все дело в Люси, в ее чувствах, в ее реальности, в ее субъективном опыте. В настоящий момент, прямо сейчас, спросите себя, чего вам больше хочется — доказать, что вы правы, и выиграть спор или помириться с женой и помочь ей почувствовать себя лучше?

— В смысле? — спрашивает он несмело, но внимательно слушает, что я скажу.

— У меня припасена на такой случай реплика на десять тысяч долларов. Готовы, Стэн?

Он кивает.

Я обращаюсь к Люси, изображая Стэна. Первым делом я смягчаю выражение лица и голос.

— Родная, — нежно говорю я, — прости меня за то, что тебе так плохо. Я не хотел, чтобы ты так себя чувствовала. Что я могу сказать или сделать сейчас, чтобы тебе стало легче?

Потом я поворачиваюсь к Стэну.

— «Прости меня за то, что тебе так плохо», — повторяю я. — «Что я могу сказать или сделать сейчас, чтобы тебе стало легче?» Зарубите это себе на носу, — говорю я ему. — Наклейте на зеркало, чтобы читать каждое утро, пока бреетесь.

Стэн ничего не говорит, а просто сидит тихо и переваривает услышанное. Люси рядом с ним плачет.

— Если бы эти слезы могли говорить, что они сказали бы? — спрашиваю я, повернувшись к ней.

— Просто… — Она запинается. — Просто…

Ничего, что она на миг утратила дар речи. Я знаю, почему она плачет. Она силком затащила мужа к трем терапевтам до меня, и никто из них не стал с ним бороться. Она плачет от облегчения.

Да, Стэн на грани развода, но он не плохой человек. То, что он так яростно отстаивал, то, за что чувствовал обиду, было, в сущности, ощущение собственной правоты — в линейном, индивидуалистическом, ньютоновском мире, в котором все мы живем. Но чтобы сохранять эмоциональное присутствие в жизни жены, ему нужно всего-­навсего отказаться от привычного мировоззрения и принять совершенно иную парадигму. Понимаете, клиентки тащат ко мне своих партнеров не потому, что хотят наладить коммуникацию, хотя многие поначалу именно так и говорят, и не для того, чтобы разрешить тот или иной конфликт. Женщины вроде Люси ведут ко мне мужчин вроде Стэна, чтобы я научил их, как быть в отношениях.

На самом деле Люси хочет получить совершенно другого Стэна — и не меньше. Многие семейные терапевты пугаются настолько честолюбивых упований, но мы, специалисты по RLT, только радуемся.

— У меня тут клиника по трансплантации личности, — говорю я Люси, а потом поворачиваюсь к Стэну. — Хотите попробовать?

— То есть? — Стэн явно пугается.

Я улыбаюсь.

— Посмотрите сейчас на свою жену и скажите что-нибудь, что исходит из самого сердца, — подсказываю я, во­одушевляя и подталкивая Стэна к действию, и он, представьте себе, слушается.

— Люси. — Он берет ее за руку. — Послушай, прости. Прости меня за то, что в тот день чувствовала себя такой брошенной.

— Еще вам жаль, что вы ее не слушали, — добавляю я.

— Жаль, — соглашается Стэн. — Честно. Мне надо было лучше тебя слушать. — Он смотрит в залитое слезами лицо жены.

— Хотите, этот человек обнимет вас? — спрашиваю я, и она бросается вперед, протягивая к нему руки.

