Читать книгу "Кассандра пила массандру - Дарья Симонова"

Итак, Влада не просто стала активно помогать животным, но и быстро столкнулась с тем, как непросто быть зооподвижником. Вместе с единомышленниками она соорудила в помещении чьей-то дачи — подробности Настасья уловила плохо — Дом потерянных зверей. Потерянных — потому что все собаки и кошки когда-нибудь обязательно должны найтись. Каждому положен свой хозяин, а лучше сказать, друг-человек. Такова была гуманистическая концепция звериного дома. И все бы хорошо, да только концепция требовала немалых средств для содержания братьев наших меньших. Конечно, энтузиасты постоянно взывали о помощи честной народ в соцсетях, но этого категорически не хватало — животных становилось все больше, многие из них были больны и требовали особого ухода. Неизвестно, кто был основным содержателем благотворительного дома и кто пожертвовал под него собственную дачу, но важно, что Влада Осипова в поиске материальной помощи раскрутила богатого папика — в формулировке мадам Беленсон… А потом… видимо, не в полной мере выполнила условия сделки, но, к облегчению Настасьи Кирилловны, Яна была не в курсе грязных подробностей. Главное, что девочка сильно вляпалась, а гнусный спонсор запустил в Интернет ее откровенную фотографию с недвусмысленной рекламой интимных услуг. Там даже иезуитски обыгрывалось название приюта — Дом потерянных «кошечек»…

— И вот, казалось бы, барышня легко отделалась! Если подумать, кто бы разглядел ее фотку в этих помойных потоках Интернета! — сокрушалась Яна. — Но следователь откуда-то об этом узнал и намекнул Вале, что на дщерь-зоозащитницу многовато компромата, если вспомнить о ее угрозах в адрес убитого. Что дело тянет на преступный сговор…

— Курам на смех! Ну какой преступный сговор?! Они что же, хотят Осипову вменить содержание притонов и сводничество? И эксплуатацию собственной дочери в придачу. Очередные гримасы нашего правосудия. Главное — каков мотив?! И ведь как они все быстро разнюхали! Насколько я понимаю, Помелышев умер… то есть его убили на днях!

— А черт его знает, когда он умер и сколько дней прошло. Мы и узнали-то об этом только потому, что Валентина вызвали к следователю. Боже мой, теперь у нас целых два следователя! У одного мы были свидетелями, а у другого станем подозреваемыми!

— Добрый и злой. Классика жанра. И в этой схеме особенно опасно доверять доброму, — вспомнила Настасья, как Василиус убеждал ее в этом в одной из их милых бесед. — Так все же чем я могу помочь Валентину? Поручиться за моральный облик Влады? Да и в какой форме? Ты же говоришь, что пока не предъявили никаких обвинений, только запугивают.

— За ними не заржавеет! А насчет помощи — полагаю, нас всех вызовут. Всех дольщиков. Сдается мне, они хотят это убийство на кого-то из нас повесить вопреки здравому смыслу. Ты же понимаешь, что бывших прокуроров не бывает. Они за своего пасть порвут. А заодно и свои грешки на него повесят. Но многие из наших не любят Валентина. И уверены, что он себя в обиду не даст, и защитники ему не нужны. Поэтому здравомыслящим надо выработать некую единую линию показаний. Ты-то со мной согласна?! А некоторые вообще такого наговорили… будто я притворяюсь, что вся в хлопотах, а на самом деле Валю со счетов списала, сплю и вижу, как он в тюрьму сядет, а я сама стану управдомом в нашем «Марилэнде»! Да очень-то мне нужен этот геморрой!

Настасья совершенно растерялась от наплыва угрожающих перспектив. До нее, конечно, дошло, что инициатива ее, как и положено, наказуема, и лучше бы она не открывала этот ящик Пандоры — то есть вовсе не звонила бы мадам Беленсон. Она пообещала Яне содействие, но ей совсем не хотелось с ней объединяться в чем бы то ни было. Но кое в чем она права: здравомыслящим-то пора это сделать… как пролетариям в былые годы.

