Читать книгу "Земля 2252. Инкорпорация - Сергей Куц"

Но зачем здесь Воронцов?..

Глава 5

Взвод

– Так ты русский? – Слюни из пасти комендор-сержанта брызнули на лицо Ливадова.

– Нет, сэр! – прокричал Андрей. Он стоял во взводном строю.

Ливадов смотрел на покрасневшую физиономию Дюбува под широкими полями сержантской шляпы – и будто бы глядел сквозь нее, но не смел дернуться или поморщиться, чтоб хоть как-то стряхнуть с себя его слюни. Если вдруг случится чудо и Дюбува ничего не заметит, то рядом непременно окажется второй дрилл-инструктор – сержант Кларкс, и он тут же обратит внимание на рекрута. Ну а старший дрилл-инструктор комендор-сержант Дюбува не забудет тогда обратить внимание третьего дрилл-инструктора сержанта Мэда на уродливого рекрута. Чтобы после тренировки вместо пота с того вылилось три ведра кефира вперемешку с соплями.

– Но все же ты русский?

– Нет, сэр!

Ливадов научился понимать, когда комендор-сержант требует от кого-нибудь из рекрутов откликнуться на прозвище – их раздали всем без исключения в учебном взводе, – а когда играет с ним в одну и ту же игру.

– Так кто же ты? Тупой кусок пушечного мяса?

– Русский, сэр! – Андрей выкрикнул свою кличку.

Первые дни, когда Ливадов еще ничего не понимал, он просто стоял, уставившись в одну точку, рядом с ревущим, покрасневшим от натуги морпехом. Это длилось долго, по несколько минут, и до тех пор, пока Дюбува не выдыхался и не обращал взор своих маленьких злых глаз на кого-нибудь другого. Сержант орал на рекрутов едва не беспрерывно и сейчас тоже орет, разбрызгивая слюни в стомиллионный раз.

Комендор-сержант Дюбува, по прозвищу Француз, появился в жизни Ливадова после пробуждения в медбоксе и стал главной частью этой жизни. Андрей видел его после подъема, утром, в обед и вечером, а нередко и ночью. Дрилл-инструкторы жили в одной казарме с рекрутами и часто устраивали ночной подъем по тревоге.

– Не вздумай испортить мне первый день нового года! – Зак Дюбува с недобрым прищуром посмотрел на рекрута. – Отвечай! Ты Русский?

– Да, сэр!

Ливадов не переставал удивляться, как быстро, всего за две недели, научился понимать английский язык и вполне сносно говорить на нем. Курс начался тогда, в госпитале. Капрал медицинской службы корпуса морской пехоты Рона Райдел кое-как на пальцах и картинках объяснила, что надо делать, и каждый день Андрей постоянно слышал в своей гарнитуре слова и комбинации слов. Правильно подобранные сочетания быстро создали в голове минимально необходимый словарный запас и научили грамматике. Гарнитуру можно снимать только перед сном, а все остальное время она должна была быть на рекруте Андрее Ливадове.

Сержанты как будто не замечали гарнитуру, но стоило ей упасть во время забега на две мили, как возле рекрута появился взбешенный сержант Мэд и пообещал расстрелять, а потом засадить Ливадова на гауптвахту, если наушник с микрофоном еще хоть раз слетят с его тупой башки. Нацепив гарнитуру обратно и получив команду бежать, Ливадов кинулся догонять взвод, а в ушах зазвучал голос инструктора по английскому языку.

Гарнитура оживала всякий раз, когда рядом не оказывалось дрюкающего взвод дрилл-инструктора. Андрей слышал слово на русском языке и следом за ним звучало английское слово. Нужно запомнить и проговорить его в микрофон. Вечером в свободное время, когда остальные рекруты бездельничали, Андрей отправлялся в медбокс на очередной урок к симпатичному капралу. Ему завидовали и шутили, что Русский не забудет, как выглядит женщина. Андрей был полностью согласен с этим, ему нравилось общество приветливой Роны Райдел. Она хотя бы не строит из себя дрилла.

– Русский, – комендор-сержант Дюбува удовлетворенно кивнул и посмотрел через плечо Ливадова на застывшего за его спиной рекрута.

