Читать книгу "Иван Тигров - Николай Владимирович Богданов"

с большим мешком, с большим… с большим и полным картошки!

– Да? – Мама тревожно оглядела комнату. – А взял ли он мешок, Алёша?

– Взял, взял, я сам видел… И оделся похуже, это ведь далеко, там уже рядом окопы… И ямы. Полная яма огородной картошки!

– Зачем же ты отпустил его, Алёша?

– Так ведь же обещал вернуться!

– И он отдал тебе хлеб? И карточки до конца месяца?

– Да, вот они, велел получать и кушать, а он там у родственников покормится. Картошкой. Ему же нужно будет отдохнуть перед дальней дорогой. Ну что ты, мама?

– Давай, Алёша, помолчим.

– Ты думаешь, он пошел умирать на кладбище? Чтобы не быть людям в тягость? Нет, мама, нет!

– Помолчим.

– Но он же обещал вернуться… А хорошее пальто набросил на меня, чтобы мне было теплее!.. Нет, мама… Он не мог обмануть меня!

– Нет, конечно, Алёша… Он старый коммунист… Мы будем ждать его. Мы должны жить и крепиться. Мы не должны умирать, Алёша! Столько людей отдали за нас свои жизни, что мы обязаны крепиться и победить… Победить!

Мать и сын долго молчали.

А потом они обедали и сразу ужинали, заправив кипяток лавровым листом. По запаху это был почти суп. Они ели его ложками, налив в тарелки. И несли ко рту, подставив ломтики хлеба. Когда на хлеб капало, хлеб пропитывался тоже запахом настоящего супа. Это было так вкусно! Мама, как всегда, пыталась обмануть сына, подсунуть ему кусочек хлеба побольше. Но Алёша бдителен. Он разгадывает ее «военные хитрости» и не ошибается, сортируя маленькие квадратики, на которые они разрезают паек.

Сегодня уже подвезли муку по «Дороге жизни», по льду Ладоги. Был туман, и немецкие летчики не смогли помешать нашим автоколоннам. И завтра, глядишь, они пробьются, и можно будет вот так же есть не пустой обед и ужин, а с хлебом, с настоящим хлебом!

И сын и мать, полные надежд, укладываются спать вместе, чтобы согревать друг друга. Они вдоволь насмотрелись на огонь. Закрыли печь. Прежде чем заснуть, они еще долго говорят не наговорятся. Алёша рассказывает, как снова его разбудил утром веселый горнист.

– Он так хорошо трубил, мама, так громко. Ты не бойся, он и завтра придет и разбудит. Я знаю. Ему ничего не сделается. Он такой здоровый паренек из пригорода… Он жив, и я буду жить!

– Такой беленький, да? – говорит мама. – Кажется, я его видела вчера.

– Нет, он смугловатый.

– Ага, с голубыми большущими глазами, ну да, я же с ним встретилась в воскресенье, собирая обломки мебели на дрова…

– Да нет же, мама, глаза у него как раз карие.

– Ну а мне показалось…

– Конечно, ты его видела издалека, а я смотрел прямо ему в глаза, когда передавал горн, как ослабевший более сильному…

– Правильно, правильно, он сильный, на нем матросский бушлат…

– И вовсе и не бушлат, а полушубок.

И вдруг они засыпают, не успев уточнить, как выглядит горнист.

Он жив, здоров, каким бы он ни был, голубоглазым или кареоким, главное, что трубил он в горн, призывно поднимая ребят на борьбу за жизнь.

И каждый раз, пробуждаясь, Алёша улыбкой ранил себе губы, они трескались, пересохнув от недостатка питания.

«Жив горнист! Значит, и я проживу!»

Так продолжалось много-много дней. Пока наконец не пришла весна и все, кто уцелел, вышли на улицы. И вышел Алёша с семенами, сбереженными им для посева. И взрослые, и дети чистили, убирали улицы, вскапывали каждый клочок земли. Семена были нужны, как вода и воздух.

Каждому пакетику люди радовались. Алёшу хотели ребята качать, да не хватило сил. Преодолевая усталость, он бросился навстречу горнисту, как только завидел его с медной трубой в руках. Обнял, подкравшись сзади, и удивился, что он так худ. Закрыл ему глаза ладонями:

– Угадай кто? Не узнаёшь, это же я, Алёша!

– Какой Алёша? Пусти!

– Спасибо тебе! Спасибо, друг! Если бы не ты, я бы, пожалуй, умер! Как ты здо́рово трубил каждое утро побудку! И откуда у тебя нашлось столько силы?! Я едва по комнате передвигался… А ты чуть не по всему городу… Я слышал, как ты играл и на нашей улице, и дальше, и еще дальше… Ну, ты просто железный какой-то! Ну, разве не помнишь? Ты же принял от меня горн тогда, зимой.

Поняв, что горнист не может угадать его, Алёша разомкнул руки и заглянул ему в лицо.

И отшатнулся: перед ним стоял совсем другой мальчик, не тот, которому он передал горн, а синеглазый, узколицый, бледный. Совсем другой.

– А где же тот мальчишка, который из пригорода? Вася?

– Не знаю, – сказал синеглазый, – мне передал горн мальчишка с нашего двора, Аркадий.

– А ему кто?

– Одна девочка из дома напротив…

– А ей кто?

Оказывается, ходил и трубил не один горнист и не два, а много-много мальчиков и девочек. Они сменялись, передавая горн из ослабевших рук в более сильные. Многие умирали, но горн жил. Он играл, играл, звучал непрерывно, помогая всем ленинградским ребятам стойко переносить беду.

И вот всем уцелевшим светит солнце. Они будут жить. А их враги утекли, как растаявший снег в половодье.

А бессмертные наши горнисты, послушай, они и сейчас по утрам звонко играют побудку!

Что случилось с Николенко

Наш суровый командир любил пошутить. Когда на фронт явились летчики, недавно окончившие военную школу, он, рассказав им, в какой боевой полк они прибыли, вдруг спросил:

– А летать вы умеете?

Молодые авиаторы почувствовали себя неловко. Как ответить на такой вопрос – ведь они только и делали, что учились летать. И научились. Поэтому их и прислали бить фашистов в воздухе. И вдруг один летчик громко сказал:

– Я умею!

Командир поднял брови: «Ишь ты какой! Не сказал – мы умеем».

– Два шага вперед!.. Ваша фамилия?

– Младший лейтенант Николенко! – представился молодой летчик уверенным баском.

– Ну, раз летать умеете, покажите свое умение, – сказал с усмешкой командир. – Обязанности ведомого в воздухе знаете?

– Следовать за ведущим, прикрывая его сзади.

– Точно. Вот вы и следуйте за мной. Я ведущий, вы ведомый.

И с этими словами они направились к самолетам. Старый летчик шел и все усмехался: не так это просто следовать за ним, мастером высшего пилотажа, если он захочет оконфузить ведомого и уйти от него.

– Полетим в паре, я буду маневрировать так, как приходится это делать в настоящем воздушном бою с истребителями, а вы держитесь за мой хвост, – сказал командир, как бы предупреждая: «Держи, мол, ухо востро».

И вот два «ястребка» в воздухе. Десятки глаз наблюдают за ними с аэродрома. Волнуется молодежь: ведь это испытание не одному Николенко…

Старый истребитель, сбивший немало фашистских асов, вначале выполнил крутую горку, затем переворот. После пикирования – снова горка, переворот, крутое пикирование, косая петля, на выводе – крутой вираж. Еще и еще каскад стремительных фигур высшего пилотажа, на которые смотреть – и то голова кружится!

Но сколько ни старался