Как это часто бывает, когда разговор остался не завершенным четкими договоренностями, а только лишь растревожил темные пласты неизвестностей, хотелось что-то немедленно предпринять или предотвратить. И это ощущение становилось навязчивой идеей, пускай беспредметной, но страшно беспокойной. Настасья Кирилловна страсть как хотела немедленно обсудить новости с мужем, но это было возможно лишь по его возвращении. Сказать нужно много, а объяснять все эти нагромождения по телефону бессмысленно. Шуру волновать всем этим, конечно, ни к чему. При воспоминании о дочке и о ее извечной несокрушимой иронии Настасья поймала себя на циничной мысли о том, что она скорее печется не о судьбе Валентина Осипова, а о том, не застопорится ли строительство «Марилэнда» без него. Кто еще сможет держать в хорошем тонусе эту неповоротливую строительную махину?

Устыдившись своей тайной корысти и не подыскав доверительного собеседника, Настасья решила побеседовать с цветами. Фиалку, укрывшуюся в комнате от жары, захотелось вынести на лоджию — такая здесь приятная влажная прохлада… А спатифиллум тих, прекрасен и неприхотлив и в народе не зря прозван женским счастьем, но ведь есть еще и цветок под названием «мужское счастье», а без него семья неполная…

Между прочим, Шура тоже любила в детстве разную живность приволочь домой. Так в доме появились кошка Елизавета Васильевна и пес Боцман. Целая эпоха в них… и не скажешь, что ушедшая! А каково, интересно, было Владе с таким папенькой? Взял бы он бездомное животное? Настя вдруг остро посочувствовала дочке железного Валентина. Она вполне представила его в роли кондового пуританского родителя, из тех, кого надо прочно стереть из памяти, чтобы стать счастливой женщиной.

Она усмехнулась сама себе: счастливые женщины? А бывает такое? Вырастают ли они из детей, которым привили прочный запрет на удовольствия? Ангедония — наследие советского прошлого или — копай глубже! — изгнания из рая. Принцип отложенной радости. Радоваться сейчас — как минимум недальновидно. Сделай дело — гуляй смело! Если у тебя земля, то не может не быть огорода. Как так — просто поваляться на лужайке в тени самостийного дерева, а не выращенной тобой яблони?! А если про удовольствие — то «только стоя и в гамаке», мы все помним этот анекдот, дети-солдатики с пластмассовыми сабельками…

А женское счастье… так им прежде всего жертвуют ради ценностей первого ряда, он же партер, он же бельэтаж — и далее вплоть до галерки, где оно и гнездится, сердешное. Поэтому никто толком и не знает, что это такое. Со времен Ивана Грозного женщине втолковали, что вообще-то, милая, твое счастье — это жертва. Жертва ради семьи, рода, священной войны и прочих чьих-то насущных нужд. Потребовалось четыре века, чтобы после тьмы песен, воспевающих женщину жертвующую, появилась единственная, воспевающая Эммануэль. Но львиная доля до сих пор с гневом отвергает концепцию счастья как удовольствия и наслаждения жизнью. «И я в их числе», — с честной внутренней улыбкой подумала Настасья Кирилловна.

Но есть и стихийно протестующие. Прилежные дочки, ухаживающие за бездомными животными, например. Ради благого дела себя не щадящие — не смейтесь!

Да просто отпустите девочку побегать в раю! Пока она ребенок. И тогда, быть может, она не станет жертвой.

Ух, прорвало! Настасья Кирилловна наконец отложила садовые работы, подивившись своему внезапно накатившему феминизму. Если это был он…

Вечером она с нетерпением выложила мужу свой инсайдерский улов. Илья, как и всегда, иначе видел детали, собирая из них свой геометрически строгий узор с ловкостью виртуозов кубика Рубика.