Читать книгу "Олимп, штат Техас - Стейси Суон"

Юна, чтобы выгадать минутку, подходит к загону. Коул становится рядом, совсем близко, смотрит на коров. Мимолетная неловкость превращается в уютное молчание. Юна поворачивается к Коулу, видит, что он напялил соломенную шляпу, смеется.

Коул все наблюдает за коровами.

— Знаю, знаю. Ветеринарам не положено носить соломенные шляпы. Даже в сороковые годы ветеринары не носили соломенных шляп. Но я из Вермонта, и для моих вязаных шапок тут жарковато. А ковбойскую шляпу я купить не могу. Это как во Франции покупать берет.

— А ходить с голой головой?

— Только не лысому, который работает на солнцепеке.

Юна, вопреки самой себе, умиляется. В ее доме самокритики не услышишь.

— Бейсболка? — предлагает она. — Их в Вермонте носят.

— Терпеть не могу бейсбол.

— Вряд ли между ними обязательно усматривать связь.

— Я его просто очень сильно ненавижу.

— По крайней мере, шляпа у вас соломенная, не фетровая. А то было бы совсем смешно. — Юна давит желание сорвать шляпу с его головы и водрузить на собственную.

— Мы закончили оценивать мои понятия о моде? Предлагаю перейти к предмету, в котором я несколько более компетентен.

Вдвоем, используя корм, чтобы отвлечь мамаш, они загоняют пятнадцать бычков в небольшой загон. Юна берет первого и, не дожидаясь ветеринара, склоняется над ним, хватает за переднюю ногу и за бедро, впечатывает в бок колено. Теленок, почти не сопротивляясь, хлопается на землю. Она тихо его похваливает, удерживая на месте.

— С компетентностью и у вас, похоже, все в порядке, — замечает Коул, опуская ведро с водой на землю. Устраивается позади теленка. — Может, расскажете мне про утренний выплеск тестостерона? Этому парнишке не повредит история о мужских излишествах, которым ему, увы, уже не предаваться. — Он почесывает теленку бок и только потом склоняется над его мошонкой.

Юне, к собственному удивлению, действительно хочется поведать ему историю.

— Дело в том, что Геп — тот, который с кувалдой, увидел Марча впервые за два с лишним года. Впервые после того, как застукал в постели со своей женой. Я с Марчем с тех пор тоже не разговаривала. — Она ждет, что он изумится и прервет свое занятие, но Коул полностью сосредоточился на теленке.

Он говорит:

— И как вы относитесь к его возвращению?

— Как мать Гепа, я считаю, что мне положено на него сердиться. И я на него действительно сержусь. Как мать Марча, я испытываю чувство вины за собственное желание, чтобы Марч исчез с лица земли.

— Вполне естественное желание.

— Да, хорошая мать станет защищать обиженного сына, даже если ей придется через боль услать другого сына прочь. Но что, если я услала его и ради самой себя, чтобы не бороться с совершенно нематеринскими чувствами в отношении собственного сына? Это уже далеко не так естественно.

Коул делает надрез, теленок возмущенно мычит. Коул вытаскивает из ведра с дезинфекцией эмаскулятор — самое подходящее название, — опускает туда щипцы. Действует он проворно, ловко перерезает семенной канатик, а Юна поглаживает теленка по шее, думая о том, как это приятно — вслух высказать свои чувства кому-то, кроме Питера. Муж отмахнулся бы от ее забот, сказал бы: да знаю я, ты их обоих любишь.

Закончив и смазав ранку йодом, Коул говорит:

— Наши реакции на большинство событий куда менее внятные, чем нам самим кажется. Они совершенно необязательно исключительно положительные или отрицательные. Они такие, какие есть. Как я понял, Марч очень скверно поступил с братом. Это его, не ваша вина.

Комок, который стоял у Юны в горле с утреннего телефонного звонка, слегка размягчается, провисает. Они выпускают первого теленка, переходят к следующему.

— А какое у Гепа полное имя?

Юна уже много лет об этом не вспоминала. Они всей семьей смотрели «Белоснежку и семь гномов». Тее было семь, Гепу — пять, Марчу — три. Мальчикам очень понравилось, а Тея пожаловалась, что имена у гномов скучные. Ворчун ворчливый, Соня сонный. Заметила, что лучше бы им имена какие-нибудь в рифму: «Например, Пит-Гепатит. Он же у нас вечно грустный, будто болеет». Юна рассказала об этом Коулу.

— Его зовут Питер, как и моего мужа, но прозвище пристало.

— А Геп действительно всегда был грустным?

— Я бы сказала, скорее чувствительным. Он даже в детстве все ощущал тоньше, чем брат с сестрой. Это свойство редко сочетается с беззаботностью.

Они продолжают — перерезают семенные канатики, в промежутках беседуют. Закончили только с семью телятами, и поднялся ветер. Обволакивающий покой пухлых сероватых облаков и относительную тишину тут же сдуло.

— Гроза будет, — замечает Юна. — Даже и до полудня не подождет.

Она выпускает теленка, смотрит, как он скачет к изгороди, ищет мать.

Коул говорит:

— Чую, что приближается.

В небе к серому добавилось черное, ветер налетает, вихрится, гоняет кругами верхушки деревьев на закраине выпаса. Листья отрываются от веток, чтобы полетать по ветру. Плотная компактная туча внезапно светлеет — молнию сквозь ее толщу не видно. Долгая пауза, потом раскат грома.

— Закончим завтра, в то же время? — предлагает Коул. — Боюсь, днем я занят.

— Хорошо, завтра. — Юна помогает ему продезинфицировать инструменты, отнести их обратно в кузов; пошарив в неопрятной куче, он находит брезент.

— Только не говорите, что приехали из Вермонта в таком бардаке.

— Всего лишь пять дней беспорядка. — Он с хлопком разворачивает брезент, она помогает его натянуть. — К завтрашнему дню все приберу, если вас смущает.

— Я не хотела осуждать. Просто у меня особое отношение к хламу.

— Какое именно?

Юна открывает рот, чтобы объяснить, но над головой у нее рокочет гром.

— Покормлю вас ранним обедом и все расскажу? — Она задала вопрос, сама того не поняв. Если бы подумала, вовремя бы остановилась. Но если в доме будет гость, Питер вряд ли станет ворчать из-за отсутствия Марча, из-за того, что она не позвонила ему и не рассказала про утренние события.

Так что Коул отвозит ее домой, она достает остатки вчерашнего ужина, разогревает в микроволновке пюре, подает холодную жареную курятину, делает салат и рассказывает про отцовский продуктовый магазинчик и бензозаправку в семи километрах к северу от Олимпа. Когда бывали скидки, отец закупался впрок, товар заползал в дом по соседству, превращая его в склад. Даже ее спальня была забита консервными банками и отрезами ткани. Стопки накренялись, норовили упасть — у отца туго было с пространственным мышлением и умением все сложить.

Коул берет куриную ножку и заглядывает в соседние комнаты. Снова садится.

— Похоже, вы на славу освоили минимализм.

— Мне нравятся открытые пространства и полупустые полки.

Снаружи уже не только грохочет, но и идет обещанный дождь, и вместо того, чтобы повысить голос, Юна пониже наклоняется к Коулу, чтобы