Француз сразу прозвал не понимающего «нормальный человеческий язык» рекрута Русским. Андрея считали странным дикарем из племени, о котором ничего не известно. Но кому есть дело до того, какие ублюдки бегают по Диким землям? Да еще за океаном! Никому. Зато выяснилось, что раб подходит для службы и не имеет никакого отношения к Красному сектору. Это было главное для рекрутингового отдела корпуса морской пехоты. Ливадова зачислили в учебный взвод, вживили некродот.

Капрал Райдел получила инструкции по обучению дикаря, который говорит на русском языке, а комендор-сержант Зак Дюбува прочитал в личном деле очередного рекрута из нового, только что сформированного взвода, о курсе его интенсивной языковой подготовки. На вопрос сержантов Боба Кларкса и Уолтера Мэда, на каком чертовом языке говорит это тупое дерьмо, Дюбува ответил, что на русском. С тех пор Ливадов стал Русским, что, впрочем, нисколько его не напрягало. Он даже рад – хоть какая-то связь с прошлым и напоминание о призрачной надежде добраться когда-нибудь до России этого нового мира и найти Женьку. Андрей помнил, что их похитители переговаривались по-русски.

– Снежок! – Комендор-сержант Дюбува тыкал указательным пальцем перед носом негра, которого Андрей увидел первым в медбоксе после операции по вживлению некродота. Во взводе из тридцати человек он был единственным чернокожим, что казалось Андрею довольно странным: всегда думал, что в Америке полно негров. Остальные во взводе были белыми. Разве что можно не считать таковыми пятерку типов латиноамериканской наружности, но они ведь тоже белые? Или как? А… Пофиг на них!

Старший дрилл-инструктор едва не задел пальцем ухо Ливадова, когда выбросил вперед руку, и хорошо, что не задел, – порвал бы его ногтем и не поморщился. Зато Француз орал громе обычного – по крайней мере, так казалось Андрею – и брызгал слюной тоже сильнее, чем это было в его привычке.

Дюбува кричал что-то рекруту за спиной Андрея, а тот отключил мозг, чтобы не вслушиваться в поток слов, которые Ливадова не касаются. Это он умел, научился в своей прошлой жизни, когда служил в разведроте в Дагестане. Так легче, тебя будто нет, и можно подумать о своем и даже представить нечто более прекрасное, чем комендор-сержант. Но разве может быть нечто более прекрасное, чем комендор-сержант?

Андрей мысленно усмехнулся и продолжил краем уха слушать орущего старшего дрилла – чтобы не пропустить ничего, что могло коснуться Андрея. Тогда он вновь включится на полную, а пока…

Вспомнилась улыбка капрала Роны Райдел. Она строга и серьезна, но очень мила; и уроки больше не проходят в комнате со стеклом, за которым в соседнем помещении сидит твой собеседник. Теперь капрал учит Ливадова в своем кабинете: он перестал быть непонятным дикарем, сейчас он рекрут корпуса морской пехоты и уже принес присягу. К нему успели присмотреться, да и к остальным рекрутам тоже. Целую неделю приглядывались и после убрали из учебного взвода неадекватных и слабаков, в том числе Серого, а остальных признали годными к дальнейшей подготовке. Можно, например, отправить рекрута самостоятельно из казармы в медбокс.

Отношение к рекрутам как будто улучшилось; правда, не скажешь, что взводные сержанты стали мягче, меньше орут на «тупых уродов» и забыли про черные ремешки на запястьях новобранцев. Все видели, как одному из рекрутов сожгли болью нервную систему. Он плюнул в сторону офицера, который инспектировал внешний вид нового учебного взвода, и это заметили сразу три дрилл-инструктора. Комендор-сержант доложил о проступке рекрута офицеру, и бедняге тут же преподали урок. В конце тот бился в агонии перед строем и выл, выпучив глаза, а изо рта шла пена. Это был первый и пока единственный подобный урок. В остальных случаях явное недовольство сержантов рекрутами выливалось в крик, оплеухи и дозированную боль через пластиковый браслет.