Читать книгу "Маэстро - Наталья Венгерова"

у которого Мерелли о чем-то беседовал с тем самым щеголем в пурпурном камзоле, что недавно флиртовал с Джузеппиной.

Импресарио вел разговор в совершенно дружелюбной манере, но щеголь почему-то выглядел как человек, которому угрожают. Эта картина заставила Джузеппину улыбнуться и покачать головой.

– Его называют, – сказала Маргарита, проследив за взглядом Джузеппины, – властелином миланской музыки, способным вершить судьбу любого музыканта Италии.

Джузеппина усмехнулась и посмотрела на Маргариту.

– Его главная обязанность как генерального инспектора Императорского и Королевского театров – открывать дорогу молодым талантам, – ответила она.

Вечером того же дня генеральный инспектор Императорского и Королевского театров в домашнем халате сидел за небольшим столом из красного дерева в обставленной с идеальным вкусом просторной спальне Джузеппины Стреппони, курил трубку и увлеченно работал с контрактами предстоящего сезона. Полунагая Джузеппина, ничуть не менее прекрасная, чем в пышной обертке дорогих нарядов, отдыхала на шелковых простынях широкой кровати. Перебирая пальцами перламутровые бусины, она в глубокой задумчивости разглядывала браслет из речного жемчуга на своей руке. Мысли Джузеппины были где-то очень, очень далеко.

– Вынужден в который раз признать, что у тебя чрезвычайно проницательный взгляд, моя дорогая. Я подумываю о контракте с Верди еще на две оперы в следующем сезоне, – проговорил Мерелли, не отрываясь от бумаг.

– Хм… – протянула она. – Он и правда совершенно бесподобен.

Мерелли понимающе усмехнулся, выпустил пару клубов дыма и сделал несколько пометок на документах.

– Говорят, ты опекаешь его как дитя, – проговорил он, читая третий пункт контракта и хмурясь.

– Он неотесанный болван, который может убить свой неокрепший гений манерами придорожного трактира, – ответила она все так же отвлеченно, размышляя о чем-то совершенно другом, – мой долг перед искусством не допустить этого.

Мерелли усмехнулся, все еще пытаясь понять, что его смущает в третьем пункте.

– Твое горло до сих пор болит? – спросил он.

– Мне нужен отдых. Несколько дней перед премьерой. Съезжу к матери, – внимание Джузеппины полностью было сосредоточено на браслете.

– Если желаешь, езжай, – он размашисто вычеркнул несколько строк, – но я лично сопровожу тебя к доктору по возвращении.

Джузеппина перевела взгляд на своего импресарио.

– Бартоломео.

Он поднял голову. В ее глазах читалось приглашение.

– Бросай свою трубку.

Мерелли улыбнулся и приглашение принял.

Через два дня, как и обещал Верди, квартет в конец второго акта был добавлен, и финал действительно зазвучал интереснее. Репетиция прошла на редкость успешно. Заключительная ария Леоноры заслужила искренние овации труппы и музыкантов. В суете сборов по окончании рабочего дня в зал вбежал посыльный и передал Джузеппе записку. Верди пробежал глазами по листку бумаги, и его лицо стало похоже на стальную маску. Слегка дрожащей рукой он свернул листок, положил его в карман и молча вышел из зала.

Три четверти часа спустя Верди стоял перед дверью в свою спальню и не мог решиться войти. Тишина звенела в ушах до боли в висках. Три глубоких вдоха, он медленно нажал на ручку и толкнул дверь. Маргарита неподвижно стояла над колыбелью у эркера. Ее очертания утопали в кроваво-оранжевых лучах заката. Казалось, она лишь изваяние в раме окна. Джузеппе смотрел на жену и не мог заставить себя сделать шаг. Шаг в неминуемое. Шаг в нестерпимое. Шаг в неисправимое.

Стиснув зубы Верди вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Через несколько секунд тишину разорвал горький женский вой. Мучительные рыдания в агонии боли.

Глава 3

Зеленовато-серый густой туман лежал на полях вокруг ветхого загородного дома. Косые ставни, неухоженный сад, покосившийся забор. Ни одного здания на мили окрест. По размытой недавними дождями дороге подъехала карета. Извозчик спрыгнул с козел, привычным движением кинул доску к ее выходу и открыл дверцу.

Из экипажа вышла Джузеппина. Недорогой аскетичный дорожный костюм. Волосы забраны в тугой пучок. Браслет из речного жемчуга, с которым она, похоже, не расставалась, был единственным украшением. Узнать в ней оперную диву не смог бы никто. Она скорее походила на школьную учительницу или воспитанную в особой строгости дочь горожанина среднего достатка.

Извозчик поставил рядом с Джузеппиной небольшой саквояж, забрался на козлы и без лишних слов покатил дальше по дороге. Джузеппина смотрела на обвитую вьюнами кованую калитку, на видневшуюся за ней тропинку из поросших сорняками камней, на вход в дом с бронзовым быком на дверном молотке. На душе было тоскливо. Она любила этот дом, любила его обитателей, любила свои воспоминания, которые хранил каждый клочок земли за забором. Видеть, в какой унылой запущенности пребывает сейчас ее родной очаг, было пыткой. Однако не только это превращало каждый приезд Джузеппины к матери в испытание. Вот и теперь она понимала, что предстоящие два дня будут смешением радости и боли, а возвращение в Милан – очередной маленькой трагедией, которую с каждым разом все сложнее пережить. Набравшись мужества, Джузеппина глубоко вздохнула, подняла саквояж и направилась к входу.

Меньше чем через четверть часа она уже сидела за столом маленькой кухни и ела суп, медленно и без особого аппетита. Комната была обставлена более чем скромно. Мебель, занавески, посуда и прочая утварь явно служили здесь не один десяток лет. Украшениям и ненужным безделушкам внимания тут не уделялось совсем, зато за чистотой пристально следили.

Напротив Джузеппины сидела ее мать. Она смотрела на дочь спокойным, ничего не выражающим взглядом. Прожив чуть больше половины века, синьора Стреппони еще сохранила намеки на ту красоту, которой, должно быть, очаровывала в молодости, но жизненные невзгоды, пережитые за последнюю дюжину лет, пролегли глубокими морщинами на ее лице и сгорбили ее тело.

– Этого должно хватить до конца осени, – взглянула Джузеппина на большой кошелек, лежавший между ними на столе.

Синьора Стреппони едва заметно кивнула. Дверь в столовую со скрипом приоткрылась, в дверном проеме показалась юная девушка. Одного взгляда на ее прелестное лицо было достаточно, чтобы понять, что она страдает от какого-то душевного расстройства.

– Мари! – воскликнула Джузеппина и радостно улыбнулась.

Мари скорчила гримасу, как-то по-кошачьи отскочила и захлопнула за собой дверь. Джузеппина огорченно взглянула на мать.

– Как она?

– Никто особых изменений не ждет, – безразлично произнесла синьора Стреппони.

За стенкой раздался детский плач. Лицо Джузеппины наполнилось болью, она посмотрела в глаза матери, отчаянно ища в них поддержки.

– Проснулись. Иди к ним, – все так же безразлично проговорила синьора Стреппони.

Джузеппина не двинулась с места.

– Я так устала, мамочка…

Лицо синьоры Стреппони смягчилось, сочувствие и нежность тронули ее черты, но она лишь монотонно повторила:

– Иди к ним.

Джузеппина медленно встала и послушно двинулась к двери.

Отъезд в Милан, как и предрекала