— Не спешите, — говорю я, когда Стэн нежно укачивает ее. — Не жалейте времени. * * *

Упорное стремление Стэна «во всем разобраться», исполненное благих намерений, но ошибочное по сути, лишило обоих супругов возможности пережить моменты вроде того, что случился у них сейчас, в моем кабинете, — момента воссоединения. Думаю, все пары, которые я наблюдаю в остром кризисе, подобно Стэну и Люси, нуждаются в механизме коррекции. Они понимают, что важно ничего не заметать под ковер, более того, полны решимости найти выход. Беда в том, что их модель поиска выхода — это попытки прийти к соглашению, сформулировать один-единственный верный ответ, вместе встать на одну току зрения. Это распространенное, страстное и вполне понятное желание. Увы, у большинства партнеров единственная верная версия событий — это, как бы так выразиться, моя, и упрямый парт­нер думает то же самое о своей. Парадокс в том, что выход можно найти, только отказавшись от этой мечты, смирившись с тем, что вы с партнером никогда не будете смотреть на все одинаково.

Да и не нужно. У вас может быть разное восприятие реальности, которое, в свою очередь, запустит у каждого из вас свой набор эмоций. Когда Стэн прекратил обороняться и вместо этого стал залечивать раненые чувства жены, она ощутила, что ее выслушали, через пропасть перед ними лег мостик и все снова смогли дышать спокойно. Этот момент заставляет задуматься об одном важном обстоятельстве. Отношенческий подход не предполагает, что вы смотрите на все одними и теми же глазами, думаете одни и те же мысли и ощущаете одни и те же эмоции. Отношения — не растворение, при котором исчезают все границы. Напротив, отношенческий подход требует наличия «Я». Но это такое «Я», которое укоренено в широком контексте «Мы». Признав, что у Люси своя законная версия реальности, отличающаяся от версии Стэна, я на самом деле призываю Стэна отлепиться, стать отдельным от Люси, но это разделение должно произойти в границах их брака.

Я бы хотел, чтобы все мы признали, что переход из индивидуалистического линейного мира [39] в объемный мир отношений — это настоящая трансформация. Когда клиенты учатся думать и вести себя с точки зрения отношений, их характер и уровень эмоционального развития улучшаются — причем часто взлетают до небес. Они все больше и больше начинают жить, исходя из Мудрого Взрослого, ведомые правым полушарием и под руководством префронтальной коры. Проще говоря, научившись думать и действовать с точки зрения отношений, мы резко взрослеем. Стив. «Я все правильно понял, доктор?»

Стив — высокий, чернокожий, слегка за сорок — в самом начале нашей работы предупреждает, что он «личность типа три А» — одной А ему недостаточно, сообщает он мне. И в самом деле, он похож на этакого капитана Вселенная, который держит руку на пульсе всего мироздания. Красивый, умный, спортивный, он ходил во все нужные школы и университеты, добился сказочного успеха в финансовой сфере, уже богат по стандартам большинства людей — а ему всего-то слегка за сорок, так что впереди у него большое будущее.

Кроме того, у него двое сыновей — восьмилетние разнояйцовые близнецы с синдромом Мартина-­Белл, оба с тяжелой задержкой развития. Очаровательные мальчишки с золотым сердцем, все их обожают и готовы зацеловать — все, кроме Стива. На одной сессии он твердо, хотя и со стыдом сообщает мне, что никогда никому в этом не признавался, кроме своего терапевта, но на самом деле он испытывает к этим детям только одно чувство — ненависть. Они пятно на его безупречном резюме, грозный знак свыше. Чем он заслужил такое?..

Когда я все это слушаю, мне приходит в голову, что мы со Стивом, пожалуй, должны поработать над его способностью к эмпатии. И так мы и делаем. Я принимаюсь учить Стива практике, которую несколько игриво называю корректирующей эмпатией.

— Я хочу, чтобы вы, прежде чем открыть рот, останавливались и задумывались, — говорю я ему. — Спросите себя: «Какие чувства вызовет у собеседника то, что я собираюсь сказать?»

Недели через три после начала упражнений Стив врывается ко мне в кабинет с широченной улыбкой.

— Доктор! Эта ваша эмпатия — вещь! — Он показывает мне два больших пальца.

— Отлично, — говорю я. — Вижу, вам есть чем поделиться. Рассказывайте.

— В прошлую субботу я взял одного из мальчиков на бейсбол.